– И ничего не видели?

– Абсолютно.

Хейс его ответы явно раздражали, и она сильнее заерзала на стуле. Ребус уселся напротив и попытался поймать ее взгляд, но Хейс уже задала свой вопрос:

– У вас были какие-нибудь конфликты с мисс Бальфур?

– А из-за чего бы нам конфликтовать, скажите на милость?

– Теперь уже не из-за чего, сэр, – холодно ответила Хейс.

Девлин смерил ее неприязненным взглядом и повернулся к Ребусу.

– Я вижу, вас заинтересовал мой стол, инспектор, – сказал он.

Ребус с удивлением обнаружил, что машинально поглаживает кончиками пальцев чуть шероховатую столешницу.

– Начало девятнадцатого века, – продолжал Девлин. – Этот стол сделал своими руками один ученый- анатом. – Он бросил быстрый взгляд в сторону Хейс, потом снова посмотрел на Ребуса. – Видите ли, я кое- что вспомнил, но мне кажется – это вряд ли может иметь какое-то значение.

– Что же, сэр?

– Я видел человека, который стоял напротив нашего дома.

Ребус знал, что хочет сказать Хейс, и поспешил ее опередить:

– Когда это было?

– Дня за два до того, как пропала мисс Бальфур. И накануне ее исчезновения тоже. – Девлин слегка повел плечами. Судя по этому движению, он прекрасно понимал, какой эффект возымели на слушателей его слова. Хейс побагровела. Ей так и хотелось крикнуть: «Почему ты не сказал об этом сразу, старый хрыч?!»

Ребус взял себя в руки и спросил совершенно спокойно:

– Он стоял на противоположном тротуаре?

– Именно.

– Вы хорошо его рассмотрели? Можете его описать?

Девлин снова пожал плечами.

– Лет двадцати с небольшим, волосы темные, короткие… не слишком короткие, просто аккуратно подстрижены.

– Может быть, это кто-то из соседей? – предположил Ребус.

– Я не знаю, я просто говорю, что видел. Мне показалось, этот парень кого-то ждет, но я не уверен. Во всяком случае, он пару раз смотрел на часы.

– Это не мог быть бойфренд мисс Бальфур?

– Ее ухажер? О нет, Дэвида я знаю…

– Вы знаете Дэвида Костелло? – переспросил Ребус, продолжая рассматривать головоломку.

– Несколько раз разговаривал с ним, только и всего. Когда мы сталкивались в подъезде. Приятный молодой человек…

– Как он был одет? – спросила Хейс.

– Кто? Дэвид?

– Нет, человек, которого вы видели на улице. – Хейс сопроводила свои слова самым свирепым взглядом, но Девлина это, похоже, только позабавило.

– На нем были брюки и куртка, – сказал он и покосился на свою растянутую кофту. – Точнее сказать не могу, так как не слежу за современной модой.

Ребус знал, что профессор Девлин говорит правду. Четырнадцать лет назад он ходил в точно такой же растянутой и застиранной кофте, которую поддевал под бледно-зеленый хирургический халат. Кроме того, он носил галстук-«бабочку», которая постоянно съезжала то на одну, то на другую сторону. Просто поразительно, подумал Ребус, как врезалось в память то первое вскрытие: картины, запахи, звуки, которые должны были стать привычными. Скрежет металла по кости, негромкое потрескивание рассекаемой скальпелем кожи… Своеобразное чувство юмора, свойственное некоторым патологоанатомам, заставляло их превращать каждое вскрытие, на котором присутствовали детективы-новички, в настоящий спектакль со всеми спецэффектами, но Девлин никогда так не поступал. Он целиком сосредотачивался на трупе, словно в прозекторской больше никого не было, и исполнял свою работу с почти ритуальной точностью и пиететом.

– Как вам кажется, – спросил Ребус, – быть может, вы сумеете дать нам более подробное описание, если немного подумаете?

– Я в этом сомневаюсь, инспектор, но если это так важно, я, разумеется, попытаюсь.

– Расследование только началось, сэр. Вы же сами знаете, что на первом этапе мы не вправе пренебрегать ни одной мелочью.

Ребус говорил с Девлином как с коллегой-профессионалом, и это сработало.

– Мы можем попробовать составить фоторобот, – продолжал Ребус. – И если это окажется кто-то из соседей или человек, которого здесь хорошо знают, это очень облегчит нам жизнь.

– Гм-м, звучит разумно, – согласился Девлин.

Решив ковать железо, пока горячо, Ребус достал мобильный телефон и позвонил в Гэйфилдский участок. Договорившись о встрече с полицейским художником на завтрашнее утро, он спросил у Девлина, не нужно ли прислать за ним машину.

– Мне кажется, я в состоянии сам найти дорогу, – проворчал профессор. – Песок из меня пока не сыплется.

Однако, провожая двух детективов к выходу, он двигался как на ходулях, словно после двадцати минут сидения за столом его суставы перестали сгибаться.

– Еще раз большое спасибо, сэр, – сказал Ребус, пожимая Девлину руку на прощание.

В ответ профессор только кивнул, стараясь не смотреть на Хейс, которая не проявляла никакого желания выразить ему свою благодарность за своевременно сообщенные сведения. Уже за дверью, когда они поднимались к следующей площадке, она пробормотала несколько слов, которые Ребус не расслышал.

– Что-что?

– Я сказала – чертовы мужики!… – Она немного помолчала и добавила: – Я не имею в виду вас, сэр.

Ребус промолчал – ему хотелось, чтобы Хейс высказала то, что было у нее на душе.

– Как вы думаете, если бы к нему пришли двое полицейских-женщин, старый мухомор сказал бы хоть слово?! Да никогда в жизни! – выпалила она после небольшой паузы.

– Я думаю, – сказал Ребус, – все зависело бы от того, как с ним стали бы разговаривать.

Хейс с подозрением покосилась на Ребуса, но он не шутил.

– Часть нашей работы, – продолжал он, – состоит в том, чтобы притворяться, будто нам нравятся все, с кем мы беседуем, и что нам очень интересно и важно то, что эти люди могут сообщить.

– Он просто…

– …действовал тебе на нервы? Мне тоже. Что поделаешь, Девлин привык глядеть на людей немного свысока, и теперь его не изменишь. Но, как бы он тебя ни раздражал, этого нельзя показывать! Ты права: я тоже не уверен, что он расположен был с нами чем-то делиться. Старик привык сам решать, что существенно, а что нет. К счастью, потом он немного приоткрылся, чтобы поставить на место тебя… – Ребус улыбнулся. – Отличная работа, Хейс. Не часто мне удается сыграть роль «доброго полицейского».

– Он не просто действовал мне на нервы, он…

– Что же еще?

– Он вогнал меня в дрожь.

Ребус внимательно посмотрел на нее.

– Разве это не одно и то же?

Филлида Хейс покачала головой.

– То, что он выделял вас как старого приятеля, действительно меня раздражало, потому что я оказалась… за бортом. Но эта газетная заметка на видном месте…

– Та, которая в рамочке?

Она кивнула.

– Вот от этого у меня мурашки пошли по коже.

– Он патологоанатом, – объяснил Ребус. – У этих ребят шкура гораздо толще, чем у обычных полицейских.

Филлида Хейс ненадолго задумалась, потом чуть заметно улыбнулась, но Ребус увидел.

– Чему ты смеешься? – спросил он.

– Так, ничего особенного, – сказала она. – Просто, когда мы уходили, я заметила под столом фрагмент головоломки…

– …который он обронил и не заметил? – Ребус тоже улыбнулся. – Да ты просто талант, Филли, самородок!… Вот увидишь, лет через двадцать мы сделаем из тебя настоящего детектива.

С этими словами Ребус позвонил у очередной двери, и они продолжили работу.

Пресс-конференция, проходившая в Большом Доме, транслировалась по служебной связи в Гэйфилдский участок, где находился штаб расследования. В рабочем зале царило оживление: кто-то протирал носовым платком захватанный потными пальцами экран телемонитора, кто-то пытался опустить жалюзи, чтобы преградить путь лучам неожиданно выглянувшего из-за облаков солнца. Все стулья были заняты, детективы сидели по двое – по трое за каждым столом. Некоторые торопливо доедали обед, состоявший из бутербродов, бананов и кофе, чая или сока. Разговаривали вполголоса. В основном ругали оператора, работавшего с полицейской камерой в Большом Доме.