Вымощенная булыжником узкая дорога вилась между написавшими над улицей домами. Залитые солнечными лучами, эти дома с белыми фасадами, голубыми ставнями и ящиками с красной геранью, стоявшими на окнах, походили на иллюстрации к сказкам. Остановившись у одной из дверей, Алекса посторонилась, уступая дорогу спустившемуся с холма старику. Старик вел на поводу осла, нагруженного хворостом, и тоже походил на иллюстрацию к сказке.

Старика звали Василис, и он направлялся на рынок. Проходя мимо девушки, старик прикоснулся к козырьку своей темно-синей кепчонки и продолжил путь. Но это была лишь уловка, своего рода игра. Василис не мог пройти мимо друга, не остановившись поболтать. А Алекса принадлежала к числу его друзей — ведь она была внучкой Алексиса. К тому же он с некоторых пор стал одобрительно относиться к ее затее.

Сделав еще несколько шагов, старик остановился, развернул осла и, отпустив повод, с улыбкой взглянул на девушку:

—  Как твои дела Алекса?

—  Неплохо, — ответила она. — Но дела пойдут еще лучше, когда я найду нового работника.

— Ты снова осталась одна?

Алекса кивнула.

—  Что за лентяи эти молодые… — вторя Нико, проворчал старик. — Вот если бы я снова стал молодым!.. — Оба рассмеялись, затем Василис сказал: — Судьба пошлет тебе кого-нибудь, не волнуйся, Алекса. Ты сейчас домой?

— Сначала забегу на несколько минут к тетушке Софи.

— Тогда не стану тебя задерживать. Поклонись от меня Софи. — Старик снова прикоснулся к своему головному убору и снова развернул осла. — До свидания, Алекса.

— До свидания, Василис.

Алекса свернула в узкую улочку и, подойдя к следующему ряду домов, постучала в выкрашенную белой краской дверь. Ей тотчас же открыла тетка. Увидев племянницу, она воскликнула:

— Что же ты стоишь?! Заходи и выпей со мной сладкого вермута. — Алекса невольно поморщилась, и Софи рассмеялась. — Ну, тогда рецины. Знаю, что она тебе больше по вкусу.

У тетушки была довольно примечательная внешность: высокая и статная, Софи отнюдь не страдала избыточным весом. У нее был большой, как у римских патрициев, нос, темные с проседью волосы и широкие скулы, но при этом она казалось весьма привлекательной дамой.

Алекса устроилась в гостиной, стены которой были увешаны семейными фотографиями. Софи была младшей сестрой ее матери. Муж Софи умер много лет назад, а дети разъехались по всему свету от Афин до Австралии. Она частенько навещала их всех, но предложения поселиться у кого-нибудь из них отклоняла. Ее домом был Кавос, и здесь она была счастлива.

Сделав несколько глотков терпкого вина, Алекса сказала:

—  Я снова развешивала объявления. Но сомневаюсь, что хоть кто-нибудь откликнется.

— Тебе не повезло, — заявила Софи.

—  Если бы я только знала… — проворчала Алекса, откидываясь на спинку стула.

— Жалеешь, что приехала сюда? — Тетушка сидела, держа спину очень прямо, и племянница, взглянув на нее, тоже выпрямилась и попыталась придать своему лицу бодрое выражение лица.

—  Нет-нет, не жалею, — поспешно ответила Алекса. Немного помолчав, добавила: — Я рада, что дедушка завещал мне свой дом.

Софи рассмеялась:

— Уверена, твоих сестер тоже обрадовал жест их деда. Они унаследовали немного денег и несколько безделушек, тогда как на тебя свалился старый дом в Греции.

—  Прекрасный старый дом, — поправила тетушку Алекса. — Правда, он нуждается в небольшом ремонте.

Тетя с племянницей переглянулись и расхохотались.

—  О, Софи, — сказала Алекса, — удастся ли мне превратить этот сарай в гостиницу?

— Я думаю, удастся. Все зависит от твоего настроя. Ты ведь по-прежнему не утратила веры в свои силы?

Алекса ответила не задумываясь:

— Я верю в свои силы.

— Я тоже верю в тебя.

— Что ж, нас уже двое. Мои родители, естественно, не верят. И мои удачливые сестрицы — тоже.

—  Младшей всегда нелегко, — посочувствовала Софи.

—  Особенно если одна сестра вышла замуж за врача, родила двоих чудесных детей и сделала карьеру, торгуя недвижимостью, а другая вот-вот закончит юридический факультет Йельского университета.

—  У тебя еще все впереди, — заверила племянницу тетушка.

Поднимаясь на холм к дому своего деда, Алекса размышляла над словами тетушки. Она никогда не чувствовала, что в чем-то уступает своим сестрам, просто она была другой, не такой, как они. Жизнь сестер вовсе не казалась Алексе такой уж привлекательной, С другой стороны, собственная жизнь ее вполне устраивала. Она делала то, что нравится, и это, по ее мнению, было самое главное. К тому же у нее был прекрасный дом — отсюда открывался замечательный вид на окрестности, самый лучший на Кавосе и, возможно, и во всем мире.

Остановившись на вершине холма, Алекса повернулась и бросила взгляд на раскинувшийся внизу городок и на бухту. Затем вошла в дом и на время забыла о прекрасном пейзаже. Она подошла к буфету, взяла хлеб, отрезала ломтик козьего сыра и сделала себе бутерброд — это будет ее обедом.

Прибыв на остров, Алекса сделала неприятнейшее открытие — в унаследованном ею доме отсутствовал холодильник. Правда, имелся старый ящик для льда, но он оказался слишком велик, и пользоваться им было очень не удобно, «Что ж, такова суровая действительность», — решила Алекса. Огорчало и многое другое. Плиту приходилось топить дровами, и она до сих пор не научилась правильно ею пользоваться. Электричество же поступало с перебоями (но оно по крайней мере было; а вот в дома, находившиеся по другую сторону холма, электричество не доходило). Имелся и водопровод, но нагреватель вышел из строя, поэтому вода была только холодная. И еще окна… Почти все они не открывались, а те, что открывались, были без стекол. Кроме того, полы в доме просели, и он, казалось, стонал, жалуясь на старость. Но Алекса верила, что все-таки приведет его в порядок — ей бы только найти плотника.

Однако она прекрасно понимала: при нынешних ее темпаx дом не будет готов к июню, то есть к началу туристического сезона. Впрочем, на Кавос туристы, судя по всему, вообщене заглядывали, и это оказалось главной неприятностью, с которой ей пришлось столкнуться. Но тут уж ничего не поделаешь…

Откусывая от своего бутерброда маленькие кусочки, Алекcа  прошла через весь дом и вышла в сад, откуда открывался превосходныйвид. Побережье Кавоса опоясывали чудесные пляжи, и сюда вполне можно было бы привлечь туристов, приезжавших каждое лето в Грецию в поисках солнца и моря. К сожалению, здесь отсутствовали романтические развалины, исключением являлся лишь храм Аполлона, находившийся на другом конце острова. Выглядел храм вполне прилично и был достоин осмотра, сумей туристы его обнаружить. Увы, при отсутствии аэропорта — паром же ходил всего три раза в неделю — Кавос не мог привлечь туристов.

— И с этим ничего я не могу поделать, — вздохнула Алекса, усаживаясь на невысокую каменную ограду.

Она уселась лицом к бухте — чтобы не видеть сада, где предстояло так много сделать. Окинув взглядом оливковые рощи, Алекса невольно улыбнулась — она вновь подумала о том, что нет в мире более красивого места. И пусть временами ее цель — открыть гостиницу на Кавосе — казалась недостижимой, в такие моменты, как сейчас, она знала, что не сдастся и в конце концов добьется своего.

Внезапно ее размышления прервали удары медного молоточка, висевшего на калитке. Молоточком этим никто не пользовался, так как железная задвижка давно заржавела и все сразу же заходили во двор. Но сейчас кто-то стучал, и это заинтересовало Алексу. Сгорая от любопытства, она пробежала по саду и открыла калитку.

Перед ней стоял тот самый незнакомец, которого она уже видела сегодня у причала. Впрочем, она видела его издали, вблизи же он выглядел не так романтично, как в тот момент, когда сходил на берег. Незнакомец был высокого роста, светловолосый; причем волосы его явно нуждались в стрижке, а щеки покрывала двухдневная щетина. На нем были джинсы, голубая джинсовая рубашка и неопределенного цвета кроссовки, — судя по всему, когда-то они были белые. В руке он держал одно из ее объявлений.