Женщина, однако, не двигалась — она стояла у двери, опустив глаза.

— Ваша честь, — сказала она тихо, — мне сказали, что вы уходите от нас. Я хотела поблагодарить вас за вашу доброту… И за все, что вы для нас сделали.

Судья смотрел в окно на снег, сверкающий на рамах снаружи.

— Спасибо, госпожа Го, — с усилием сказал он. — И я тоже хотел бы поблагодарить вас и вашего мужа. Вы оказывали мне большую помощь все время, что я был судьей.

Он не оборачивался, ожидая, что она уйдет, и вдыхал чуть слышный аромат сухих трав, повсюду сопровождавший эту женщину.

— Ваша честь, — снова раздался ее тихий голос, — я знаю, что мужчине нелегко понять мысли женщины.

Судья резко обернулся. В ответ на его непонимающий взгляд госпожа Го продолжала:

— У женщин есть свои тайны, в которые мужчине никогда не проникнуть. И даже вы, ваша честь, не догадываетесь о тайне, которую хранит вдова Лу.

— Что?! — воскликнул судья, подходя ближе. — Неужели вы обнаружили что-то новое?!

— Нет, ваша честь, — вздохнула госпожа Го, — это не новое, это очень старое. Но я поняла, каким образом был убит Лу Мин.

— Говорите же! — хрипло произнес судья.

Госпожа Го поправила меховую накидку. Она дрожала, хотя было не холодно; когда она заговорила, голос ее звучал печально и устало.

— Целые дни поглощены домашним трудом… Когда мы готовим, или шьем, или чиним старую одежду, или зашиваем обувь, мы постоянно размышляем. Ведь голова свободна во время работы. И вот, сидя в одиночестве, мы думаем, думаем… Думаем о том, что это и есть вся наша жизнь. И вот мы берем ботинок, к которому нужно пришить подошву, и тут нас осеняет — труд можно облегчить. Мы берем острый гвоздь, молоток и делаем в подошве мелкие дырочки, одну за другой, одну за другой…

Судья хотел что-то ответить, что-нибудь сказать ей, но не нашел нужных слов.

— И просовываем иглу в дырку, вынимаем иглу, просовываем снова… И мысль как будто тянется за иглой вместе с нитью, такая же серая и грустная. Словно одинокая серая птица, кружащая над разоренным гнездом.

Госпожа Го подняла голову и встретилась взглядом с судьей. В его глазах засверкал огонек, которого прежде не было.

— Но однажды приходит счастливая мысль. И женщина отрывается от старых подошв. Она смотрит на старый гвоздь по-другому. Она словно видит его впервые. Старый гвоздь, с которым она просидела столько вечеров подряд…

— Так вы хотите сказать, что…

— Да, именно так, ваша честь, — ответила она тем же ровным голосом. — Шляпка у гвоздя совсем маленькая, и если вогнать его молотком в голову человека, ее ни за что не обнаружат. И ни за что не догадаются, что это было убийство.

— Сударыня, — судья смотрел на госпожу Го, и в глазах его плясало пламя, — сударыня, вы спасли меня! Я уверен, что вы правы! Ну разумеется, это все объясняет! И то, что вдова так боялась вскрытия, и то, что при вскрытии ничего не обнаружили! — Он улыбнулся. — Но вы правы, до этого действительно могла додуматься только женщина!

Госпожа Го не отвечала.

— Отчего же вы грустите? — спросил судья. — Я же говорю, — это, разумеется, правда, это и есть решение всей загадки!

— Да, — тихо сказала женщина, поправляя капюшон, и слабо улыбнулась. — Да, это и есть верное решение.

И с этими словами она вышла.

Судья Ди побледнел. Он долго стоял у двери, ничего не видя перед собой, а очнувшись, вызвал слугу и велел позвать сыщиков.

Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань не ожидали хороших новостей и, увидев широкую улыбку на лице судьи, одновременно и растерялись, и обрадовались.

Они поняли: за время их отсутствия что-то произошло.

— Друзья, теперь я не сомневаюсь, что мы раскроем убийство Лу Мина! Я велю провести повторное обследование тела.

Ма Жун растерянно взглянул на товарищей; но тут же он широко улыбнулся и воскликнул:

— Раз вы уверены, значит, дело уже почти раскрыто! А когда начнется обследование?

— Как можно скорее! На кладбище мы не пойдем, я прикажу, чтобы гроб принесли сюда.

Цзяо Дай кивнул.

— Да, народ сейчас в таком настроении, что лучше лишний раз не выходить. Лучше пусть приходят сюда, в суд.

Дао Гань, однако, все еще сомневался.

— Знаете, слух о вашей отставке уже распространился по городу. Да и плакаты сейчас уже развешивают… Боюсь, как бы не случилось серьезных волнений из-за этого обследования.

— Ничего, — жестко ответил судья Ди, — я знаю, что делаю. Я готов к тому, что придется рискнуть. Скажите Го, пусть приготовит все, что нужно, в зале суда. Вызовите старейшину цеха мясников и господина Ляо, сообщите им о моем решении и попросите, чтобы они пошли с вами на кладбище и свидетельствовали при изъятии гроба. Если действовать быстро и осторожно, гроб будет здесь раньше, чем в городе что-то узнают. Но даже если народ узнает, что мы снова раскрыли могилу, я вас уверяю, сначала всем будет любопытно, что у нас происходит. К тому же присутствие двух цеховых старейшин их сдержит. Одним словом, я надеюсь, что до начала заседания ничего серьезного не случится.

Судья ободряюще улыбнулся помощникам, и они вышли.

И тут улыбка исчезла с его лица. Все это время он усилием воли изображал оптимизм и уверенность, но на душе его было неспокойно. Судья сел к столу и закрыл лицо руками.

В полдень слуга принес судье обед, но судья не притронулся ни к супу, ни к рису, а выпил лишь чашку чая. Го доложил, что гроб с телом Лу доставили в суд без каких-либо неожиданностей; но сейчас судья видел через окно, как у ворот собирается толпа. Судья слышал разъяренные выкрики, но слов не разобрал.

Вернулись Ма Жун и Цзяо Дай.

— Ваша честь, — с порога заговорил Ма Жун, — там, в зале суда, уже набилась куча народу, они орут и топают ногами, а кому не хватило места, те столпились у ворот. Они негодуют и швыряются камнями.

— Пусть негодуют, — отрезал судья, но Ма Жуна это не успокоило. Он тревожно взглянул на Цзяо Дая.

— Может, стоит позвать полицию? — поддержал Цзяо Дай товарища. — Пусть окружат здание суда, а если…

— Вот что, я пока еще судья! — воскликнул судья Ди и стукнул кулаком по столу. — Я как-нибудь обойдусь без чужой помощи, когда дело касается моего народа!

Ма Жун и Цзяо Дай боялись, что на этот раз судья Ди окажется не прав, но спорить дальше было просто бессмысленно.

Три звонких удара гонга возвестили о начале заседания.

Судья и его помощники вышли и направились в зал.

Там яблоку негде было упасть; на лицах приставов ясно читалась тревога. Судью, однако же, встретили гробовым молчанием.

Заняв свое место на скамье, слева от которой сейчас стоял гроб с телом Лу, судья поднял молоточек и звонко ударил им об стол.

— Объявляю заседание открытым.

Внезапно раздался визгливый голос вдовы:

— Не имеете права! Вы уже в отставке!

— Сегодняшнее заседание, — продолжал судья, игнорируя недовольные шепотки собравшихся, — проводится с целью доказать, что торговец тканями Лу Мин умер не своей смертью, а был зверски убит. Похоронщик, открывай гроб.

Одним прыжком очутившись у самого края возвышения, вдова обвела взглядом всех зрителей и прокричала:

— Пес! Тебе не позволят во второй раз осквернять тело моего бедного мужа!

— Правильно! — закричали в толпе, и люди стали сильнее напирать вперед. — Долой судью! Долой судью!

Ма Жун и Цзяо Дай стояли не шевелясь, держа руки на рукоятках мечей. Тем временем первые ряды зрителей уже оттолкнули приставов и протискивались вперед, к помосту.

В глазах вдовы сверкнул злобный огонек. Она победила! Сердце ее забилось сильнее, и, высоко вскинув правую руку, она застыла в неподвижности. Толпа остановилась. Все взгляды были устремлены на нее.

— Этот нечестивец… — начала она, указывая на судью. Дыхание ее остановилось, и она набрала в грудь воздуху, чтобы выкрикнуть очередное проклятье.