— Если ты убеждена, что только супружеские пары имеют на это право, то ты действительно должна испытывать чувство вины. Но, Ханна, когда мужчина и женщина близки, какую роль играют законы, созданные людьми?

— Нас учили жить по этим законам, Таннер.

— Знаю. Я адвокат, и отстаивать их — моя работа. Но ты должна быть честной перед самой собой. Ты упрекала меня в том, что я стремлюсь подсластить пилюлю. А что, собственно, такое ужасное ты совершила? Занималась любовью с мужчиной и теперь сожалеешь о содеянном, потому что он не является твоим мужем?

— Я не говорила, что сожалею!

— Ты бы сделала это снова?

Она на мгновение задумалась. Только на мгновение. Она твердо знала, что если Майкл Девлин снова захочет ее, она колебаться не будет.

— Да, я снова сделаю это. — В ее ответе прозвучала решимость.

— Ах ты бесстыдница! — рассмеялся кузен.

— Таннер!

— Ханна! Как ты можешь испытывать чувство стыда и вместе с тем не сожалеть о своем поступке?

— Я чувствую себя преступницей, — пыталась объяснить она. — Но… я ни о чем не сожалею и готова сделать это снова. Меня просто раздирают противоречия! Я всегда верила, что если люди любят друг друга… если соединились их тела… они должны пожениться. Признаю, это старомодно. Но это мои убеждения. Я не могу измениться. С другой стороны, влечение… оно настолько мощное, — Ханна сжала пальцы в кулак, — что я не в состоянии контролировать себя. Какая-то невидимая сила толкает нас друг к другу… — Она резко оборвала фразу. — Ты понимаешь, что я хочу сказать? Секс, интим — назови это как хочешь — не те темы, которые мне легко обсуждать с кем бы то ни было, особенно с тобой. И если я все-таки вынуждена говорить об этом — значит, есть проблема.

— Ах, Ханна, — отважился пошутить Таннер. — Ты считаешь, что на подобные темы можно разговаривать только в спальне, за закрытыми дверьми и погасив свет? — Он заметил, что Ханна покраснела как маков цвет. — Брось философствовать! — посоветовал он. — Вместо того чтобы копаться в себе, лучше подумай, почему это влечение такое…

— Непреодолимое. — подсказала она. — Захватывающее. Мощное. — Ханна подчеркивала каждое слово. — Меня тянет к нему, Таннер. Словно он обладает каким-то магнетизмом, Я бессильна.

— Любовь? — тихо подсказал Таннер.

Его голубые глаза ожили, с интересом вглядываясь в ее лицо.

— Я могла бы согласиться с этим определением, — заметила она, — но как можно полюбить человека, которого совсем не знаешь?

— Инстинктивно.

Таннер умолк, когда Ханна подняла голову и посмотрела на него. То, что он увидел, крайне озадачило его.

— Что-то не так?

— Я боюсь, — прошептала Ханна. — Я не в состоянии разобраться в собственных чувствах. И не хочу справляться с этим в одиночку.

— Нужна поддержка? — спросил он, коснувшись ее плеча.

— Что мне действительно нужно, — пробормотала она, прижимаясь рыжей головкой к его широкой груди, — так это поддержка Майкла Девлина.

Поздно вечером, выкупав Кейси и Кристу, прочитав им несколько историй и уложив спать, Ханна в подавленном настроении начала бродить по дому.

Эмоции часто захлестывали ее по вечерам после общения с дочерьми. Они были ее радостью и счастьем, светлые чувства переполняли ее, а потом, когда она оставалась одна, наваливалась депрессия от сознания своего одиночества.

И сегодня привычные переживания нахлынули на нее, но к ним добавилось новое чувство, новая забота и… стыд.

Она думала о том, что у нее есть родные, и благодарила Бога за то, что они любят ее и наверняка поддержат, если ей понадобится их помощь.

Она подошла к музыкальному центру и поставила кассету. Чувственный голос Шона Майклза заполнил комнату. Ханна стояла неподвижно, слушая, как он поет о своей любви. Потом, тряхнув головой, она нажала клавишу, переключая музыку на студию, и отправилась туда.

Она любила проводить здесь свободное время. Чтобы обдумать множество идей, вечно вертевшихся у нее в голове, сосредоточиться на этих идеях и творить…

Ханна задумчиво листала страницы альбома. Снова звучала песня Шона Майклза. Эти слова, музыку, голос Ханна давно знала наизусть.

Веки сами собой опустились, а чудесный голос звучал, убаюкивая ее.

Прозвучал финальный аккорд, и наступившая тишина вырвала ее из блаженной дремоты. Ханна снова вернулась к своим рисункам. Они на самом деле были хороши, гораздо лучше, чем показалось ей в тот день, когда она их сделала. Она так точно сумела передать на бумаге начало шторма, что сейчас почти слышала свист ветра и разгневанный шум волн. Музыка зазвучала снова. Ханна потянулась за карандашом, добавила несколько точных штрихов. Карандаш легко летал по бумаге.

Постепенно память вернула ее в тот штормовой день, в коттедж, в объятия Майкла Девлина. Его образ заслонил все, карандаш замер в воздухе.

Господи, как же она устала! Потерев глаза, она пыталась сосредоточиться на работе. Разве Майкл не говорил ей, что она должна найти время для творчества? Опять Майкл, Майкл, Майкл…

Но если воспоминания о нем не оставят ее, как она сможет довести работу до конца?

Ханна резко захлопнула альбом и отложила его в сторону. Шон Майклз пел свою знаменитую «Колыбельную любви». Она любила эту песню, но сейчас слова причиняли ей боль. «Если бы кто-нибудь любил меня так же пылко, как поется в этой песне!» — подумала она.

Она подошла к столу, взяла портрет Майкла и долго смотрела на него. Взяв карандаш, она несколькими штрихами подправила прическу. Эта мелочь не изменила образ Майкла, но придала его облику еще большую глубину.

Глаза ее слипались. Сжимая в руках портрет, она пошла в свою спальню, по пути выключая свет. Положив портрет на ночной столик, она устало опустилась на кровать.

В ее жизни никогда не возникало проблем с мужчинами. Она прекрасно понимала своего отца, правда, в его душе можно было читать как в открытой книге. Ее дяди были любящими и добрыми, она смеялась, называя их про себя «плюшевые мишки». Что касается братьев, то тут тоже все было нормально. Маркус временами бывал невыносим, но зато Мэтью — просто прелесть. И с мужем она всегда находила общий язык.

Но Майкл Девлин был для нее загадкой. Порой он становился холоден как лед, то вдруг сгорал от страсти, то пугал своей отчужденностью. Ханна горько вздохнула. Чем вызваны перепады его настроения, она объяснить себе не могла.

Она вздрогнула, припомнив его резкое: «Пустяки!» Для него — наверное. Но для нее эта встреча значила очень многое. Она знала, что не скоро сможет забыть его.

Это было нечто большее, чем его удивительный голос или его прекрасное лицо, которое так и просилось на холст. И даже большее, чем всепоглощающая страсть, которая не знала границ. Это было что-то настоящее. Важное…

И реальное.

Столь же реальное, как слабость, с каждым днем охватывающая ее.

Столь же реальное, как те едва уловимые перемены, которые происходили с ее телом. Пока заметные только ей… Пока…

Столь же реальное, как то чувство, которое с каждым днем она испытывала все сильнее, хотя боялась признаться себе в этом.

Ханна бросила тревожный взгляд на портрет.

— Думаю, — прошептала она, — мы совершили маленькую неосторожность, — и вздохнула, почувствовав, что Майкл Девлин не готов принять эту новость.

Ему нужна была передышка. Месяц, проведенный в разъездах, всегда доводил его до нервного срыва. Он не желал видеть никого. Остаться наедине с собой было его единственным желанием. Но его апартаменты в пентхаусе не были достаточно надежным убежищем. А он хотел отгородиться от всего мира.

Вот почему он предпочитал скрываться в Девлин-Элбоу. Никто, кроме членов его семьи, не знал о его тайном убежище. Здесь ему был гарантирован покой и уединение. И только братья в случае необходимости могли связаться с ним.

Сегодня он жаждал тишины, суровой красоты пустоши и главное — отсутствия людей, особенно отсутствия людей.