Судья Ди ударил молотком по столу.

— Суд считает, — сказал он, — что женщина, которая в тот вечер приходила к Ланю, — вдова Лу. Каким-то способом она добилась его расположения. Она домогалась его, но он отказывал ей в близости, и, движимая ревностью, она отравила его, бросив ему в чай отравленный цветок жасмина. Когда он был в бане, она пробралась туда, переодетая юношей-татарином. Да, свидетели не опознали ее, но ведь она хорошая актриса: в день убийства она изображала мужчину, а сейчас пустила в ход все свои женские чары. Впрочем, это и не важно. Я собираюсь продемонстрировать вам последнее доказательство, которое оставил сам Лань Дао-гуй!

В зале послышались возгласы удивления. Судья заметил, как настроение толпы переменилось, — теперь все склонялись на его сторону. Речь юноши-борца вызвала интерес у зрителей, и они не сомневались, что он говорил правду.

Судья дал знак Дао Ганю, тот вышел и вернулся с большой квадратной доской, которую сделал по просьбе судьи перед заседанием. К доске были приколоты шесть кусочков картона, каждый размером около двух футов, чтобы всем было видно. Дао Гань поставил доску на возвышение напротив стола, за которым сидел писец, и отошел в сторону.

— На этой доске, — сказал судья, — вы видите шесть кусочков из семи. Так они лежали на столе в комнате Ланя, когда нашли тело. — Судья взял со стола картонный треугольник и продолжал: — Седьмой кусочек — треугольник — был зажат у него в руке. Лань выпил отравленный чай, и у него пропал голос. Он не мог позвать на помощь, но последним усилием он все же попытался сообщить, кто его убийца. Перед ним на столе лежали «семь кусочков», и он выложил из них фигурку. Однако при падении он задел ее рукой, и три кусочка бумаги сместились. Но если поставить их на место и добавить недостающий треугольник, мы получим цельную фигурку. Смотрите!

Судья встал, отколол три кусочка от доски, приколол их по-другому и добавил треугольник.

Зрители, затаив дыхание, наблюдали за действиями судьи. Увидев, как на доске возникла кошка, они все разом в изумлении выдохнули.

— И с помощью этой фигурки, — закончил судья, — Лань Дао-гуй указал на вдову Лу.

— Ложь! — внезапно раздался голос вдовы.

Вырвавшись из рук приставов, она встала на четвереньки.

Ее лицо перекосилось, но, превозмогая боль, она проковыляла к доске, протянула руки и поменяла местами кусочки картона.

— Смотрите, — хрипло прошептала она. — Вот что это такое.

Она отколола большой треугольник и переместила его вниз.

— Лань выложил птицу… — Она говорила с огромным трудом. — Он вовсе не хотел… никого выдавать.

Ее лицо побелело, и она упала на пол перед доской.

— Да это чудовище, а не женщина! — пробурчал Ма Жун, когда они все собрались в кабинете судья.

— Она ненавидит меня, — сказал судья Ди. — Меня и все, что я защищаю. Она зла и жестока, но тем не менее я не могу не восхищаться ее умом и силой духа. Подумать только, она одна увидела в разрозненных кусочках фигуру птицы, и это при том, что она была полуживая после порки!

— Да, она необыкновенная женщина, — сказал Дао Гань. — А иначе Лань Дао-гуй никогда бы не обратил на нее внимания.

— Эта необыкновенная женщина поставила нас в очень трудное положение, — хмуро произнес судья Ди. — Мы не имеем оснований настаивать на обвинении ее в убийстве Ланя, но должны доказать другое, — что она имела отношение к смерти мужа. Позовите-ка Го!

И когда Дао Гань привел Го, судья сказал:

— Го, помните, позавчера вы говорили, что, когда умер Лу Мин, вам показались странными глаза на его лице? Вы еще сказали, что сильно выпученные глаза могут быть следствием удара по голове. Но даже если допустить, что вдова подкупила Квана, то все равно мне непонятно, как могли не заметить рану на голове, скажем, брат Лу Мина или похоронщик? Они ведь обряжали тело!

Го покачал головой.

— Ваша честь, — ответил он, — крови могло не быть, если удар был нанесен каким-нибудь тупым орудием. Например, это мог быть молоток, обернутый толстой тканью, или что-нибудь в этом духе.

— Вскрытие, естественно, выявило бы перелом черепных костей, — произнес судья. — Но допустим, что наше предположение неверно. Вообще, скажите, какие следы насилия можно найти на теле, учитывая, что с момента смерти прошло уже пять месяцев?

— Очень многое зависит от того, — ответил горбун, — в каком гробу и в какой земле пролежало тело. Но даже если оно уже почти разложилось, все равно по состоянию кожи можно определить, был ли человек отравлен.

Судья задумался.

— По закону, — сказал он, — извлечение тела из могилы без достаточно серьезной причины карается как преступление. Если мы сделаем это, но окажется, что на самом деле Лу Мин умер своей смертью, мне придется уйти с поста судьи и предать себя в руки властей, дабы меня судили за нарушение закона. Прибавить еще ложное обвинение в убийстве мужа, которое я возвел на вдову Лу, — этого будет достаточно, чтобы меня приговорили к смерти. Государство не прощает своим слугам ошибок, даже если эти ошибки совершались из лучших побуждений.

Судья Ди встал и заходил по кабинету, напряженно думая. Сыщики смотрели на него, не говоря ни слова; в конце концов судья резко остановился.

— Извлечем тело, — решил он. — Я беру ответственность на себя!

Дао Гань переглянулся с Цзяо Даем и осторожно сказал:

— Ваша честь, а что, если эта женщина просто напустила на него порчу? Она же занималась черной магией… Тогда на теле нельзя будет найти никаких следов.

— Дао Гань, я верю, что на свете есть многое, что недоступно нашему пониманию, — ответил ему судья. — Но в то, что с помощью черной магии можно убить человека, я верить отказываюсь. Такого не допускают Небеса. Ма Жун, ступай к старосте и передай ему, чтобы был сегодня в полдень на кладбище.

Ближе к полудню в северном квартале началось настоящее столпотворение: все ломились через северные ворота к кладбищу. Сквозь толпу пронесли паланкин судьи Ди. Люди молча посторонились, освобождая дорогу; но когда вслед за паланкином пронесли на крытом кресле вдову Лу, толпа разразилась громогласными приветствиями и аплодисментами.

Люди шли к центру кладбища, где перед их взорами представала разверстая могила, гроб, прислоненный к козлам, красные циновки на земле рядом, стол, за которым восседал старший писец, и большая скамья: приставы заранее позаботились о том, чтобы на время превратить кладбище в рабочее место, — разумеется, настолько, насколько это было возможно. Судья вышел из паланкина. Около гроба его уже ждали Го и городской похоронщик. Го сидел на корточках около гроба и разводил огонь в маленькой переносной печке. Судья занял свое место на скамье, по обе стороны которой стали Ма Жун и Цзяо Дай.

Кресло, в котором сидела вдова Лу, поставили на землю и открыли. Вдова сидела прямо, не шевелясь, и глаза ее были закрыты; в толпе послышались злобные выкрики, и люди подались вперед.

— Взгляните на эту женщину, — приказал судья Го и прошептал помощникам: — Небеса не допустят, чтобы она скончалась у нас на руках!

Го осторожно взял вдову за подбородок; ее веки дрогнули, и она открыла глаза. Го снял поперечную перекладину на кресле и помог вдове встать. Увидев гроб, вынутый из могилы, она застонала, закрыла лицо руками и без сил оперлась на спинку кресла.