- Когда ты видел её, она говорила, куда собирается идти? Она вообще хоть что-то говорила?

Тот качнул головой и, судя по взгляду, никак не мог понять, шутка ли то, что происходит в этой подворотне, или всё-таки сон. Этель прикрыла глаза. Такой допрос мог длиться очень долго и безрезультатно.

- Где ребёнок? — Её спутница говорила, не повышая голос, но от её тона всё равно хотелось заплакать и попросить прощения. Таким говорят учителя, которых обычно все ненавидят.

- Не знаю. Наверное, там же, где обычно. Она отдаёт его в пансион. Здесь, на соседней улице. — Мужчина немного заикался, от волнения, вернее всего.

- Знаю. Идём. Быстро.

Этель поняла, что последнее было обращено к ней. Она оторвалась от холодной стены и даже не подумала отряхнуть плащ, хоть тот скорее всего испачкался в пыли и мелу: на стене красовались полустёртые защитные знаки, одному Вселенскому Разуму известно, когда и зачем нарисованные.

Хозяин хлопнувшей двери догнал их, когда подворотня вместе со всеми запахами осталась позади. Он схватил спутницу Этель за полу накидки и выжидательно заглянул магичке в глаза.

- Грит, что с ней случилось? Грит!

Та выдернула из его пальцев край накидки, едва не оставив собеседнику изрядный кусок ткани.

- Понятия не имею. Мы собираемся её найти.

Взгляд мужчины затравленно метнулся на Этель, но та сделала вид, что ничего не замечает. Пусть разберутся сами.

- Иди домой. Я сообщу тебе, когда узнаю, что именно случилось. Иди. Быстро.

Тон строгой учительницы, за которой ей хочется швырнуть в лицо школьную сумку и не думать, что будет потом. Но Этель улыбалась — она узнала имя.

Грит было неудобно тащить за собой спутницу, вцепившись той в запястье: Этель была почти на голову ниже и шла медленнее. Вовсе не для того, чтобы позлить свою проводницу, а по старой привычке. Императрице не пристало носиться по замку, как гончему псу.

- Разве нельзя шагать быстрее!

- Прости великодушно.

На улицах появлялись самые беспокойные жители города. Им не сиделось за дверями и ставнями, они торопились приняться за работу и не смотрели друг на друга. Даже вокруг не смотрели. Зачем?

Тусклый осенний пейзаж. Умершие деревья даже не посыпали дороги сухой листвой. Листва давно осыпалась и раскрошилась до мельчайшей пыли, а пыль раздул ветер.

- Сделай для меня одну вещь. — Грит остановилась резко, как будто забыла куда шла. — Останься здесь. Не хочу, чтобы ты напугала ребёнка. Мальчик и так болен.

Этель отвела взгляд от лица спутницы. Сзади неё простирался прозрачный от осеннего воздуха сад. Деревья почти не закрывали от любопытных высокое каменное строение, кряжистое и украшенное круглыми башенками по бокам. Она пожала плечами — если мальчика не напугало древнее здание, похожее на тюрьму, естественно, его сможет испугать бывшая императрица.

Грит развернулась на месте и зашагала в сторону высоких кованых ворот. Они оказались не заперты. Тонко скрипнув, створка ворот открылась, и Грит шагнула на тропинку, сложенную из серых камней, блестящих и скользких от влаги и холода. Пронаблюдав за тем, как силуэт в тёмной накидке удаляется, Этель отошла на противоположную сторону улицы.

За толстыми стволами деревьев можно было скрыться от ветра и чужих взглядов. Особенно ей не нравились тёмные пустые окна пансионата, на верхних этажах даже не прикрытые ставнями. Некстати вспомнилась Руана, которая исчезла ночью и с тех пор больше не давала знать о себе. Удивительно. Раньше она могла маячить в голове Этель сутками, не задавай вопросов и не заставляя отвечать, но постоянно бормоча что-то о предательстве.

Привалившись спиной к дереву, она думала, что на этот раз ждать придётся долго, а пальцы уже онемели даже в перчатках.

Что, если у Эйрин тоже немеют от холода пальцы?

Этель стянула перчатку и дыханием согрела ладонь. Ненадолго — тепло улетело в серое небо, и руке снова стало холодно, даже ещё холоднее, чем до этого. Она притронулась к шершавой коре дерева, и на коже остались серые полосы из пыли и трухи. Мёртвое дерево мёртвого мира.

Правильно кричали бывшие сумасшедшие на площадях — скоро всё кончится. Этель не боялась смерти: она и так почти умерла. Она боялась, что не успеет найти дочь до того, как мир окончательно превратится в труху и пыль, не успеет ещё раз посмотреть ей в глаза.

Пальцы дрогнули от неожиданности: под грубым слоем коры чувствительная к магии кожа ощутила струйку живого тепла, крошечную частичку жизни. Этель поспешно стащила перчатку со второй руки и уже обе ладони прижала к дереву.

Ветви шевелились от ветра, и крошечные сухие почки, казалось, никогда больше не родят зелени листьев, но внутри, под толстой корой, пробудилась жизнь. Этель ощущала это, как могла бы различить дыхание за тонкой стеной. Она лбом прижалась к дереву — не слушать. Думать.

Думать о том, почему оживают деревья. Разве мир мог призвать новую императрицу? Этель не мог — без её на то согласия. Значит, он позвал Эйрин, и она согласилась.

Плакали вдалеке птицы. Раннее утро, промозглое и прозрачное, как холодное озеро, встречало их запахом увядающих ночных лилий. Оставив мужа в тёплой постели одного досматривать сны, Орлана накинула на плечи мантию и вышла в сад, где её дожидался Аластар.

- Доброе утро, моя императрица.

- Доброе утро. — Всю сонливость вышибло прохладой, и Орлана продрогла, только сделав шаг по дорожке из белых камней. — Хочу побыстрее закончить со всем этим. Идёмте.

Она, шла на шаг впереди и не слышала, как ступает Аластар за спиной. Он шагал совершенно бесшумно, как всегда. С шорохом осыпались листья с вечноосенних деревьев — широкие, пятиконечные, золотистые в свете восходящего из-за леса солнца.

- Так что, кто из генералов успел переметнуться на сторону заговорщиков? — Грудь сдавило жёстким корсетом платья — не вздохнуть горестно. Орлану уже было не удивить предательствами, но её мучило нехорошее предчувствие, а своим предчувствиям она верила.

- Корнелл. За ним я тоже давно наблюдал.

- Хорошо, что мы узнали это сейчас. Если война с Мааром затянется, у нас будет меньше шансов получить нож в спину.

Всех своих генералов императрица предпочитала держать на расстоянии вытянутой руки, чтобы и не узнали лишнего, и не позволяли себе разных вольностей. Только Маартен и Салватор были с войсками у границ империи, а Корнелл остался в столице. Всё же угроза со стороны республики не была такой сильной, чтобы бросать туда все войска.

У каменной лестницы вниз, в полуподвальные коридоры, Орлана задержалась, дожидаясь, пока Аластар подаст ей руку, чтобы помочь спуститься. В пролётах горели шары белого пламени, роняли капли на каменный пол и бликами ползли по стенам. Из тёмных ниш на них таращились каменные демоны с настоящими кожаными крыльями.

Крылья шуршали от дуновения подземного сквозняка, и у Орланы сдавливало горло от этого шороха. Звука хуже этого не было во всей империи.

Дверь, украшенную коваными веточками ивы, перед ней открыли двое работников подвального отделения, и Орлана шагнула из темноты, разбавленной утренней прохладой, в темноту густую, пахнущую сыростью и кровью. Она сразу же зажгла ещё два огненных шара, и только тогда смогла рассмотреть очередные ступени и небольшую комнату, всю обстановку которой представляло собой кресло, обитое шкурой демона.

Четверо магов в серых мантиях по углам комнаты одновременно склонили головы в знак приветствия. Орлана прошла к креслу и опустилась на него, привычно сложив руки на коленях. Аластар замер за её левым плечом.

Когда шары белого огня отлетели дальше, вся небольшая комната предстала перед ней, как на ладони. Отполированные временем камни матово отсвечивали. Звякнули цепи, генерал поднял голову, и Орлана смогла рассмотреть его порванный камзол. Руки Корнелла, неловко вывернутые, были прикованы к стене. Он смотрел на императрицу и молчал, и она не торопилась начать беседу.