II. Вселенская речь
Можно усмотреть некоторое подобие между этим и девятым трактатами, с одной стороны, и памфлетом – с другой. Они начинаются с общепризнанной истины философского порядка, самой по себе имеющей ценность, с дальнейшим переходом к выводам, касающимся морали. Здесь заслуживает внимания наличие после обширного философского развития теологического и нравственного вывода, довольно искусственно связанного с предшествующим текстом. С этого мгновения перестаешь быть уверенным в истинной теме, которой может быть или само это философское изложение, или же религиозный вывод. Трудности этого трактата усиливаются насыщенностью речи – скорее речи, чем мысли, – в философской части.
Философская проблематика занимает здесь параграфы 1-11, в 12-м имеет место переход посредством понятия бестелесного. Весь трактат разделен на две части со связкой в 12 параграфе: первая часть – размышления о физическом месте (1-II); переход – место есть в бестелесном, а бестелесное в божественном Уме (12); вторая часть – размышления о Боге-Благе-Отце (13-17). Тидманн считает, что несколько первых предложений этого трактата до нас не дошли.
Диалог Гермеса с Асклепием (до нас не дошедший).
(Название до нас не дошло) [2]
1) Гермес. Все движущееся, о Асклепий, не движимо ли оно в чем-то и чем-то?
Асклепий. Несомненно.
Гермес. Движущееся, не есть ли оно обязательно меньше, чем место движения?
Асклепий. Обязательно.
Гермес. Двигатель, не сильнее ли он, чем движимое?
Асклепий. Конечно.
Гермес. Место движения, не есть ли оно обязательно противоположной природы, чем природа движимого?
Асклепий. Да, разумеется.
2) Гермес. Этот мир так велик, что нет тел больше его.
Асклепий. Я согласен с этим.
Гермес. И он плотный, ибо он наполнен большим количеством тел или, скорее, всеми телами, которые существуют.
Асклепий. Это правда.
Гермес. Мир это тело?
Асклепий. Да, это тело.
Гермес. А подвижен ли он?
3) Асклепий. Вне сомнений.
Гермес. Каким же большим должно быть место его движения и какой природы? Разве оно не должно быть больше, чем мир, чтобы он мог в нем двигаться и не быть ни стесненным его узостью, ни остановленным в своем движении?
Асклепий. Это нечто очень большое, о Триждывеличайший.
4) Гермес. И какой природы? Природы противоположной, не правда ли, о Асклепий? А природа, противоположная телу, есть бестелесное.
Асклепий. Я согласен с этим.
Гермес. Итак, место бестелесно. Но бестелесное есть или нечто божественное, или Сам Бог. Я называю божественным не то, что сотворено, но то, что несотворенно.
5) Если бестелесное божественно, то оно обладает природой вечной сущности (усия); если же оно Бог, то оно есть нечто иное, чем сущность (Менар: выше субстанции). С другой стороны, оно познаваемо, и вот каким образом: Бог есть для нас первый предмет мысли, хотя Он и не есть предмет мысли для Себя Самого, ведь предмет мысли воспринимается органами чувств мыслящего. Таким образом, Бог не есть предмет мысли для Себя Самого, ибо в Нем мыслящий есть не что иное, как обмысливаемый предмет, так что он мыслит Сам о Себе.
6) Для нас же Он есть нечто иное, и поэтому мы Его постигаем. А если пространство есть предмет мысли, то не как Бог, но как пространство. Если даже принять его за Бога, то не как пространство, но как энергию, способную вместить в себя все [3]. Но все подвижное движется не в движимом, но в неподвижном. Движитель также неподвижен, так как он не может разделить движение движимого (Скотт: абзац испорчен).
Асклепий. Как же, о Триждывеличайший, мы видим здесь движение движимых, разделенное их движителем? Ведь ты говорил, что блуждающие шары планет движимы шаром неподвижным.
Гермес. Это не разделенное движение, но противодвижение. Эти шары движутся не в одном и том же смысле (Скотт: направлении), но в смысле противоположном. Это противостояние придает движению постоянную точку равновесия (Менар, Скотт: сопротивление),
7) поскольку сопротивление есть конец движения. Блуждающие шары звезд движимы в противоположном смысле к шарам неподвижным [4]. Их движение противоположно и приводит через сопротивление к тому, что они противостоят друг другу, и иначе быть не может [5]. Ты видишь эти две Медведицы, созвездия, которые не заходят и не восходят, вращаясь вокруг одной точки? Как ты полагаешь, подвижны они или неподвижны?
Асклепий. Они подвижны, о Триждывеличайший.
Гермес. А какое у них движение, о Асклепий?
Асклепий. Они бесконечно вращаются вокруг одной и той же точки.
Гермес. Вращение вокруг одной точки есть движение, удерживаемое неподвижностью точки. В итоге вращение препятствует удалению, удаление удерживается вращением [предложение, вероятно, искажено]. Противоположение этих двух движений порождает стойкое состояние, все время удерживаемое взаимными сопротивлениями.
8) Я приведу тебе земной пример этого, видимый невооруженным глазом. Посмотри, например, на плавание человека или животного; противодействие ног и рук делает человека неподвижным и не позволяет ему быть унесенным течением реки или утонуть.
Асклепий. Это сравнение очень ясное, о Триждывеличайший. (Скотт: текст искажен.)
Гермес. Таким образом, всякое движение порождено неподвижностью и в неподвижности. Так, движение мира и всего животного материального не приходит извне тела, но рождено изнутри наружу чем-то умопостигаемым: душою, духом или каким-либо иным бестелесным началом. Тело не может двигать то, что одушевлено, оно не может двигать даже тело неодушевленное.
9) Асклепий. Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший? Древо, камень и все прочие неодушевленные тела не двигают сами себя?
– Гермес. Разумеется, нет, о Асклепий. Не само тело, а то, что находится внутри тела движителя неодушевленного предмета, – вот общий движитель несущего тела и несомого предмета. Поэтому никогда неодушевленное тело не может двигать иное неодушевленное тело. Каждый движитель одушевлен, поскольку он производит движение. Видно также, что душа отягощена, когда ей приходится нести два предмета. Становится очевидным, что всякое движение производится чем-то и в чем-то.
10) Асклепий. Но движение должно быть осуществлено в пустоте, о Триждывеличайший.
Гермес. Не говори так, о Асклепий. Ничто сущее не пусто уже по одной причине своего существования. Во Вселенной нет пустоты. Только небытие пусто и чуждо существованию. То, что есть, не могло бы быть таким, какое оно есть, если бы оно не было преисполнено существования. То, что есть, никогда не может быть пустым.
Асклепий. То есть, нет вещей пустых, о Триждывеличайший, например, пустой вазы, пустой бочки, пустого колодца, короба и иных подобных вещей?
Гермес. Это величайшее заблуждение, о Асклепий. Ты принимаешь за пустые вещи совсем полные и совершенно заполненные.
11) Асклепий. Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший?
Гермес. Воздух – это тело?
Асклепий. Да, это тело.
Гермес. Разве это тело не проникает во все, не заполняет все, во что оно проникает? Разве каждое тело не состоит из четырех стихий? Все, что тебе кажется пустым, полно воздуха и, как следствие, четырех стихий. И наоборот, можно сказать, что то, что ты считаешь полным, есть пустое от воздуха, потому что присутствие иного тела не позволяет воздуху занять то же место. То есть предметы, которые ты называешь пустыми, в действительности следует назвать полыми, ноне пустыми, ибо они существуют и полны воздуха и духа.