Мы перешли проезжую часть и вплыли внутрь теплого, наполненного людьми помещения. Я безошибочно нашел пустой столик в глубине зала. Настя решила, что я здесь часто бываю.
Она сняла пальто и, нахмурившись, оглядела его, просчитывая в уме как чистить и чем стирать. Девушка извинилась и побежала мыть руки. Официантка принесла меню, оглядев меня украдкой все с тем же знакомым человеческим вожделением и страхом. В моей спутнице точно так же играло желание физической близости, но в отличие от остальных без кислой примеси ужаса.
Я провел кончиками пальцев по столу и снова отжал шапку и волосы на затылке себе за шиворот. Еле слышно застонал. Две женщины за соседним столиком не спускали с меня глаз. Я поймал взгляд каждой и заставил отвернуться. Впрочем, это действовало недолго. Люди быстро преодолевают смущение, когда где-то маячит соблазн.
Настя почти бегом подбежала к столику и села за него.
- Прости, что долго.
Так искренне, без жеманства. Мне нравилось. Она стала смущаться своего внешнего вида. Ей захотелось предстать передо мной красивой, чистой, изящно одетой. Я улыбнулся.
- Ты самая красивая, чистая и изящно одетая из всех женщин, которых я встречал.
Она растерялась, с досадой подумала о своем лице, на котором всегда отражаются эмоции.
- Так заметно, да?
- Что я тебе нравлюсь? - мне захотелось направить поток ее мыслей в нужное мне русло.
Сердце застучало быстрее. В ее собственном представлении она покраснела намного сильнее, чем видел я. Она осторожно кинула взгляд куда-то в сторону.
- Ну, не мне одной.
Я обернулся. Одинокие женщины у стойки и за столиками сверлили взглядом мою спину и профиль. Подошла официантка.
- Определились?
Я отрицательно покачал головой. Настя тут же уткнулась в меню и карту напитков. Я оглядел официантку с ног до головы, чем смутил ее.
- Мне принесете все то же, что закажет девушка.
- То есть ее заказ умножаю на два?
Я кивнул. И так сказал много. Официантка выслушала сбивчивый монолог моей спутницы, записала и удалилась.
Я оторвал руку от столешницы, потянулся и убрал с ее лица упавшую влажную прядь волос. Настя замерла, я отнял пальцы, ловя мгновение наслаждения. Она испытала столь же сильные эмоции. Мысли ее разметались, потеряв единый строй. Светлые бабочки в нежной душе стайкой взвились и закружили хороводом. Я подавил стон. Такого блаженства мне не дарил ни один предмет, ни одна природная стихия...
Я пил кофе и сравнивал свои ощущения с ее. Мои были в сотни раз сильнее. Мы почти не говорили. Мне не требовалось, а она удивительно просто подстроилась под меня. Окружающие с интересом изучали странную пару, считая, что мы не замечаем их взглядов. Хотя девушка и впрямь не замечала. Она полностью отдала свое внимание мне. Она допила чашку и расстроено отодвинула ее от себя. Ей не хотелось уходить или вызывать такси. Она желала остаться со мной. Я снова подавил стон. Если она будет и дальше так думать, то я стану зависим от нее, не смогу оторваться... Уже не мог.
Официантка принесла счет. Я выудил из кармана пальто недавно положенную туда записку самоубийцы и вложил в папку. Пусть бумажка станет более полезной и в каком-то смысле более ценной. Сумма, полученная от сдачи, по меркам официантки огромна. Она ей нужна.
Я встал, взял кремовое пальто и помог Насте одеть его. Жажда прикосновений определенно перерастала в зависимость. Мы вышли под дождь. Она подняла воротник повыше. Мы шли медленно к ее дому. Она ежилась от холода, но шаг не ускоряла. Я знал почему и от этого хотел ее всю только сильнее. Во дворе многоэтажки она остановилась. Уловил кислый вкус страха. Поморщился. Она боялась пригласить меня, боялась, что откажу и неверно о ней подумаю. Дождь только усиливался, проливая на нас двоих ведра воды.
Она по-прежнему боялась. Мне хотелось убрать страх, он мешал, портил все эмоции. Я коснулся рукой ее щеки. По пальцам пробежали тысячи иголок. Как наркотик. Она закрыла глаза, наслаждаясь моим прикосновением. Страх почти исчез, тогда я склонился и коснулся губами губ. Ощутил и свое, и ее блаженство одновременно. Кислота исчезла, остался острый режущий, жгучий вкус желания. Странно безумного желания. Обнял ее, проникая языком в теплый влажный рот. Она таяла в моих руках. В ее голове больше не было осознанных мыслей, только светлое нежное блаженство. Я оторвался от ее губ. Она прерывисто тяжело дышала, легко неуверенно потянула меня к подъезду. Я безропотно пошел следом.
В квартире было темно, она провела меня в зал, тусклый уличный свет проникал сквозь распахнутые шторы. Я прижал ее спиной к стене, опершись обеими руками по бокам от лица. Хотелось растянуть удовольствие. Под ладонями еле заметно выступал бумажный рисунок. Я медленно склонился и снова поцеловал. И снова все существо затопили ее и мои эмоции. Яркие, жгучие. Я перенес тяжесть тела на одну руку, вторую оторвал от стены и осторожно провел кончиками пальцев по лицу, шее, по шершавой крупной вязке ткани свитера, скрывающего грудь. Прижал ладонь к сердцу, закрыл глаза, ощущая каждый удар. Не выдержал, выдохнул в голос. Настины бабочки запорхали в странном диком хороводе.
Я оттолкнулся от стены, спустил мокрое пальто с ее плеч, за ним последовал свитер, влажная юбка. Ее смущало, что я не раздеваюсь. Я не хотел пока. Мне нужно больше, дольше, иначе...
Перенес ее на диван. Касаться хрупкого тела со столь ярким сильным духом было неимоверно восхитительно, восхитительно до боли в костях. Я знал ее желания и последовательно потакал им, выбирая из сумятицы мыслей самое верное на данное мгновение. Слушал, как из ее горла вырываются неосознанные хрипы. Девушка почти мурчала, извиваясь под моими ласками. Наконец, я позволил ей раздеть себя. Позволил себе удовлетворить ее человеческие инстинкты. Она шептала мое имя, кричала мое имя. Мое истинное имя. Я улыбнулся. Я знал, что отныне стал зависим. Зависим от нее. Знал, что ничто сущее не убьет светлых бабочек ее души. Я не позволю.