— Какой он?

— Высокий, смуглый, красивый. — Она умолкла и снова улыбнулась. — И неотразимый. Ты подобрала точное определение. Но это относится не только к его внешности. Знаешь, у него такой голос… Обещай, что не станешь смеяться.

Играя яблоком, Эмили округлила глаза.

— Хорошо, обещаю.

— У него гипнотизирующий голос! У меня такое ощущение, что я готова выполнить все, о чем бы он ни попросил.

Эмили чуть не подавилась яблоком.

— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Ханна.

— Со мной-то да. А вот что с тобой? Ты рассуждаешь как… как…

— Обожаю, когда ты не можешь найти подходящее слово. Ты, Э.М. Джемисон, королева детективов!

— Не увиливай. Я представить себе не могу Ханну Джемисон Чандлер, слепо повинующуюся чьей-то воле. Тебя, которая девочкой всегда твердила: «Не буду делать то, что велят мама, папа и Эмили!»

— Дорогая, с тех пор я немножко подросла, — вяло улыбнулась Ханна.

— Но не изменилась. Что-то произошло между тобой и этим мужчиной, Поэтому-то ты и не поехала сегодня на побережье.

— Ты права, — неохотно уступила Ханна. — Я виделась с ним еще раз, когда он вернул мне ключи. — Она не отрывала глаз от желтого яблока, которое вертела в руке, потом положила его на диван. — Ни один мужчина в моей жизни не производил на меня такого сильного впечатления.

— Даже Куин?

Ханна закрыла лицо ладонями.

— О Господи, Эмили! — Голос ее упал до шепота. — Даже Куин.

Эмили вдруг поднялась.

— Пойду приготовлю чай, а потом мы разработаем необходимую стратегию.

— Зачем? — обернулась к ней Ханна. — Я не из тех, кто способен на такое, Эмили. Независимо от того, как я к нему отношусь.

— На дворе конец двадцатого века, дорогая. Слава Богу, женщины теперь имеют право бороться за свое счастье…

— Нет.

— Ханна! Если он тебе небезразличен…

— Нет!

Эмили прибавила огонь под чайником, потом повернулась к кузине.

— Ты не хочешь…

— Я не собираюсь гоняться за ним, — отрезала Ханна. — Я не из тех отчаявшихся вдовушек, что охотятся за мужчинами. И не буду этого делать, как бы он мне ни нравился.

— Тебе решать.

— Вот именно. И пожалуйста, не забывай об этом.

— Нужно сделать так, — начала Эмили, явно игнорируя предупреждение кузины, — чтобы он изредка вспоминал о тебе. Пошли ему записку с благодарностью за гостеприимство или какой-нибудь сувенир. Тут нужен тонкий намек.

— Зачем все это? — опросила Ханна, соображая, к чему клонит Эмили.

— Кто знает? Ты одинока… — Эмили наклонилась к холодильнику.

— И при этом самодостаточна! — отрезала Ханна. — Я не нуждаюсь в мужчине, чтобы быть счастливой. Я…

— Одно дело — нуждаться, другое — хотеть. И я в своей жизни обхожусь без мужчины. Одному Богу известно, найдется ли на свете хоть один, который согласится с моим образом жизни. Но если я когда-нибудь встречу такого… — Голос Эмили затих.

— Так это ты, а не я.

— Ты хочешь сказать, что Куин был твоей единственной любовью и никто не сможет занять его место? — Помолчав, Эмили продолжила: — Но ты же сама сказала, что этот мужчина увлек тебя, как никто. Это веское основание. Я, например, никогда не встречала человека, которым могла бы увлечься с первого взгляда.

— Я не сказала «с первого взгляда».

— Разве?

— К чему спорить. Да, так и было, — созналась Ханна.

— И ты можешь проигнорировать такое чувство? — Глаза Эмили расширились, голос дрогнул от изумления. — Ханна, если бы я встретила человека…

— Мы говорим обо мне. Что бы я ни испытывала к нему, я и пальцем не пошевелю, пока не почувствую хоть какую-нибудь взаимность.

— Что ж… Каждый учится на своих ошибках, — заключила Эмили, разливая чай.

Ошибки. Это правильное слово, подумала Ханна.

— Пожалуй, пошлю записку с благодарностью. Это будет вполне прилично, — сказала она.

— Художник не обязан соблюдать приличия, дорогая, — усмехнулась Эмили, протягивая ей чашку. — Никто не ждет от служителей искусства ничего подобного. — Ханна прикусила губу, стараясь спрятать улыбку, а кузина тем временем продолжала: — Это тот момент, когда ты можешь чуточку отступить от правил. — Она устремила глаза в потолок. — Ну, например, какой-нибудь необыкновенный подарок… пусть очень скромный, но максимум вкуса и художественного чутья…

— Послушай, Эми, мне не до подобных игр, в моей жизни есть обязательства и обстоятельства, с которыми я вынуждена считаться, — прервала ее Ханна.

Эмили по-турецки уселась на диване и пристроила чашку на согнутое колено.

— Все твои проблемы легко устранимы. Если тебе понадобится уехать — поработать или… с мужчиной, — не беспокойся, девочкам здесь все будут рады. Ни твои родители, ни я не откажемся присмотреть за ними.

— Но ведь я отвечаю за них!

— Да, но они же не цепь, чтобы приковать тебя к одному месту. У тебя есть и своя жизнь. Тебе нужно время, чтобы немножко прийти в себя или просто заняться любимым делом.

— Пожалуй, я лучше пойду, — поднялась с дивана Ханна. — Все это я уже слышала. — Встретив вопросительный взгляд кузины, она пояснила: — Таинственный незнакомец тоже призывал меня найти время для творчества.

— Мне бы хотелось взглянуть на него, — глянув на нее исподлобья, сказала Эмили.

Ханна аккуратно поставила чашку на столик.

— Лучше возвращайся к своему убийце, — посоветовала она, надевая пальто. — Вспомни, бедняга Сэм все еще связан по рукам и ногам.

— Да-да. Грузовик Блакхарта должен перевернуться. Как ты думаешь, спущенное колесо — это не слишком банально? А разбитое ветровое стекло? Туман… Кроме того, радиатор не в порядке, — продолжала бормотать Эмили.

— За работу, Эми! — рассмеялась Ханна. — Я ухожу. Подходя к двери, она услышала, как в рабочем кабинете кузины застрекотала пишущая машинка.

В следующее воскресенье Ханна пришла в дом родителей, потому что Таннер захотел поговорить с ней с глазу на глаз. Забравшись на кровать в своей бывшей детской, она обхватила колени руками и опустила на них голову. Таннер вошел, взял стул и поставил его рядом с кроватью. Ханна улыбнулась.

Сколько раз это происходило в прошлом! Когда они были детьми, она частенько прибегала к мудрым советам своего старшего кузена. Теперь это случалось редко, но, несмотря на годы, прошедшие с их последней доверительной беседы, ее охватило знакомое чувство покоя.

— Наконец-то одни, — объявил Таннер с притворным энтузиазмом.

Ханна избегала его проницательного взгляда, предпочитая рассматривать комнату и отыскивать в ней следы своего прошлого.

— А знаешь, у нас было чудесное детство, — проговорила она, когда ее взгляд упал на коллекцию музыкальных дисков в шкафчике, сделанном ее отцом.

— Да, — согласился Таннер. — Но детские воспоминания не лишают тебя сна и аппетита, а перед взрослой ответственностью ты пасуешь, как ребенок.

— Наверное, я до сих пор не чувствую себя взрослой, — тихо призналась Ханна. — Всю жизнь я старалась делать то, что от меня ждали… Старалась быть хорошей маленькой девочкой для мамы и папы… Хорошей женой… Хорошей матерью.

— И тебе всегда это удавалось. Ты была прекрасной женой, и ты стала замечательной матерью. Разве тебе это надоело?

— Нет, — отрицательно покачала головой Ханна. — Это часть меня. Можно сказать, моя вечная роль в семье. Я та самая «дорогая Ханна», которая всегда делает то, что от нее ждут.

— Всегда? — переспросил он. — Должен же быть хоть один случай, когда ты не была воплощенным совершенством, даже если я ничего подобного не могу припомнить.

— Не волнуйся, я подброшу тебе этот случай, — объявила она. — У меня было… любовное приключение… краткое и бурное. — Она усмехнулась. — По-моему, это чересчур для образцовой Ханны.

Таннер внимательно разглядывал ее.

— Я тебе не верю, — только и сказал он.

Ханна Джемисон Чандлер раздраженно вздохнула, развела руками и откинулась на подушки.

— Ты мне не веришь! — эхом отозвалась она. — Таннер, я пытаюсь тебе объяснить. — Она снова выпрямилась и посмотрела кузену прямо в глаза. — Я спала с самым фантастическим мужчиной в своей жизни.