Пожалуй, я тоже начну так думать, проговорила я про себя, размышляя, существует ли хотя бы малейшая возможность того, что именно Алберт является тем самым наемным убийцей, а Пэт — его потенциальной жертвой? Что, если он хотел убить ее таким образом, но сплоховал? Он же полнейшее ничтожество. Легко представить его неудачником. С другой стороны, он действительно очень неуклюж; он сам в этом признался в середине своих бурных извинений по поводу инцидента с «Майами-вамми». Он мог подтолкнуть Пэт вниз с этих ступенек — просто случайно — и теперь боится в этом признаться. Впрочем, Пэт и сама порой себя ведет как слон в посудной лавке. Вчера, когда она брала уроки танцев, она оттоптала ноги инструктору, так что тот вынужден был переправить ее своему помощнику. Тому тоже не поздоровилось. Я, наверное, опять преувеличиваю, как сказали бы мои подруги.

Пэт внезапно издала громкий стон, словно напоминая о том, что пришла она сюда за медицинской помощью, а не за тем, чтобы выслушивать нашу болтовню с Албертом.

Я записала ее фамилию в листке, лежащем на столике перед сестрой Уимпл. Двадцать седьмой. Потом помогла Пэт сесть на свободное место.

Кажется, мне никогда больше не увидеть Сэма, подумала я, прикидывая, что очередь Пэт подойдет гораздо позже, чем это случилось с Джеки, а я тем самым пропущу ужин, как уже пропустила ленч.

— Думаю, мы теперь сами справимся, — обратилась я к Алберту. — Вам необязательно ждать.

— Нет, я считаю делом чести оставаться с Пэт до тех пор, пока мы не узнаем окончательный диагноз всех ее повреждений, — возразил он.

— Пэт вам позвонит. Когда будет в состоянии это сделать.

— Ну, как хотите. — Он поклонился и поставил на пол пляжную сумку Пэт с неизменной картинкой «Принцессы Очарование», которую до сих пор держал в руках. Потом взял ее левую руку — уцелевшую — и прикоснулся к ней губами. — Желаю скорейшего выздоровления.

— Спсболберт, — откликнулась Пэт, из-за разбитого подбородка произнося звуки так, словно у нее были склеены челюсти.

— Не стоит благодарности, дорогая! — ответил он и удалился.

— Это он тебя толкнул со ступенек? — немедленно приступила я к допросу.

— Берт?

— Да, Алберт! Он сказал, что тебя могли «спихнуть».

Пэт яростно замотала головой.

— Мжебть. Ннелберт.

— Откуда ты знаешь? Он же сказал, что шел за тобой. Разве трудно представить, что именно он толкнул и спихнул тебя с тропы? Чтобы ты покалечилась?

— Зчеммутделть?

— Не знаю.

Я сидела и размышляла о тех отношениях, которые существуют в настоящее время межу Пэт и Биллом, и пыталась представить, что могло подвигнуть такого интеллигентного человека нанять типа, подобного Алберту, чтобы убить свою бывшую жену. В конце концов я задала очередной вопрос:

— Ты говорила нам с Джеки, что перед отъездом разговаривала с Биллом по телефону. И сказала, что он хотел с тобой увидеться.

— Угу.

— А он сказал, зачем он хочет с тобой увидеться?

— Скзлсскучилсяпдетям.

— Но он же регулярно с ними видится в условленные дни. А на время твоего отъезда вообще будет с ними целую неделю!

— Знаю.

— А о чем-нибудь еще он говорил в тот раз?

— Слшкомбольшойдом, — кивнула она.

— Он сказал, что ваш дом в Уэстоне слишком большой?

Она кивнула еще раз.

— Подлец! Чего он от тебя хочет? Чтобы ты с пятью детьми переселилась в конуру? Значит, он больше не желает платить пособие?

— Не знаю. Больно!

— Извини. — Я пожала ее здоровую руку. — Слушай, Джеки должна выйти с минуты на минуту. Как только она появится, я попрошу доктора заняться тобой вне очереди. На вид он очень симпатичный.

— Лберттоже.

— С твоего Алберта еще никто не снял вины, Пэт!

Она приготовилась возразить, но в этот момент появился доктор Йоханссон. Он подошел прямо к нам, быстро взглянул на Пэт и воскликнул:

— Что с ней произошло?

Я коротко объяснила ситуацию.

— Какое несчастье! — сочувственно покачал он головой и бережно взял в свои большие ладони распухшую лодыжку Пэт. Движения его были очень профессиональными. Бегло осмотрев ногу, он заявил:

— Сейчас сделаем рентген, но думаю, что это растяжение. Продезинфицируем ссадины, на лодыжку — лед, и скоро будет как новенькая.

Я вздохнула с облегчением. Одна туда, другая — оттуда.

— А что с Джеки? — спросила я доктора Йоханссона.

Он свел брови, помолчал секунду и произнес:

— Мы взяли анализ крови, мочи, взяли мазок из горла на предмет инфекции, но главное в том, что я хочу оставить ее на сутки в лазарете. А может, и на двое.

— Оставить здесь? Разве у вас есть койки?

— Пойдемте, — улыбнулся доктор Йоханссон. — Я вам покажу.

Отдав распоряжение сестре Уимпл отвести Пэт в смотровой кабинет, он повел меня в спрятанное в глубине корабля помещение лазарета.

— Мы можем осуществлять даже хирургическое вмешательство, — говорил он, проходя мимо операционных. — Самое разнообразное. От лечения перелома ноги до операции на открытом сердце. Мой коллега может делать пластические операции. Сегодня утром он сделал четыре подтяжки лица. Поэтому сейчас не работает.

Мне оставалось только изумленно качать головой. Мне никогда не приходило в голову, что можно отправиться в круиз, чтобы сделать подтяжку лица. Впрочем, мне никогда не приходило в голову, что на круизном лайнере вообще может быть такая больница.

— Здесь у нас лаборатория, — гордо заявил доктор Йоханссон, проходя мимо комнаты, в которой четверо техников в белых халатах и белых перчатках колдовали над пробирками с кровью. — А вот здесь — палаты для пациентов.

Он остановился в коридоре, куда выходили двери нескольких боксов; большинство из них было занято. В одной из комнатушек лежала Джеки. Ее уже переодели в ужасный бело-голубой вылинявший халат и ввели ей в вену иголку, от которой тянулась трубочка к склянке, видимо, с физиораствором.

— Я могу с ней поговорить? — спросила я доктора.

— Конечно. Мы просто предприняли некоторые меры предосторожности, — уверенно сказал доктор Йоханссон. — Прежде всего необходимо сбить температуру и выяснить, в чем причина. Только не утомляйте ее. Она очень слаба.

— Я постараюсь, — ответила я. — И большое спасибо вам, доктор. Огромное спасибо!

— Не за что. Пожалуй, мне пора пойти заняться вашей второй подругой.

Я молча кивнула, недоумевая, как мне еще удается остаться целой и невредимой и как долго будет длиться это везение.

— Джеки, ты меня слышишь? Это я, Элен! — шепотом окликнула я подругу, подходя к кровати.

— Конечно, слышу. Я ослабела, но не оглохла.

— Ты меня здорово перепугала в этом зале ожидания, — улыбнулась я. — Но, кажется, тебе уже лучше. Наверное, этот доктор Йоханссон знает, что делает.

— Он настоящий специалист, могу тебя заверить. Он задал мне миллион вопросов — не ела ли я несвежих устриц, не укусил ли меня клещ, не контактировала ли я с какими-нибудь ядовитыми…

— Ядовитыми? — вскинулась я. Не могли ли попытаться отравить Джеки? А может, Генри Причард в тот первый вечер незаметно подбросил что-нибудь в ее бокал? А вдруг именно он — наемный бандит, а она — та самая бывшая жена, убить которую его наняли? Мои мысли лихорадочно заметались.

— …веществами, — продолжила Джеки. — Я рассказала ему, что работаю в оранжерее, где постоянно стоит ящик с ядохимикатами. Как я уже говорила, доктор Йоханссон очень внимателен.

— Очень рада, — ответила я, рывком возвращаясь к реальности.

— И знаешь еще что, — продолжила Джеки, — он, оказывается, тоже страстный болельщик.

— О Господи, Джеки, когда ты успела это узнать?

— Пока он задавал мне миллион вопросов, я тоже успела расспросить его кое о чем. Ну, откуда он родом, как стал судовым врачом и все такое. Он, оказывается, финн, родился и вырос в Хельсинки, медицинское образование получил в Лондоне, десять лет назад развелся и тогда же решил пойти работать врачом в круизную фирму «Морской лебедь», на место, освободившееся после ухода его приятеля.