Иногда, подумала Лотта, он рассуждает так, словно ему отсасывают прямо сейчас, но вслух этого не произнесла, она по-своему его любила.

— Может, я согреюсь, если мы спустимся в бар, — сказала она, шаря рукой по полу в поисках трусиков.

Но внизу Лотта опять принялась переминаться с ноги на ногу. Ей казалось, что на уровне коленей отопление гостиницы просто перестает работать. Девушка-бармен уже довольно долго наблюдала за дурашливой парочкой. Мануэль столько шутил про эскимосов и способы любовных игр, когда у тебя мерзнут ноги, что молодая негритянка, смешивавшая за стойкой коктейли, улыбнулась Лотте:

— Может быть, вам принести глинтвейна, чтобы вы… Она наклонилась так, что оба смогли заглянуть в ее глубокое декольте, и сказала, что эта проблема ей знакома. Она даже придумала несколько приемов, чтобы согреться.

— Нужно ускорить кровообращение, — сказала она. — Кроме того, — в ее голосе зазвучали гортанные нотки, которые сразу же понравились Лотте, — несколько прикосновений, и все как рукой снимет. Если хотите, я могу вам показать эти приемы в вашем номере. Я скоро освобождаюсь. Такой милой паре я помогу с радостью…

Лотте почему-то сразу стало ясно, что красавица негритянка говорит не о массаже ног. Она взглянула на Мануэля и догадалась, что он тоже это понял. Иногда мозги у него работали поразительно хорошо.

Он неуверенно протянул:

— Да, если вы думаете… что ты думаешь, солнышко… ну… я думаю…

Лотта застонала. Понять-то он понял, но вот работа речевого аппарата у него оставляла желать лучшего.

— Ну конечно, — сказала она и широко улыбнулась девушке-бармену.

В темной комнате женщина задернула занавески, направила свет настольной лампы на кровать, поставила два стула у изголовья и жестом предложила Лотте поудобнее устраиваться в подушках. Они с Мануэлем сели на стулья. Негритянка взяла свечу в руки и хрипло прошептала:

— А теперь — раздевайтесь.

Голос у нее уже не был обходительным, а стал очень решительным, она почти приказывала.

Лотта, которая обычно не позволяла собой командовать, вдруг пришла от этого в восхищение. Она взглянула на Мануэля, который тоже с интересом посмотрел на нее. В конце концов они оба повиновались. Она лежала голой перед своим мужем и этой негритянкой.

— Раздвинь ноги, — сказала она, а когда Лотта послушалась, продолжила: — Ласкай себя.

Мануэль откашлялся. Он занимался с Лоттой сексом в вагоне метро между остановками, в супружеской постели своих родителей и в порнокинотеатре, где по меньшей мере один сосед Должен был что-то заподозрить. Но в такой ситуации он оказался впервые. Приказной тон чрезвычайно возбуждал Лотту.

— А ты, — Сказала негритянка Мануэлю, который беспокойно ерзал на своем стуле, — встань на колени у кровати и возьми ее ногу в ладонь.

Он упал на колени, как пастух, приносящий дары Иисусу, во время рождественской постановки. Лотта решила предоставить ему свободу действий и закрыла глаза.

— А теперь пососи ее большой палец. Сперва ты должен коснуться его дыханием. Затем Проведи по нему языком, а потом возьми его в рот и соси. Другие пальцы ты при этом должен массировать.

Лотта слегка вздрогнула, потому что ей было щекотно, но вскоре начала получать удовольствие.

— А ты ласкай свой клитор. То, что ты уже вся потекла, я и отсюда вижу.

Лотта начала кончиком пальца ласкать свою промежность, когда негритянка низким голосом спросила у Мануэля, согрелись ли пальцы. Он отрицательно покачал головой. Женщина встала со своего наблюдательного поста и подошла к нему. Она наклонила свечу, и две горячие капли воска упали на руку Мануэля. Он застонал, но не сопротивлялся. Девушка поднесла свечу к ноге Лотты и капнула горячим воском на подъем ее ноги, потом на косточку, на голень, на внутреннюю часть бедра, и в конце концов на лобок и на грудь, сперва с большого расстояния, а потом так близко, что Лотта чувствовала тепло пламени. Она Громко застонала. Женщина села рядом. Лотта замерла, почувствовав на своей руке чужую, теплую, нежную и очень уверенную. Негритянка провела пальцами по ее лобку, а потом пальцы скользнули глубже.

— Внимательно смотри, что я делаю, — прошептала женщина Мануэлю. — Смотри, как я довожу твою жену до оргазма, как мои пальцы скользят у нее между ног. — И почти милостиво: — Сейчас тоже можешь кончить.

Мануэль начал мастурбировать, уставившись остекленевшими глазами на черную руку, двигавшуюся на лобке Лотты. Он кончил с долгим стоном. Услышав это, Лотта тоже приготовилась к пику. Когда она снова открыла глаза, ей и в самом деле стало тепло. Везде.

Девушка из бара сверкнула белозубой улыбкой из рекламы.

— Вам нравится, когда вам говорят, что делать, правда?

Лотта промолчала.

— У меня есть парень, который очень хорошо в этом разбирается. Вы его вдохновите. И у него прекрасные идеи, действительно замечательные и по-настоящему эротичные. Вам понравится. Я тоже ему повинуюсь. Ну что, завтра вечером здесь?

Лотта с Мануэлем переглянулись, в их взглядах сквозило согласие.

— В девять, — сказала Лотта, и девушка ушла.

Они шли по извилистым закоулкам крошечной соседней деревни. Когда Мануэль взял чемодан у жены и протянул ей руку, Лотта поняла, почему они с Мануэлем вместе. Самым лучшим в их отношениях было понимание с первого взгляда. Вот поэтому он спокойно мог говорить, например, о северных оленях. В гостинице они сказали, что из-за работы им придется прервать медовый месяц. Слава богу, девушка из бара не повстречалась, когда они грузили багаж в автомобиль, чтобы поехать в другую деревню. Они остановились перед маленьким пансионом, в котором, казалось, было отличное отопление. Лотта прижалась к нему и сказала:

— У меня ножки мерзнут.

Мануэль улыбнулся.

— Да уж, у меня тоже иногда такое бывает.

Дорогой Карстен!

Поехать на выходные в Гельголанд — отличная идея. Настроение у меня было подавленным из-за развода. «Чувак, Нобби, да ты ж теперь свободен», — говорили мне все. Но мне это было как мертвому припарки. Чтоб жены не было дома, когда я прихожу с работы, чтобы мы вместе не смотрели телевизор, не занимались сексом… Ужасно!

Гельголанд в ноябре выглядит так, словно тут устраивает вечеринку сама смерть. Везде холодно, везде сквозит, все кажется покинутым, и туман тянется между домами. В гостиничном номере лежал список беспошлинных товаров, в котором среди прочего указывались «мертвые тушки птиц». Интересно, что они имели в виду? Дохлых чаек? Могу тебе сказать, что уже в первый день я был достаточно разочарован. Когда стемнело, я наконец взял себя в руки и прогулялся по скалам на берегу мимо маяка. Слушай, там такой шторм, что тебя практически смывает в море. Ветер настолько сильный, что перехватывает дыхание и вырывает слова прямо изо рта. Местность сверху выглядит так, что тут можно снимать «Секретные материалы». Воронки от бомб времен войны поросли травой, холмы притаились в траве, как огромные закопанные амебы, постоянно меняющие цвет от серого к зеленому, когда ветер поворачивает их ворсинки, то есть траву, в другом направлении.

Уже смеркалось, а в Гельголанде это означает непроглядную тьму: улицы почти не освещаются. Через секунду три луча света щупальцами протянулись через остров, а все освещенное ими выглядело призрачно-бледным. Поэтому, увидев Стину, я подумал, что сошел с ума, что у меня похмелье после развода или особое гельголандское воспаление мозга. Она стояла в плотном черном пальто, прямо у скал, и только когда свет маяка повернулся к ней, я увидел в темноте ее белое лицо. Вверху на скалах очень шумно, и она не слышала, как я подошел. Поэтому она так вздрогнула, когда я потянул ее за рукав. Я только хотел спросить, далеко ли отсюда до Высокой Анны, местной скалы-достопримечательности, а она так резко обернулась, словно хотела разрубить меня на части. Но услышав, что мне нужно, сразу рассмеялась, объяснила мне дорогу и посоветовала посмотреть Анну при дневном свете. Я уже был немного удивлен.