Разорванное пополам тело нашего десантника. Похоже, прямое попадание. Вокруг — настоящая бойня. Всюду изломанные тела, оторванные конечности, выломанные трубы и кабели. Пробоины в стенах. И кровь. Похоже, у этих эльфов, как с лёгкой руки стали называть «остроухих», она тоже красная… Пустой магазин от стандартной имперской винтовки. Без особой надежды включил широкополосник, одновременно ориентируясь по планшету:

— Эй, земляки! По нам не стукните! Мы сзади вас!

Говорил на имперском. Мало ли кто там. Ответили тоже, соответственно, на нём же:

— Откуда?

— С «Бесстрашного». Третья команда! Как вы там?

— Грязно и мокро! От крови! Давят, сволочи! Вы далеко?!

— Метров пятьсот от вас, судя по звуку.

— Если можете, то прорвитесь ярусом ниже и отвлеките их! Сейчас должны ещё две команды подойти на помощь!

— Вас понял! Выполняем!

Покрутил пальцем в воздухе, указал вниз. Раз-два, готова большая дырка, бесшумно осыпавшаяся серой пылью. Снова град гранат, тяжёлые — вперёд. С ходу, огонь во все стороны. Похоже, что это кубрик экипажа. Их тут с полсотни было. Влипли бы, если бы не гранаты. А так — добили пару-тройку. Чисто. Сунулся к отдраенному выходу и тут же рухнул от страшного удара по шлему. Не возьмёшь! Падая, умудрился извернуться, чтобы лечь на бок, а палец уже давит спусковой крючок. Готов, сволочь! Ишь, зубы ощерил! Чем же это он меня, интересно?! Сам виноват, надо было «муху» запустить, микрокамеру, и спокойно оглядеться. Нет, ещё земные привычки остались. У, чертовщина… Жест, двинули… Бух! Вжжжиу! Тресь! Тресь! Так, ребята, добейте, чтобы не мучился…

Хлёсткий выстрел прекращает мучения эльфа с распоротым осколком животом.

— Эй, земляки? Как у вас там?

Соседи отвечают:

— Стало полегче. Спасибо!

И тут же ещё голос, незнакомый, но свой:

— Так, народ, что делать? Мы на пятом ярусе. Зачистили верхний сектор полностью.

Михаил ещё сообразить толком не успел, как уже ответ слышен:

— Вышел в генераторную, установил заряд. Всем, кто слышит — уходим!

— Мать!

— Доннер веттер!

— О, майн год!

Уносили ноги в темпе самбы. Быстро и весело. Назад-то легче, да и веселее. Но всё равно — «бдили». Чтобы какой-нибудь особо инициативный растяжку не поставил, или, тем паче, на станковый протонометр посреди прохода не нарваться. Но повезло. Влетели в свой штурмбот, отлепили шасси — и ходу. Доложили Тресу, тот было варежку открыл, чтобы выматериться, да как шарахнуло — даже обзорники потухли. Не выдержали фильтры. И болтанка в этот раз была не в пример больше. На этой платформе одной антиматерии почти две тысячи тонн. Достаточно, чтобы целую планетную систему в нуль превратить. В ничто. Так что заткнулся майор. Да подтверждение с разведфрегатов, что своими антеннами-щупальцами поле боя сканировали — цель номер семь уничтожена… Совсем другим тоном майор приказал возвращаться на эсминец для дозаправки, обеда и пополнения боезапаса… Бот стало швырять. Теперь, когда и топливо подходило к концу, и спасательные средства свой лимит исчерпали, автомат вёл корабль куда осторожнее. А вот огненных трасс дальше от места, где они чудеса творили, куда как больше стало. Шальные, так сказать. Так что приходилось тщательно рассчитывать курс. Но вот и знакомая тушка. Плоская, широкая, ощетинившаяся выдвинутыми посадочными доками. Главный калибр ведёт огонь, стреляя куда-то в пространство. Время от времени с направляющих срываются кассетные ракеты, несущие на себе шестьдесят четыре протонных боеголовки с самонаведением. Оружие мощное, слов нет, но… Неуклюжее. Выстреливаешь, скажем, облако обычной свинцовой дроби. Можно и железной, впрочем. Чувствительный взрыватель срабатывает, не принося никакого вреда. Да и расстреливают автоматические пушки их лихо. Но уж если попадёт — уничтожение гарантировано. Даже одна из всех — уже выгодно. Но опять же дело это редкое…

Цепочка посадочных огней, марево силового поля. На этот раз ни ударов, ни тряски. Плавно застыли на месте.

— Покинуть корабль!

Сам — последний. Вышел наружу — бойцы вповалку на полу лежат. Раскрытыми ртами воздух хватают. Да и у самого чего-то коленки задрожали. Трюмные носятся, системы закачивают, спасательные средства меняют. О! Уже спешат господа начальники! Усилием воли удержался на подкосившихся ногах, а через минуту и слабость куда-то ушла. Застыл по стойке «смирно», поедая, как положено, глазами майора. А у того глаза круглые и челюсть отвисшая…

И было с чего. Триста тысяч землян, потеряв всего около двенадцати тысяч человек, сделали невозможное с точки зрения имперского командования — вначале заставили остановиться, а потом и уничтожили ударный Республиканский флот. Потери у врага не поддавались описанию. Уцелело порядка десятка кораблей. Да и то потому, что их некому было атаковать. Просто не хватило людей. Правда, далось это репликантам нелегко. Основные потери пришлись на последние часы беспрерывного суточного боя. Когда народ уже выдохся, если говорить откровенно. Да и то, пусть и тела новенькие, и кормёжка особая, стимуляторами и витаминами напичканная, но есть предел любой химии. Десантники элементарно устали, всё чаще делали ошибки, а адмиралы императора, пребывающие в эйфории от ошеломительного успеха и уже примеряющие в мыслях новые регалии на положенные места, требовали от них всё больше и больше. Предел наступил, когда двое новоиспечённых сержантов отказались исполнять заведомо самоубийственный приказ атаковать супердредноут со своими командами. Сейчас они сидели в карцере, ожидая трибунала и последней прогулки через шлюз без скафандра. Неизвестными путями эта новость облетела флот, и десантники взволновались. Люди молча сидели по отсекам, готовые на то, чтобы подняться при известии о казни. А потом — плевать на всё. Усугубляло то, что принадлежали эти сержанты к двум самым многочисленным нациям репликантов: русским и немцам. Сержант Иван Данилович Черняховский и его коллега с германской стороны, фельдмаршал Эрвин Роммель. Такой же сержант, как и он. Они со своими командами уничтожили в общей сложности девять республиканских кораблей, причём одним из них была та самая орудийная платформа. Именно команда Черняховского прорвалась в арсенал и заложила тот заряд, превратив в прах вместе с самим кораблём ещё три близлежащих крейсера непосредственной охраны. И вдруг, на тебе. Роммель же объяснял Иванову, как отвлечь внимание противника, так что, можно сказать, что десантники «Бесстрашного» обоим жизнью обязаны. Сейчас уцелели, а тогда — как знать, может, и не получилось бы выиграть бой. Полегли в отсеках, и всё… Но тут вмешалась судьба. Кто-то там, наверху, по-видимому, рассудил, что неплохо бы было, если бы Фемида прозрела. И весы качнулись в нужную сторону…

Император с удовлетворением отбросил в сторону донесение и повернулся к адмиралу Стампу:

— Значит, эти репликанты совершили невозможное?

— Да, Ваше Величество.

Опытное ухо поднаторевшего в интригах и политических играх правителя уловило крошечную, незаметную другим, заминку. Грем насторожился, затем, нахмурившись, бросил:

— Что там у вас, адмирал? Не хотите портить сладкую кашу горькой пилюлей?

— Почти что так, Ваше Величество.

— Разрешаю. Говорите.

— Не подумайте, что я пытаюсь кого-то опорочить или свести старые счёты, но у нас назревает бунт.

— Бунт?!

Стамп покорно склонил голову.

— Да, Ваше Величество, бунт. Под конец битвы адмиралы, командующие флотом, потеряли чувство меры — и теперь двое из репликантов, получившие перед сражением полевой патент, сидят в ожидании трибунала под арестом.

— Выкладывайте всё…

Слушая офицера, Грем Злобный то краснел, то бледнел. От злости, переходящей в ненависть. От удивления подвигами, по-другому не назовёшь, репликантов. Об их самопожертвовании, военных приёмах и уловках. Об опыте земных войн, перенесённом в космос и оказавшемся неожиданно успешным. Когда адмирал закончил, император несколько мгновений сидел молча, переваривая новости и информацию, затем поднялся с трона. Стамп опешил, на его памяти такое случалось впервые. Сделав несколько шагов из стороны в сторону, заложив руки за спину, правитель глубоко вздохнул и заговорил: