— Я говорю, до того, как мы вернемся в Майами, твоя бывшая жена будет мертва, как эта телефонная линия.

Я услышала щелчок. Потом еще один. И в трубке воцарилась мертвая тишина.

«Принцесса Очарование» прибыла в порт Иль-де-Сван в шесть тридцать, на час раньше расписания. Вчерашнего ненастья как не бывало, начинающийся день обещал ясное солнце, голубое небо, легкий ветерок и теплое море.

Рассмотреть остров как следует мне не давали, во-первых, спасательная шлюпка, загораживающая иллюминатор, а во-вторых, неспособность разлепить глаза из-за второй подряд бессонной ночи. Тем не менее я ткнулась носом в стекло и чуть не ослепла от ярчайших красок раскинувшегося передо мной пейзажа. Прямо как на рекламных открытках! Яркая синева Атлантики уступила место переливающейся бирюзе Карибского моря. Вместо плоского, невыразительного пейзажа южного побережья Флориды передо мной простирались цветущие холмы, сочная яркая зелень таких необыкновенных оттенков, что казалась нарисованной. По склонам холмов виднелись разбросанные там и сям домишки, раскрашенные в пастельные тона. Песчаные пляжи (на том расстоянии, с которого я смотрела, разумеется), напоминали выглаженные чистенькие простыни. А дальше — на расстоянии нескольких, а может, и многих миль (определить это было невозможно) на горизонте поднимались над морем неясными очертаниями другие острова: на востоке — огромный остров Гаити, где хватило места разместиться еще и Доминиканской республике, на западе — Ямайка и Куба. С некоторым запозданием до меня дошло, что «Принцесса Очарование» — не только место для веселого времяпрепровождения, набитое под завязку едой и выпивкой, которыми в свое удовольствие злоупотребляет находящаяся на ее борту публика. «Принцесса» — это средство передвижения, способ транспортировки, инструмент, с помощью которого вы можете вырваться из серых будней и оказаться среди захватывающих дух красот природы — причем процесс этот происходит так неторопливо, чуть ли не лениво, что все самолеты с их безличными «просьба пассажирам занять свои места», дежурными пакетиками с орешками и взлетом-посадкой просто не идут ни в какое сравнение.

Добро пожаловать на Карибы, сказала я себе и улыбнулась. Добро пожаловать в рай!

К сожалению, долго улыбаться мне не пришлось. Все еще пялясь в окно, я вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре, который невольно достиг моих ушей всего восемь часов назад, в понедельник. Сегодня — утро вторника. Всю ночь я не могла уснуть, думая об этом разговоре. Я не могла выбросить его из головы, мучительно решая, что предпринять, но не придумала ничего лучшего, кроме как проглотить пару таблеток, чтобы унять жуткую головную боль, которую причинили мне мои бесплодные размышления.

Больше всего тревожила мысль о том, что я слышала голос мужчины, пассажира «Принцессы Очарование», который дал согласие убить чью-то бывшую жену, тоже пассажирку этого корабля. Иными словами, среди двух с половиной тысяч разряженных мужчин и женщин, гуляющих и отдыхающих на борту гордости круизной линии «Морской лебедь», два человека связаны невидимой нитью — охотник и жертва. Убийца и та, которую должны убить.

А теперь я вас спрашиваю: даже если у вас не столь параноидальный склад мышления, как у меня, даже если вы не склонны усматривать опасность и заговоры на пустом месте, даже если вы не являетесь бывшей женой человека, который ненавидит вас так, что готов убить, вы смогли бы спокойно проспать ночь в такой ситуации?

Я старалась взять себя в руки. Шли часы, но я все сидела в своей темной тесной каморке. Полночь. Час ночи. Два часа. И так до четырех. Я уговаривала себя, что, наверное, ослышалась, не так поняла подслушанный разговор. На линии было множество помех. Может, они совершенно невинно болтали, допустим, о рыбалке, и там, где мне послышалось «убить», говорилось «удить», а вместо «смерть» на самом деле прозвучало «сеть».

Или они вообще шутили, и я не поняла, что один советует другому получше «убить время» до того, как судно вернется в Майами, и упомянул при этом не «жену», а «цену».

В общем, часам к трем ночи я начала себя уговаривать. В половине четвертого я уже была способна только тяжело вздыхать. На свете существует великое множество слов, которые могут звучать похоже на те, которые мне послышались в этом разговоре. Но дело в том, что среди моих немногих физических достоинств, не говоря о высоком интеллектуальном уровне, наличествует исключительно острый слух. Эрик неоднократно обнаруживал это на собственном опыте, когда поздно ночью возвращался от Лолы и очень не хотел, чтобы я об этом знала. Приходя, он снимал обувь, чтобы не стучать каблуками по деревянному полу, и на цыпочках пробирался в свою спальню. И в тот момент, когда, по его мнению, все заканчивалось благополучно, я обращалась к нему из спальни с вопросом типа: «Эрик! Где тебя черти носили?» «О Господи, Элен, — бормотал он, — у тебя не уши, а биолокаторы!» Словно это я виновата в том, что он торчал в своем похоронном бюро, где Лола устраивала ему массаж с мазями для бальзамирования. «Ты, наверное, можешь слышать, как бегают муравьи», — добавлял он, чтобы я чувствовала себя еще более виноватой.

Таким образом, с моим прекрасным слухом следовало признать, что вечерний разговор двух мужчин о планируемом убийстве бывшей жены одного из них все-таки имел место.

Остаток ночи я пыталась успокоить себя тем, что, несмотря на реальность подслушанного мной разговора, на самом деле они могли шутить. Мужчины очень часто шутят таким образом по отношению к женщинам, на которых их угораздило жениться. Мужчины часто шутят на тему женщин. Точка. Они шутят о том, как мы к ним придираемся, или о том, как мы их презираем. О том, что мы либо сексуально ненасытны, либо безнадежно фригидны. О том, что мы либо тратим слишком много на тряпки, гимнастику и салоны красоты, либо настолько мало занимаемся собой, что просто опускаемся. О том, что вообще иметь с нами дело, учитывая наш постоянно колеблющийся гормональный баланс, — жестокое испытание. Мы для мужчин — просто одна большая шутка. Ха-ха-ха!

Но если эти двое шутили на тему убийства бывшей жены одного из них, то почему же они не смеялись? Помехи помехами, но я не слышала ни единого малюсенького смешка!

К четырем утра мне пришлось взглянуть правде в глаза: над какой-то несчастной, ни о чем не подозревающей женщиной сгущаются тучи. Мне не составило большого труда сообразить, что этой женщиной вполне может оказаться кто-нибудь из нас троих — я сама, Пэт или Джеки. Но мог ли Эрик действительно нанять кого-нибудь, чтобы убить меня? Мог ли Питер подослать наемного убийцу, чтобы прикончить Джеки? Способен ли Билл, человек, давший клятву Гиппократа, заплатить кому-нибудь за убийство Пэт?

Голоса в телефоне не были похожи на голоса ни одного из наших бывших мужей. Но нельзя забывать об отвратительной слышимости, стало быть, как я могу судить об этом наверняка и утверждать, кто есть кто и что есть что?

Я спрашивала себя: кто мог хотеть моей смерти, смерти Пэт или Джеки? Мы, разумеется, все не ангелы, но все-таки не заслуживаем быть столь хладнокровно, расчетливо убитыми. Тем более в тот момент, когда мы на отдыхе. Это, на мой взгляд, совершенная подлость.

Около пяти утра я была готова выскочить в коридор, забарабанить в двери моих подруг и разбудить их, чтобы предупредить о смертельной опасности. Но две вещи меня остановили. Во-первых, я вспомнила, что Пэт и Джеки и так считают меня истеричкой. Стоит мне только открыть рот, чтобы поведать им басню о подслушанном разговоре двух мужчин по телефону, Джеки закатит глаза и произнесет своим хрипловатым голосом крутой девки: «Элен, не дури!», после чего просто пропустит мимо ушей все мои слова как бред параноика. Пэт, прикрыв рот ладошкой, захихикает, думая, что я неисправимая капризная девчонка. Вся эта история будет расценена как очередной вариант игры «Не кричи — волки»; за годы нашего знакомства я наговорила им столько ужасов о заговорах, интригах и прочих вражьих происках, что они просто перестали меня воспринимать всерьез.