Юноша, поласкав свою лошадку, вскочил в седло.

— Бигон! Где ты? — второй раз позвал кавалер.

— Иду, иду, — ответил трус, прижимая кулак к носу.

— Что ты там делал?

— Собирал незабудки. Вы, кавалер, знаете, какой я охотник до цветов. Посмотрите, разве букет не хорош?

Бигон поднялся из-за кустов и на ходу сорвал горсть первых попавшихся трав и цветов.

— Покажите мне ваш букет, — обратился к нему юноша. — Ну, это вовсе не незабудки. Это — яскерки, и растут они на болоте и в тенистых местах.

Бигон не возражал, торопливо взлез на свою Мернотку и с удивлением присматривался к незнакомцу.

— Вы, господа, вероятно, заблудились. Эта дорога ведет только в замок Роквер.

— Как? Неужели мы не едем по дороге Обюссон? — с притворным удивлением спросил Телемак де Сент-Беат.

— Вы заблудились. Но прошу вас, не сворачивайте с этой дороги, по крайней мере, сегодня. Вы находитесь в нескольких шагах от замка Шато-Моран, и мой благородный родственник не простил бы мне, если бы я не привез вас с собой.

— Обюссон! — заворчал Бигон. — Обюссон, да ведь это место на конце света. Предчувствую, нас выгнали из Мессиака. О, Телемак! Ты даже и не подозреваешь, сколько горя причинил мне, ты жестокий и неблагоразумный господин.

Но вдруг в голове у него родилась идея, и он начал искать удобного случая передать ее Телемаку де Сент-Беату.

— Посетить барона Шато-Морана, — обратился кавалер к юноше, — я готов, но боюсь, не будет ли такой поступок нарушением приличий и деликатности?

— Нарушить приличие и деликатность, требуя гостеприимства! Но вы не знаете благородного Шато-Морана. Если бы он был извещен о вашем приезде, ручаюсь, вы бы встретили его здесь, приглашающего вас посетить его замок.

Телемак де Сент-Беат низко поклонился.

— Гость! Гость! — заворчал Бигон. — Он говорит в единственном числе, очевидно, этот юноша не считает меня за гостя.

— Граф Шато-Моран ваш родственник! — воскликнул Телемак де Сент-Беат. — А в таком случае я с удовольствием принимаю ваше приглашение.

— Очень вам благодарен за вашу любезность. Родственник мой, не говоря уже о его гостеприимстве, всегда рад гостям; этот старик искренний и любящий общество. Его дом, как и его душа, открыты всегда и для всех.

Гасконец наклонил голову и произнес в ответ:

— Я уже слыхал о графе то, что вы рассказываете. Теперь еще более мне желательно иметь честь познакомиться с ним.

Юноша, в свою очередь, поклонился и поспешил вперед на своей беленькой лошадке, показывая гостям дорогу.

Телемак де Сент-Беат и Бигон послсдовали за ним.

Менее чем за полчаса путешественники достигли замка. Ворота, как всегда, стояли настежь. Запах трав и цветов переполнял воздух.

— О, как хорошо пахнет, — заметил Бигон.

И оскалил все свои тридцать два зуба нескольким молодым поселянкам, возвращавшимся с поля. Те ответили ему смехом, достойный экс-купец развеселился и остался доволен собой. Соскользнув с седла Мернотки, он поспешил придержать стремя своему господину.

— Позвольте мне, мой сеньор, — шепнул он ему, — дать вам благоразумный совет.

— Говори, только скорее.

— Я предчувствую, что мы поехали в изгнание. Мне необходимо написать поскорее в Мессиак к дону Клавдию-Гобелету: пусть он продаст мой маленький домик при замке за шестьдесят пистолей и деньги пришлет мне. Но господин мой пусть не думает, будто я упоминаю сумму шестидесяти пистолей, чтобы припомнить те, которые мною были даны взаймы. О, сохрани меня Бог!

— Бигон! Ты глуп. Я тебе говорю, мы вернемся в Мессиак через пять дней. Или ты не веришь моему слову?

Бигон удалился, ворча.

— Этот человек хочет моей смерти. И какое познание географии: ехать в Мессиак через Обюссон! Гм! Зачем он так разъезжает, не понимаю!

Граф Шато-Моран принял кавалера Телемака де Сент-Беата со свойственной ему любезностью. Но назвав себя, прозорливый гасконец не решился с первого же раза объявлять о цели своего приезда.

— Мой дорогой гость, — отнесся к нему Шато-Моран. — Ужин будет готов через час. Не угодно ли вам будет тем временем прогуляться по парку или, еще лучше отдохнуть, вы, вероятно, утомились в дороге. Вам укажут вашу комнату.

Телемак де Сент-Беат выбрал последнее и нашел в комнате, ему отведенной, стол, уставленный фруктами и лакомствами. Он начал медленно переодеваться, раздумывая о своем положении и ожидая звонка, призывающего к ужину.

«О, здесь, очевидно, совсем не то, что в Мессиаке, — думал кавалер. — Все тут дышит весельем и зажиточностью. Дом старинный, настоящий патриархальный».

Из окна видно было, как на замковом дворе расхаживал старый граф Шато-Моран, ласково браня слуг за неисполнительность и осматривая хозяйство. Все относились к его словам с уважением, а нищие, увидя старика, без страха приблизились к нему с просьбами.

— Нет! Нет! Вы ко мне не относитесь, — крикнул он без гнева. — Вы находитесь под ведением моей дочери. Я ничего не подам, но вышлю ее к вам.

И веселым голосом Шато-Моран позвал свою дочь. Молодая девушка прибежала, держа в руках мелкие монеты, и раздала их нуждающимся с такой истинной ангельской добротой, что Телемак де Сент-Беат почувствовал слезы в глазах. Он вспомнил свою молодость, исполненную нищеты и несчастий.

С Одилией была другая девушка, но, увлеченный отцом и дочерью, гасконец почти не обратил на нее внимания.

Вскоре наступила ночь. Кто-то постучал в дверь комнаты кавалера, и молодой паж показался на пороге, объявляя ему, что его приглашают ужинать.

В зале его поразило неожиданное зрелище: огромный дубовый стол занимал всю длинную комнату и на нем стояло более ста приборов. Граф взял под руку озадаченного кавалера и провел его к верхнему концу стола, где, указав на единственное кресло, объявил: вот ваше место! Сам хозяин поместился с правой стороны, а Одилия и ее подруга сели напротив кавалера; рядом с девицами сидел серьезный и пожилой замковый капеллан. Затем из главных дверей начали входить все домашние и заняли все места вокруг стола. Прочитали молитву, и ужин начался. Рыбы и говядины было в изобилии, и все кушанья отличались хорошим приготовлением. Иначе и быть не могло в замке Шато-Моранов.

— Я поступаю, как делали мои предки, — объявил старый граф и гордо прибавил: — Ничего здесь нет покупного, говядина из моих волов, дичь из моих лесов, рыба из замковых прудов, а овощи собраны с моих огородов и полей.

Когда подали десерт, за столом остались только господа и капеллан.

Разговор скоро завязался о текущих новостях.

— Вы были на празднествах в Клермоне? — спросил граф Телемака де Сент-Беата.

— Да, я там был и даже слышал о происшествии, случившемся с графиней Одилией.

— Это приключение хотя и не имело дурных последствий, все же сделалось для меня причиной беспокойства, я никак не могу узнать, кому обязана жизнью моя дочь. Заключаю, что ее спаситель человек не только ловкий, но и чрезвычайно любезный. Что касается меня, у меня не хватило бы духу стрелять в эту проклятую лошадь, которая несла мою Одилию.

— И я бы не рискнул выстрелить, — прибавил паж со своей стороны.

— Мне известно только одно: этот человек моего роста. Не знаете ли вы его случайно, кавалер?

Телемак де Сент-Беат в смущении едва слышно произнес, что не знает имени спасшего Одилию.

— Кто бы он ни был, — продолжал старый граф, — будь он даже мой смертельный враг, я не забуду его в своих молитвах.

— Да разве у вас есть враги? Я думал, что у Шато-Моранов нет недоброжелателей? — заметил Телемак де Сент-Беат.

— Враги у меня найдутся, и даже немало.

— Личные враги?

— Личные или нет, разницы в этом нет никакой.

Телемак де Сент-Беат, пользуясь случаем, начал теоретически приводить различие между личными и родовыми врагами, причем последних характеризовал людьми, которые никакого зла нам не сделали, но мы их преследуем и ненавидим единственно потому, что так поступали с их предками наши предки.