Уотсон сгреб в свои медвежьи объятия старшего инспектора Джилл Темплер, запечатлев на ее щеке смачный поцелуй.

– Ты, случайно, не с подиума сбежала?… – спросил он, а затем в комическом отчаянии хлопнул себя по лбу. – Ба, это же намек на твою принадлежность к слабому полу! Ты подашь на меня рапорт?

– В этот раз, так и быть, прощу, – сказала Джилл. – Но только за хороший коктейль.

– Сейчас моя очередь, – вмешался Ребус. – Что тебе заказать?

– Большую водку с тоником.

Бобби Хоган громовым голосом призывал Уотсона, чтобы тот помог разрешить какой-то спор.

– Ну вот, меня требуют, – сказал Фермер Уотсон и, извинившись, нетвердой походкой двинулся на зов.

– Его коронный номер? – предположила Джилл.

Ребус пожал плечами. Фермер Уотсон был знаменит, в частности, тем, что мог перечислить все книги Библии меньше чем за минуту, но Ребус сомневался, что сегодня ему удастся перекрыть этот рекорд.

– Большую водку с тоником, пожалуйста, – сказал Ребус бармену и приподнял свой стакан с остатками виски. – И еще пару вот таких… Один для Фермера, – пояснил он, перехватив взгляд Джилл.

– Ну разумеется… – Она улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными.

– А когда состоится твоя вечеринка? – спросил Ребус.

– Это в честь чего же? – удивилась Джилл.

– Ну как же, первая в Шотландии женщина-старший суперинтендант… Это стоит обмыть, не так ли?

– Когда мне сообщили, я выпила бокал грушевого сидра. – Джилл внимательно следила за тем, как бармен осторожно льет «Ангостуру»  [3]в ее бокал. – Как продвигается дело Бальфур?

Ребус в упор посмотрел на нее.

– Кто это спрашивает: Джилл Темплер или мой новый начальник?

– Джон…

Удивительно, подумал Ребус, как одно-единственное слово может передать так много. Он не был уверен, что уловил все нюансы, но главное понял.

Джон, не надо об этом…

Джон, я знаю, что когда-то мы были близки, но это было давно и давно закончилось…

Ребус вздохнул. Чтобы получить это место, Джилл Темплер работала не жалея себя. Дело осложнялось тем, что каждое ее решение, каждый поступок рассматривались пристально и пристрастно: слишком многим, – включая тех, кого Джилл считала своими друзьями, – хотелось, чтобы она оступилась, не справилась.

Ребус заплатил за напитки и слил две порции виски в один стакан.

– Кто-то должен спасти Уотсона от него самого, – прокомментировал он свои действия, кивнув в сторону Фермера, который как раз добрался до книг Нового Завета.

– А ты и рад принести себя в жертву, – заметила Джилл.

Фермер Уотсон закончил перечислять книги Священного Писания, и зрители разразились восторженными воплями и аплодисментами. Кто-то крикнул, что поставлен новый рекорд, но Ребус-то знал, что нет. Общий восторг был просто эквивалентом памятного подарка типа золотых наручных часов. Виски оставляло во рту легкий привкус морских водорослей и торфа и острое ощущение, что теперь каждый раз, пригубливая «Ардбег», он будет вспоминать о маленьком мальчике, который входит в двери полицейского участка и говорит…

Внезапно Ребус заметил Шивон Кларк, которая протискивалась к бару сквозь толпу коллег.

– Поздравляю, – сказала она.

Джилл и Шивон обменялись рукопожатиями.

– Спасибо, Шивон, – ответила Джилл. – Быть может, когда-нибудь и мне представится случай поздравить тебя с повышением.

– Почему бы нет? – согласилась Шивон. – Плох тот констебль, который не мечтает стать старшим суперинтендантом. – И она энергичным движением подняла над головой сжатый кулачок, показывая, как решительно она намерена пробиваться наверх.

– Хочешь выпить, Шивон? – спросил Ребус.

Джилл и Шивон переглянулись.

– Это, наверное, единственное, на что еще годятся наши мужички, – заметила Шивон и подмигнула. Когда Ребус уходил, обе женщины еще смеялись.

В девять часов начались песни под караоке. Ребус вышел в туалет и почувствовал, как холодит спину влажная от пота рубашка. Галстук он давно снял и сунул в карман пиджака, а пиджак повесил на стул возле бара. Состав гостей понемногу обновлялся. Кто-то уходил, чтобы немного проветриться перед дежурством, кого-то вызвали по пейджеру или по мобильнику, кто-то, наоборот, только что приехал, отработав смену и переодевшись. Девушка-сержант из диспетчерской в Сент-Леонарде появилась в короткой юбке, и Ребус впервые увидел ее ноги. Приехала также шумная четверка старых друзей Уотсона, работавших с ним еще в Западном Лотиане. Они привезли пачку фотографий двадцатипятилетней давности. Среди нормальных снимков оказалось несколько смонтированных: голова молодого Фермера Уотсона была приделана к накачанным телам культуристов, застывших в позах, которые так и хотелось назвать провокационными.

Вымыв руки, Ребус ополоснул холодной водой лицо и шею. По закону подлости в туалете оказалась только электросушилка, поэтому вытираться пришлось собственным носовым платком. Именно в этот момент в туалет вошел Бобби Хоган.

– Я вижу, ты тоже сачкуешь, – сказал он, направляясь к писсуарам.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы я пел, Бобби?

– Думаю, мы с тобой могли бы исполнить дуэтом «Моя бадейка прохудилась».

– Тем более что мы, наверное, единственные, кто еще помнит слова.

Хоган усмехнулся.

– Был и у нас когда-то порох в пороховницах.

– Был, да сплыл, – сказал Ребус, обращаясь больше к самому себе. Хоган не расслышал и вопросительно посмотрел на него, но Ребус только покачал головой.

– Значит, старина Уотсон уходит, – проговорил Хоган. – Интересно, кто следующий?…

– Не я, – сказал Ребус.

– Не ты?

Ребус снова принялся вытирать платком шею.

– Я не могу выйти в отставку, Бобби. Меня это доконает.

Хоган фыркнул.

– Наверное, и меня, но… Но работа тоже меня доканывает.

Несколько мгновений двое мужчин пристально разглядывали друг друга, потом Хоган подмигнул и рывком распахнул дверь. Оба вышли из прохладного туалета в духоту и шум большого зала. Хоган тут же бросился с распростертыми объятиями к какому-то старому знакомому, а один из друзей Уотсона сунул в руку Ребусу стакан.

– «Ардбег», правильно?

Ребус кивнул, слизнул с пальцев несколько выплеснувшихся из стакана капель, потом снова представил себе мальчишку, пришедшего поделиться с молодым полицейским сногсшибательной новостью, и залпом осушил стакан до дна.

Вынув из кармана связку ключей, Ребус отпер подъезд многоквартирного дома. Ключи были новенькие и блестящие – этот комплект изготовили только сегодня утром. Направляясь к лестнице, он задел плечом за стену, а поднимаясь на второй этаж, излишне крепко держался за перила. Второй и третий ключи связки подходили к замкам квартиры Филиппы Бальфур.

В квартире никого не оставалось, сигнализация была отключена. Ребус зажег свет и сразу же запутался в половичке, который, словно живой, обернулся вокруг его лодыжек. Несколько секунд он стоял, держась за дверной косяк и пытаясь освободиться, потом огляделся по сторонам.

В комнатах все оставалось по-прежнему. Все, за исключением компьютера, который отвезли в участок. Шивон была уверена, что представитель провайдера поможет ей обойти пароли Филиппы Бальфур и добраться до ее почты.

Заглянув в спальню, Ребус увидел, что кто-то убрал со стула барахло Дэвида Костелло. По всей вероятности, это кошмарное преступление совершил сам Костелло. Впрочем, вряд ли он сделал это без разрешения – без санкции самого высокого начальства никто не мог вынести из квартиры и булавки. Сначала эксперты-криминалисты должны были проверить одежду, взять образцы и так далее. В участке уже поговаривали о закручивании гаек. Ясно, что такое дело всех поставит на уши.

В кухне Ребус налил себе большой стакан воды и сел с ним в гостиной – почти на то самое место, где несколько часов назад сидел Дэвид Костелло. Он сделал большой глоток, и струйка воды потекла по его подбородку. Вставленные в рамки абстрактные рисунки плавали по стенам, ускользая от его взгляда. Наклонившись, чтобы поставить стакан на пол, Ребус не удержал равновесие и оказался на четвереньках. Он нашел этому единственное возможное объяснение: какой-то мерзавец нахимичил с виски… Сосредоточившись, Ребус с трудом сел на полу. Пропавшие без вести, думал он, прикрыв глаза. Порой они находятся сами… Порой они не хотят, чтобы их нашли, но как их много! Через участок проходила масса документов, связанных с розысками БВП – описаний, примет, фотографий. Любопытно, что в большинстве случаев лица на снимках оказывались немного не в фокусе, словно камера запечатлела самое начало превращения людей в бестелесных духов… Ребус моргнул и, открыв глаза, устремил взгляд на потолок, украшенный затейливой лепниной. Да, квартира действительно роскошная, как и все в Нью-Тауне, но Ребус предпочитал свой район. Во-первых, там было больше пабов, во-вторых, он не был таким чопорным…