Однажды, один-единственный раз в жизни, я по уши влюбилась в такой экземпляр. У него была самая большая машина, самый громкий голос, и он все держал под контролем. Он плевал на условности, брал все, что хотел, и всегда побеждал. Писал он дальше, чем все остальные. Я любовалась им на расстоянии и готова была мгновенно выйти за него замуж. Мне тогда было три года. Ему пять. А как он набросился с лопаткой на толстого малыша в свитере, напоминавшем кольчугу, чтобы отвоевать себе качели! Это надо было видеть. И.вдруг он повернулся ко мне, взглянул в мои сияющие глаза, полные восхищения, а потом отпустил в меня смачный плевок.

К сожалению, некоторые люди учатся всю жизнь, а те, кто хочет быть настоящим мужиком, остаются на уровне развития первобытного человека. А ведь нам совсем не нужны мужчины, прорубающиеся сквозь жизнь, как Конан-варвар. Я шутя толкаю Ксавера в плечо.

— Нам нужны нежные, образованные, спокойные мужчины, которые не боятся за свою потенцию, когда их просишь вытереть посуду. Нам нужны мужчины, которые будут петь с нами в машине, которые расскажут нам, что они ощущают во время мастурбации, которые знают, как обращаться с лучшим органом своего тела, и не хватаются за него постоянно, чтобы убедиться, что они остались мужчинами. Тебе вовсе не нужно заниматься самоедством только потому, что тут ходит какая-то корова с дрожащим выменем.

Ксавер вздыхает.

— А что с тем типом, за которого ты хотела замуж?

Я его целую.

— Он в тот же день подбросил мне мертвую лягушку в коробку для бутербродов.

Юни открывает веер и начинает обмахиваться.

— Больно все это слушать, — жалобно говорит он и снова складывает веер. — Так вот, об Элизиной попке… — он жестом показывает, что мы упустили.

Следующие дни проходят в напряженной обстановке, но без особых инцидентов. Ксавер подозрительно часто закрывается в ванной, а у Паоло уже остекленевший взгляд. Однажды утром Элиза встает раньше, чем все остальные, чтобы сделать нам сюрприз и приготовить оладьи. Хотя, услышав ее шаги в гостиной, я сразу вскакиваю, но не успеваю остановить, и сквозь приоткрытую дверь в комнату Серена она видит Падди у него в кровати. Одеяло сползло, и голая, слегка загорелая попка Падди очень аппетитно смотрится на белой простыне. Я с тоской смотрю на эту картину, а потом пытаюсь успокоить Элизу.

— Падди часто напивается, приходя с дискотеки, — объясняю я. — Ты же знаешь, какие бывают диджеи. Он тогда не понимает, где он, и падает на первую попавшуюся кровать. Мы уже несколько раз устраивали сборы жильцов по этому поводу, но… — я пожимаю плечами.

Прежде чем Элиза снова начнет раздумывать об этом, я спрашиваю, как ей удалось ошибиться дверью. Она с виноватым видом указывает на кухню и бормочет что-то об оладьях. Я не могу сдержать ухмылку, когда она в развевающемся халате торопливым шагом направляется к плите, потому что, естественно, я заметила, как она поглядывала на моего викинга. Вздохнув, я закрываю дверь. Когда завтрак заканчивается и Ксавер с Элизой уходят осматривать город, настроение у меня улучшается.

Юни взял выходной и забирается ко мне в ванну. Хотя мы хотели спокойно провести утро в будуаре, нам не хватает свободного времени. Мы быстро падаем в кровать, он отлизывает мне, а я делаю ему минет, и мы с удовольствием расслабляемся в горячей воде. Паоло перенес встречу с поставщиком, он садится на краю ванны, своей влажной рукой в пене я провожу у него между ног, расстегиваю ширинку кожаных брюк и достаю его член. Паоло стонет и закрывает глаза, пальцами поигрывая моими сосками, торчащими из воды. Паоло тоже не хватает терпения, и когда я наклоняюсь и целую его яички, он кончает очень быстро и после этого выглядит так же неудовлетворенно, как и до того.

Я сочувственно треплю его по бедру, он застегивает брюки, а я опускаюсь в горячую воду. Паоло с Юни обсуждают воздержание как способ усилить страсть именно тогда, когда Элиза со скрипом открывает дверь ванной. Мы не слышали, как она вошла. Паоло мгновенно реагирует, вскакивая и заикаясь, как ему стыдно зайти в ванну, когда там «девчонки». Юни прячется в пене, прикрывая грудь руками.

— Все вон! — командую я, а сердце выпрыгивает у меня из груди.

Наконец я остаюсь с Юни одна. Нам приходится замотать его лицо полотенцем, потому что макияж гейши у него в спальне, а если Элиза увидит его ненакрашенным, то сразу же поймет, что он мужчина. Остаток дня я провожу в кровати, говоря, что у меня мигрень. Слыша, как Серен с Паоло здороваются в гостиной, вопя как неандертальцы, я прячу голову под подушку. Вообще, все ведут себя намного громче, чем обычно. Как правило, после прихода мужчин домой ранним вечером и до ужина у нас тихий час. Мы читаем с открытой дверью, возимся на кухне, занимаемся собой или слушаем тихую музыку. Только за ужином все опять оживляются, и мы рассказываем друг другу, как прошел день, или раздумываем, что будем делать завтра.

А теперь в доме постоянно хлопают двери. Звук очень грубый и неприятный, и от столь любимой нами атмосферы оазиса мало что сохранилось Мои мужчины очень несчастны, они страдают от стресса. Элизе я говорю, что у них неприятности на работе или они поссорились со своими девушками, но предгрозовую атмосферу в доме этим можно объяснить только частично. Душно, словно перед первой молнией, а когда мы проходим друг мимо друга, кажется, что вот-вот полетят искры.

Элиза это замечает. Она наблюдает за нами, но ей ничего не удается подметить. Она ничего даже не подозревает и все-таки нервничает. Чтобы развеяться, она полностью взяла под контроль кухню и щедро нас кормит. Она как раз вносит ужин, когда из своей комнаты с рассерженным видом выходит Серен и требует, чтобы я к нему зашла.

— Мало того что в окно дует, — говорит он, — мне кажется, я обнаружил там плесень. Пойдите сами посмотрите.

Вздыхая, я иду за ним. Дверь за нами захлопывается — это вполне объяснимо, если окно открыто. Серен подхватывает меня в объятия и прижимает к стене.

— София, — шепчет он, — София.

Он расстегивает мою блузку и запускает руку под юбку. Я прижимаюсь к нему, ощущая горячее дыхание на моей коже. Я хочу видеть его обнаженным, я хочу, чтобы его волосы спадали свободными волнами. Я хочу почувствовать в себе его член, почувствовать прикосновение его губ к моим. Я хочу касаться его языка и ощущать его большие руки на своих ягодицах. Я провожу рукой по его волосам, расплетая косу. Мы теряем время, потому что пряди придется заплетать, но мне это уже безразлично. Серен поднимает меня и сажает на мраморный умывальник. Ягодицами я чувствую холод камня. Он разрывает зубами упаковку презерватива, надевает его и входит в меня. Я так потекла, словно ждала этого много дней, а ведь, собственно, так оно и есть. Мы тремся друг о друга, и все заканчивается слишком быстро, как мы и ожидали и боялись.

Мы снова одеваемся, и пока я заплетаю Серену волосы, он шепотом рассказывает мне, что произошло за день. Мне так не хватает наших вечерних разговоров с ним, его рассказов о болезнях и его пациентах, его рассуждений о книгах, которые он сейчас читает. Мы смотрим на часы и еще минутку сидим обнявшись. Потом он откашливается, выпрямляется и кричит скандальным голосом:

— Плесень, это точно плесень! Я требую, чтобы вы что-то предприняли.

Скрестив руки, я выхожу из комнаты и обещаю после выходных вызвать специалиста. Говоря это, я понимаю, что через три дня Элизы тут уже не будет. Мы почти пережили пятый день ее пребывания здесь. Еще два дня, и она уедет. Я мысленно крещусь. И тут я вижу Падди, стоящего в дверном проеме. Взгляд у него обезумевший.

— Сейчас, секундочку, — улыбаюсь я Элизе, которая ждет нас к ужину. — Падди, можно тебя на минутку, — говорю я громче. — Мне хотелось бы поговорить с тобой насчет оплаты за квартиру.

Я подаю Ксаверу и Юни, которые уже сидят за столом, знак, чтобы они уже, черт подери, начинали есть, и иду за Падди в его комнату. Когда я вхожу, он уже голый. Я сразу же ложусь на ковер — кровать слишком скрипит — и раздвигаю ноги. Падди начинает мне отлизывать, но делает это совсем недолго, хотя обычно он доводит куннилингус до конца и всегда дает мне кончить, прежде чем начать меня трахать: он говорит, что полуудовлетворенные щелки трахать лучше, чем неудовлетворенные. Он ложится рядом со мной, вводит палец в мою щелку и стимулирует мне клитор, а я ласкаю его член. Так мы можем смотреть друг на друга и разговаривать.