Но настолько ли невозможным было ее предложение? Он решил обдумать ее слова. Ведь она предлагает ему именно то, что он хочет, — то, что предлагал Роксане. Это будет простой интрижкой без обязательств, для остроты приправленной покровом секретности.

Джино хорошо знал Лизетту, ее семью, ее прошлое, образ мыслей. Каждый из ее родителей не запрещал себе вступать в подобные отношения на стороне вот уже многие годы. Вот и сейчас, живя в Сингапуре, они вели довольно свободный образ жизни. К своим внучкам, даже после смерти Анжелы, оба проявляли мало интереса. Лизетта была такой же безразличной и расчетливой. Так что с ней не предвидится неприятных сюрпризов — вряд ли она внезапно захочет изменить правила игры. Но она замужем, размышлял Джино, а я не прелюбодей. И вот еще что… До встречи с Роксаной я и не догадывался, что Лизетта в самом деле не понимает Пию.

Конечно, Лизетта могла бы заявить, что нарушение супружеской верности считают грехом только крестьяне, а Пии это вообще не должно касаться. Она не понимает Пию? А с каких это пор необходимо понимать ребенка своего любовника?

Он так и не дал ей ясного ответа за обедом, не в состоянии найти деликатного способа отказать. Но Лизетта, должно быть, оказалась удовлетворена его нерешительной улыбкой. Она не стала больше давить на него, а просто подняла бокал и попросила его налить ей еще вина.

— Хорошо, достаточно, — сказала Роксана, сидя у рояля. — Моим пальцам необходимо отдохнуть.

— Нет! Еще! — прозвучали четыре тонких голоска. — Мы хотим еще!

— Нет, не сегодня, — весело проговорила она, потом встала, повернулась и увидела Джино в дверях.

Он заметил, как Роксана покраснела еще больше, и обрадовался этому, что не следовало делать. Он первым должен начать держать дистанцию между ними и не отыскивать на ее лице доказательства смущения.

— Ты закончила урок? — спросила он, когда она подошла к нему.

— Моя педагогическая философия звучит так: обучать понемногу и вызывать любознательность.

Стайка детей пробежала мимо нее в направлении двери.

— Я хочу есть! — услышал Джино. Николетта направилась вслед за малышами, одарив Роксану улыбкой.

— Если бы я продолжила, то им стало бы скучно, — объяснила Роксана, — они запомнили бы это уныние и не веселились бы в следующий раз так, как в первый. Мы занимались сорок пять минут, и этого вполне достаточно.

— Не знаю, отчего ты считаешь себя плохим учителем…

Она остановилась рядом с ним в дверном проеме, наклонила голову, посмотрела на него с минуту и проговорила:

— Может, мы хотим сказать, что уже говорили мне об этом? Или рассчитываем на то, что я попрошу у Джино прощения и признаю его совершенную правоту в отношении меня и моего умения преподавать музыку?

Он был вынужден рассмеяться, несмотря на нахлынувшее желание.

— Думаю, мы могли бы рассчитывать на это, — согласился он. — Но мы имеем на примете твои интересы.

— Кто это мы?

— Ты первая начала, — уточнил Джино.

Ему захотелось начать что-нибудь прямо сейчас — почувствовать, как между пальцами струятся ее волосы, ощутить прикосновение ее кожи к своей заставить ее вскрикнуть от удовольствия и прильнуть к нему. Он жаждал смеяться вместе с ней потом и лениво заниматься каким-нибудь делом — и все без всякого давления и обещаний.

— Хорошо, — уступила Роксана. — Ты был совершенно прав насчет меня и моего преподавания музыки, Джино. Я начинаю думать, что могла бы заниматься этим, а также о том, что пение было… — она прервалась и прикусила нижнюю губу, потом посмотрела в пол. Ему захотелось протянуть руку и поднять ее подбородок, так чтобы она смотрела на него.

— Было — что? — спросил он.

— Было… — Роксана вздохнула. — Моей попыткой сопротивляться Харлану. Но я боролась неверным оружием. Знаешь, это было похоже на то, будто ты хватаешь деревянную ложку вместо ножа, — она взмахнула руками. — Я не знаю, что говорю… — пробормотала она.

— Нет, думаю, что в этом есть смысл. Мы не всегда правильно ведем дела в нашей жизни.

Она кивнула.

— Цена акций Ди Бартоли продолжает увеличиваться, оттого что во главе компании находится умный парень?

Они настолько сильно ощущали друг друга, что воздух вокруг них будто заискрился, отчего Джино вынужденно понизил голос:

— Это звучит почти как комплимент.

— О, не нужно выдавать желаемое за действительное, — Роксана, дразня, улыбнулась ему.

Она сложила руки на груди, и он снова испытал желание овладеть ею, но вспомнил, что это невозможно — Роксана не примет предлагаемого им, а он уважает ее решение.

Джино заставил себя подумать о чем-нибудь другом.

— Ты же споешь мне перед отъездом?

— Нет, — она широко улыбнулась и уперлась руками в бока.

— Ты представляешь, какую проблему ты мне сейчас создала? Как я услышу твое пение, если ты не хочешь петь? Я хочу слышать твой голос, Роксана.

— Думаю, тебе необходимо правильно попросить меня, — она проскользнула мимо него в дверь.

— И тогда ты споешь?

— Вряд ли ты знаешь способ упросить меня петь.

— Проблема становится все сложнее…

— Ты же любишь проблемы, Джино, — поддразнила она его из холла.

— Ты права, люблю.

Она не ответила, но продолжала улыбаться, поднимаясь по лестнице. Он же почувствовал еще большее разочарование — сексуальное и душевное, — чего никогда еще не было в его жизни.

Итак, появился знаменитый Франческо бывший мучитель сестры Роксаны.

Он подъехал к поместью в воскресенье днем без предупреждения, на серебряном «порше» с открытым верхом, не переставая сигналить, так что все попадавшиеся ему на пути шарахались в сторону. Сигнал автомобиля и рев двигателя были скорее вызывающими, нежели полезными. Он слишком резко повернул и остановился таким образом, что левая фара оказалась в трех дюймах от колен Роксаны.

— А, сестра Ровены, — сказал он, еще не выбравшись из автомобиля. На вид он был привлекательнее Джино.

— Да, это я.

— Ты должна простить меня, мне показалось, будто я знаю тебя уже достаточно близко, — он закрыл дверь автомобиля, и на его лице появилась широкая улыбка совершенной формы. — Извини, если я смутил тебя и вел себя бесцеремонно, мне не следовало… — он смачно поцеловал ее в щеки — дважды по европейскому обычаю, отчего Роксана испытала непреодолимое желание найти носовой платок. — Я был уверен, что все женщины из одного теста.

— Тесто тоже бывает разным, — колко сказала она ему. Она преднамеренно сделала неловкое движение и как бы нечаянно наступила на его туфли. — О, извини.

А после этого направилась к дому, чувствуя, как горит лицо. Вероятно, это солнечный ожог. Все утро после восьми часов Роксана провела в саду и даже обедала на ходу. Она устала, и у нее не было настроения принимать кривляния младшего брата Джино.

Прошлым вечером по телефону Ровена спросила ее о погоде и закончила словами:

— Ты должна поливать посадки сама, если система капельного орошения еще не готова и до середины недели не предвидится дождя. Те розы и рассада, которые ты посадила и полила в пятницу, будут чувствовать себя хорошо так, а вот те, что высаживались на прошлой неделе, нуждаются в хорошем поливе. Новый газон тоже нужно полить. Ты не забудешь того, что я сказала?

Роксане пришлось хорошенько потрудиться. Слава богу, что садовники возвращаются завтра утром, а система полива будет готова через два дня, ведь в пятницу она должна уехать.

— Постой! — сказал Франческо. — Ты не собираешься составить мне компанию? И вообще — где все?

Все были в Сиене — встречались с друзьями Лизетты, но Роксане не хотелось признаваться, что в доме только она и Мария.

— О, где-то здесь, — туманно сказала она. — Извини, Франческо, я поднимусь наверх в свою комнату, но предупрежу Марию, что ты приехал. Ты останешься на ночь?

— Это что, приглашение?

— Нет, раз уж это твой дом, а не мой. Это предположение.