Архив разведки расположен там же, в Ясеневе, на первом этаже, и ответ на любой ваш запрос поступает оттуда очень быстро, через несколько дней. Бывает, впрочем, что на нем стоит штамп «Сведений нет». Но если ответ задерживается, то это, наоборот, обнадеживает: значит, кто-то неведомый, хоть и сидящий, может быть, даже в соседнем кабинете, решает, стоит ли говорить правду об интересующем вас человеке и почему вы вообще о нем спрашиваете. Значит, выбор попал в самую точку…

Так произошло и с Сэймоном. Карточка с запросом возвратилась ко мне через две недели, но зато вся тыльная сторона ее была исписана номерами дел, в которых упоминалась фамилия моего знакомца.

Оказывается, он давно попал в поле зрения политической разведки, ибо умудрился стать ни много ни мало помощником нового министра X.! Ни в какие официальные списки аппаратчиков он не входил, а действовал как бы за кадром, что говорило о его значимости.

Как только КГБ не пытался подкатиться к нему — и через напыщенных дипломатов советского посольства, бывших кадровыми офицерами разведки, и подсылая крупных ученых-экономистов, командированных из Москвы за наш счет. Все было тщетно! Сэймон сделался очень холоден к советским людям и никому из них не позволял пригласить себя в ресторан. Он словно догадывался о том, что за непринужденной застольной беседой последует навязчиво-теплая дружба, которая как бы сама собой приведет к вербовочному предложению.

А может быть, Сэймон знал о нашем интересе к нему совершенно точно, через тайных осведомителей уже своей, японской, разведки у нас в Ясеневе.

— А вы не боитесь, что Сэймон выкинет вас из страны? — иронически кривя губы, спросил меня начальник японского отдела политической разведки.

— Надеюсь, этого не случится! — отвечал я без особой уверенности. Мне очень не хотелось поверить в то, что такой интеллигентный и общительный человек, как Сэймон, способен на столь жестокий поступок.

— Если так, то мы отдаем его вам, научно-технической разведке! Вербуйте на здоровье! — буркнул начальник, тут же углубляясь в бумаги. Я же, едва сдерживая радость, поспешил удалиться из кабинета. Ведь завербовать Сэймона могу только я!..

Трудно представить то воодушевление, с которым я писал о нем первое официальное письмо в токийскую резидентуру. Я делал это уже не от своего имени, и потому под часто употребляемыми в нем выражениями «мы считаем» или «по нашему мнению» подразумевалось мнение высшего руководства советской разведки. В конце его кратко упоминалось, что скоро в резидентуру приезжает некий молодой и весьма перспективный сотрудник, который и займется непосредственной вербовочной разработкой Сэймона… Подписал это письмо большой начальник

Прибыв в Токио, я первым делом обежал все его старинные переулки, расположенные вокруг императорского дворца, наслаждаясь той особой атмосферой, которая мне запомнилась со студенческих лет, и специфическим, характерным для этих мест запахом, в котором соединились тонкие ароматы лимона и цветущих магнолий, зеленого чая и щекочущего ноздри горячего соевого соуса. Угадывались и примешанные к ним пары отличного чистого бензина, жареной рыбы и еще чего-то неуловимого, стойкого, являющего собой го самое очарование Востока, которое никому не дано понять до конца…

Здесь, в Синагаве, я никогда раньше не бывал. В старину это была глухая окраина Токио, маленький портовый поселок, продуваемый солеными морскими ветрами. И хотя в наши дни Синагава включена в центр японской столицы и в ней так же, как и на Гиндзе, мягко шуршат шины дорогих автомобилей, а на тротуарах пахнет духами, налет провинциальности ощущается и поныне. Свидетельством тому — непривычно густые, буйные заросли деревьев и кустарника вокруг старых языческих храмов, окруженных теперь со всех сторон многоэтажными жилыми домами.

На холме Синагавы возвышается большое белое здание, ничем не отличимое от других. Это — торговое представительство СССР, в глубине которого, в нескольких потайных комнатах, расположена резидентура КГБ.

Помещение ее было вначале запроектировано под квартиру: не скажешь ведь архитекторам, чтобы они предусмотрели в зарубежном представительстве социалистической Родины секретный бункер! Сейчас там, в невостребованной гостиной, отведенной под кабинет начальника, ждет меня заместитель резидента КГБ по научно-технической разведке. Зовут его Николай.

Непосвященному человеку эту комнату в торгпреда не найти никогда: вход в нее сопряжен с рядом условностей. Но и в само торгпредство тоже войти не так просто.

— Кто вы? — хмуро спросил советский привратник: у ворот, исполняя, по существу, обязанности дворника, по очереди дежурили все рядовые сотрудники торгпредства, и это обстоятельство их угнетало.

— Корреспондент ТАСС! — отвечал я, высокомерно глядя в сторону и тем давая понять, что вхожу в число особенных журналистов, которые занимаются некоей тайной работой и могут устроить любому из торгпредских сотрудников очень большую неприятность.

Привратник моментально догадался об этом, и выражение его липа смягчилось. Он молча нажал на кнопку, открывающую тяжелую стальную дверь.

Там, в полутемном тамбуре, путь мне преградила еще одна дверь, тоже железная, но привратник открыл ее теперь без напоминаний.

По лестнице я поднялся на второй этаж. По широкому коридору бродили со скучающим видом немногочисленные сотрудники торгпредства в тщательно застегнутых пиджаках. Судя по всему, делать им особенно было нечего.

В коридор выходило несколько дверей, выкрашенных в одинаковый серый цвет. Отыскав нужную дверь, я вошел в комнату, почти всегда пустовавшую Здесь располагался кабинет представителя одного из бесчисленных советских внешнеторговых объединений. Его должность с самого начала была закреплена за КГБ, и все те, кто занимал ее, сменяя друг друга в течение послевоенных десятилетий, были разведчиками и потому показывались в своем кабинете очень редко, проводя большую часть времени в резидентурах — посольской или торгпредской, расположенной, впрочем, тут же, за стенкой.

О том, что в этой комнате имеется особо секретная дверь, знали все служащие торгпредства и потому побаивались заглядывать сюда, чтобы их не заподозрили в шпионаже в пользу японцев. В то же время группы молодых мужчин из АПН, ТАСС, «Интуриста» и даже из представительства морского фи от а распахивали эту дверь не таясь и громко переговариваясь друг с другом. Все они были разведчиками.

Вход в резидентуру находился здесь же.

Там ярко горел свет и громко работало радио, чтобы заглушить разговоры.

— Тебя ждет письмо о каком-то Сэймоне! — усмехнулся Николай, приподнимаясь из-за стола и протягивая мне руку, которую я тотчас с почтением пожал. — Слыхал, слыхал я про этого Сэймона и даже знаком с ним! — невозмутимо продолжал Николай. — Познакомились на приеме у министра. Оказывается, он даже умеет изъясняться по-русски!..

Я вежливо улыбнулся, так как и не смог сразу сообразить, хорошо это или плохо с точки зрения КГБ.

— Да, человек он приятный в общении, — задумчиво продолжал между тем начальник. — Что ж, раз Центр дает тебе задание с ним встречаться, я возражать не могу. Хотя…

И как это принято в КГБ среди высоких начальников, Николай многозначительно умолк и испытующе посмотрел на меня, стараясь понять, как я закончу фразу сам.

Но ко всем этим штучкам я давно уже успел привыкнуть в Москве и потому думал сейчас о другом: как бы мне не попасть впросак при трате первый раз в жизни казенных денег.

— А сколько можно заплатить за угощение в ресторане? — осторожно спросил я. — Поймите, это моя первая оперативная встреча!

— Десять тысяч иен, — сообщил Николай. — Но можно и меньше! — закончил он, загадочно улыбнувшись.

Из этого я заключил, что к моим первым оперативным тратам будет приковано самое пристальное внимание. Начальники захотят сразу понять, склонен ли я к тому, чтобы лишний раз покутить за счет многострадального советского народа.