— Посещения в лазарете заканчиваются в шесть часов, — покачала я головой. — Можем зайти к ней завтра утром. После пробежки, например.

— Ты назначаешь мне свидание, — проговорил Сэм и, найдя мою руку под столом, выразительно сжал. Мои щеки загорелись и стали такими же красивыми, как у него.

В это время появился Измет, чтобы сообщить нам об особенностях сегодняшнего меню. Он лично рекомендовал попробовать карибского лобстера с рисом и голубиным горошком.

Рик, наклонившись к Брайанне, заявил во всеуслышание:

— Этот Измаил предлагает нам есть голубиное дерьмо? За те деньги, что я потратил на наш медовый месяц?!

— Голубиный горох является основным продуктом питания на Карибах, сэр, — несмотря на постоянную и откровенную грубость Рика, вежливо разъяснил Измет. — Он почти ничем не отличается от гороха, который вы привыкли есть в Штатах.

— Ненавижу горох! — буркнул Рик. — И морковку тоже!

— Ну, возьми лобстер без овощей, дорогой, — деликатно посоветовала Брайанна.

— Ладно, тогда вот что сделаем, — обратился Рик к официанту. — Принеси мне лобстер и немного жареного картофеля фри, Измаил!

Измет кивнул, записывая заказ в маленький блокнотик.

— И не забудь кетчуп для картофеля, а для лобстера — соус тартар, лады?

Сэм снова сжал мою ладонь, словно спрашивая, с какой планеты свалился этот парень. Я пожала ему руку в ответ, как бы отвечая — понятия не имею, но меня это совершенно не интересует, потому что я с тобой. Я уже была сражена любовью наповал, до слабости в коленках.

За ужином, пока каждый из нас боролся со своим лобстером, выковыривая кусочки мякоти и раскалывая жесткий панцирь, Сэм болтал с Дороти, а я — с Кеннетом и Гейл. На самом деле у меня с Коэнами было мало общего. Вдобавок к тому, что они были женаты и богаты, а я — одинока и вынуждена зарабатывать себе на кусок хлеба, у меня не было в собственности архитектурного памятника исторического значения площадью в шесть тысяч квадратных футов, который мне надо было перестраивать; я никогда не слышала фамилии их дизайнера, хотя Гейл и говорила, что его работы по нескольку раз в году публикуются в «Архитектуре и дизайне». Меня весьма мало касались также проблемы сохранения архитектурного единства зданий; мое знакомство с ними ограничивалось периодическим просматриванием каталога «Шарпер имидж». По мере того как Гейл углублялась в рассуждения о шатающихся зубцах лепнины, у меня в голове возникал образ шатающихся зубов и новокаиновой блокады.

Кое-как мне удалось отцепиться от Гейл — или ей от меня — и подключить к беседе Кеннета, надеясь, что он в состоянии сказать что-нибудь между пережевыванием своей сигары. Мне удалось узнать, что, по его мнению, их брак не распадается в основном благодаря тому, что они с Гейл четко разграничили между собой функции и строго их придерживаются: он работает, она — тратит. Он рассказал, что несколько лет работал биржевым маклером в какой-то крупной фирме и преуспел в этом так, что решил основать собственное дело и заняться инвестициями; сначала он работал с партнерами, потом — самостоятельно.

— А больше вы не намерены работать? — спросила я, сознавая, что мне лично было бы очень трудно решиться покинуть такую большую компанию, как, например, «Пирсон-энд-Стралли», и открыть собственный офис.

— Ну что вы! — удивился Кеннет. — Торговля — мое пристрастие! Больше всего я счастлив, когда продаю или покупаю, слежу за рынком, играю на бирже.

Игры бывают разные, подумала я, вспомнив о биржевом крахе 1987 года.

— А кроме того, я счастлив тем, что могу доставить счастье Гейл, — кивнул он в сторону своей жены, которая усердно пыталась удержать на вилке соскальзывающие горошины и зернышки риса, чтобы отправить их в рот. — Она требует несколько чрезмерных расходов, но ее нельзя не любить.

Нет, парнишка, люби ее сам, подумала я, представляя, какие счета приходят ему ежемесячно.

— А у вас есть дети? — спросила я, поскольку ни он, ни Гейл не затрагивали эту тему.

Кеннет покачал головой.

— У нас три ши-цу, — сказал он, вытащил из бумажника фотографию своих собак и передал ее мне.

— У-у, какая прелесть, — восхитилась я так, как и положено восхищаться фотографиями детишек или собачек, которых вам с гордостью демонстрируют.

— Гейл просто без ума от них, так что я решил, пусть будут, — добавил Кеннет, убирая фотографию обратно. — Это декоративная порода. И очень недешевая, ясное дело!

— Ясное дело!

— Но по крайней мере мне не надо будет посылать их учиться в колледж Лиги Плюща, — хмыкнул он.

— Да, это существенная экономия, — поддакнула я, зная, что в элитарных частных учебных заведениях, входящих в Лигу Плюща, обучение стоит недешево.

— Как бы то ни было, эти щенки — подарок Гейл. Когда она счастлива, я тоже счастлив!

Я бегло окинула взглядом Гейл — ее украшения, костюм, шикарную медного цвета прическу и подумала, что этот Кеннет — сам еще щенок. Так лезть из шкуры для того, чтобы обеспечить свою жену деньгами и собаками? И что он получает взамен? Не секс — это точно, судя по тому, как описывала Гейл их образ жизни и привычку по-разному ложиться спать. И не уважение; как я могла заметить, она обращала на него минимум внимания. Тогда что? Я задумалась. Не мог ли ее образ дорогой женщины стать неким призрачным символом, этаким венцом его нелегких трудов на бирже? Его способностей добытчика? Его мужской натуры? Кто их разберет, этих мужчин?..

Кеннет занялся своим лобстером, а я повернулась, чтобы взглянуть на Сэма. Я попробовала представить его и его невесту в таких же неравноправных отношениях, как у Кеннета и Гейл, но не смогла. Он казался мне гораздо глубже, чем весь этот блеск и мишура, гораздо более земным. Все, что говорила Джеки вчера вечером насчет того, что у мужчин за душой ничего нет, — выдумки. У Сэма Пека есть душа. Я в этом уверена.

После ужина все разобрались по парам, в результате чего, естественно, мы с Сэмом оказались вдвоем.

— Ну, как мы сегодня будем развлекаться? — спросил Сэм, когда мы вышли из ресторана в холл, где играл скрипач.

— Какие у меня варианты? — ответила я. Было всего восемь тридцать. Слишком рано, чтобы ложиться в койку.

Сэм достал из кармана брюк программу на сегодняшний вечер, развернул и начал читать вслух.

— Так, есть шоу. Сегодня играет биг-бэнд, пятнадцать человек. Мелодии Глена Миллера.

— Что еще? — Вариаций миллеровских «В настроении» я уже наслушалась на всю жизнь.

— Парад пижам в зале для бинго. Обладатели лучших пижам получают скидку в пятьсот долларов на товары, приобретенные на Иль-де-Сване.

— Не считаю это вариантом. Дальше!

— Выступление мастеров боевых искусств, лекция о правилах беспошлинной торговли в Сан-Хуане, турнир по настольному теннису.

— Что-то все это меня не привлекает.

— Конечно, всегда остается прогулка при луне на верхней палубе.

— А тебе не будет скучно? Я хочу сказать, второй вечер подряд?

— С тобой не соскучишься, Струнка. Поверь мне!

— Никогда не доверяю людям, которые говорят…

— Пошли! — Сэм подхватил меня под руку, и мы отправились наверх, на прогулочную палубу.

Это была величественная ночь — лунная, звездная, теплая, ароматная. «Принцесса Очарование» держала курс на Пуэрто-Рико. Океан плавно покачивался, увлекая нас в самое сердце Карибов. Сэм вел меня под руку туда же, где мы стояли вчера, в уютное и укромное местечко на корме корабля. Мы встали там, держась за перила, и несколько минут молча смотрели на клубящийся под нами и убегающий вдаль светлый кильватерный след, завороженные шумом винтов и бурлящей воды.

— Прямо забываешь, на какой высоте стоишь, — наконец заговорила я, бросив беглый взгляд на Сэма. Ветер трепал и надувал его голубую рубашку, как парус.

— Высота четырнадцать этажей, если верить буклету, — сообщил он. — Ты не боишься высоты?

— Ну, не так сильно, как ты — самолетов, — поддела я.

Сэм ничего не сказал и даже не улыбнулся в ответ. Он снова сосредоточенно уставился в морскую даль, словно не расслышав моей реплики. Может, ему не нравится, когда подшучивают над его боязнью самолетов, подумала я. А может, ему не нравлюсь я. По крайней мере не так, как мне бы хотелось.