«Что делал слон, когда пришел Наполеон?»

«Когда пришел на поле он, то ел траву».

Когда я стала старше, мой способ ублажать маму претерпел изменения и выражался в том, что я пыталась встречаться с богатыми мужчинами и, наконец, выйти замуж за такового. Мой первый муж, Роджер, привел ее в состояние нервного трепета, но видели бы вы ее лицо, когда я сообщила ей, что выхожу за Сэнди! Эта женщина, которая улыбалась только в крайних случаях, растянула рот до такой степени, что ее улыбка своими размерами напомнила мне полку для обуви у Имельды Маркос [12].

Я никогда не могла понять, откуда взялась эта ее страсть к богатым мужчинам. Думаю, что начало было положено еще в ее молодости, в Куинс. Я знала, что до моего отца у нее был роман с одним человеком, который сделал состояние и бросил ее. Но, как бы там ни было, с ее пристрастием к богачам было трудно бороться, во всяком случае, мне это не удавалось.

— Я знаю, что это расстроит тебя, мама, — начала я, — но мы с Сэнди расстались.

Мертвая тишина, за которой последовал звук глубокой затяжки и выдоха. Я практически почувствовала сигаретный запах, выходящий из телефонной трубки.

— Что ты сделала? — спросила мама. Ну конечно, это же была моя вина.

— Сэнди вернулся к своей первой жене, к Сюзи. — Я почувствовала, как у меня в горле образовался комок.

— Он предпочел эту женщину моей дочери? — Моя мама перешла на личность Сэнди. — Да она ничтожество, Женщина, которая готовит для других. А ее отец, он разве интеллигент? — Моя мать относилась к христианам, как к людям с низким коэффициентом умственного развития и плохим вкусом в одежде.

— Да, мам. Он вернулся к Сюзи, — повторила я.

— Твой отец никогда бы не понял этого… этой… этого случайного замужества и развода. Я, например, не понимаю. Почему современная молодежь не может закончить ни одно из начатых дел? Почему моя собственная дочь не может закончить ничего из того, что она сама начала?

— У меня есть дела, которые я закончила, — слабо возразила я. — Я одиннадцать лет проработала в газете, владельцем которой является Элистер Даунз, бывшая звезда Голливуда и бывший сенатор Соединенных Штатов от Коннектикута. Может быть, я и не на короткой ноге с этим человеком, но я его сотрудник. По-моему, здесь есть чем гордиться, не так ли?

— Есть чем гордиться. А как же твоя личная жизнь, Элисон? Все это так неприятно.

— Неприятно? Кому? — Я знала, кому. Друзьям моей матери из Грасси Глен. После непродолжительного бойкота вследствие смерти моего отца, она вернулась в этот клуб, где многие годы трижды в неделю играла в канасту [13].

— Дорогая, я так сожалею о вас с Сэнди, — продолжала она. — Но эти твои разводы ложатся на меня.

— На тебя?

— Конечно, на меня. Я долго ждала, что ты устроишь свою жизнь с хорошим человеком, а ведь я не становлюсь моложе.

— Никто из нас, — сказала я.

— Ни одна, Эдисон. Ни одна из нас.

— Мама, мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. — В дверь никто не звонил, но я частенько прибегала к этой уловке, когда хотела закончить разговор с мамой. Ей ни разу не пришло в голову поинтересоваться, кто же это там может звонить в дверь в любой час дня или ночи, а мне никогда не приходило в голову честно сказать ей в конце разговора, чтобы она катилась ко всем чертям.

После этого я позвонила Дженет Клейборн, которая была брокером в агентстве по торговле недвижимостью и в свое время продала нам этот дом.

— Да, миссис Кофф. Я ждала вашего звонка, — сказала она.

— Вы ждали моего звонка?

— Да. Очень сожалею, что вы разводитесь, — проговорила она сквозь зубы на коннектикутский манер.

— Откуда вы узнали, что мы с мужем разводимся? — То ли все в Лэйтоне уже знали об этом, то ли это был обычный способ агентов по торговле недвижимостью вести дела — знать обо всех на свете.

— Я была на ленче, который устраивала Молодежная Лига. Сюзи Кофф, владелица «Восхитительных закусок от Сюзи», представляла там свой салат из цыпленка.

Не оставалось никаких сомнений в том, что Сюзи представляла там не только свой салат. Жизнь в небольшом городке довольно забавна.

— Хорошо, ну тогда насчет дома…

— Так жаль, что вам приходится продавать, — пропела Дженет Клейборн, едва сдерживая радость от возможности заполучить еще раз контракт на три миллиона долларов. — В настоящий момент рынок переживает небольшой спад, — добавила она, желая прикрыть свою задницу, — но такой дом, как особняк Маплбарк — вы ведь назвали это место именно этим очаровательным именем? — полностью не подвластен экономическим бурям.

Дженет пообещала, что пришлет мне с кем-нибудь необходимые бумаги, которые мне придется подписать. Еще она клятвенно заверила меня, что ее агентство не только поместит рекламу поместья Маплбарк в «ТаунКантри» и «Юникс Хоумс» [14], но также сделает брошюры с цветными фотографиями дома и разошлет их бизнесменам из Японии. Ее чутье подсказывало, что именно эти бизнесмены станут наиболее перспективными покупателями.

Покончив с этими звонками, я начала раздумывать, что же мне делать дальше. Либо я запираюсь в доме и не показываю носа на улицы Лэйтона, где все только и делают, что обсуждают меня, либо я иду «в люди» и пыталась справиться с двумя навалившимися на меня трудностями — бедностью и одиночеством. Неплохой выбор. Оставшись дома, я имею все шансы закончить свои дни в компании Фила, Опры, Салли, Джона и Джеральдо [15], получив массу абсолютно ненужной мне информации об одежде, чистящих средствах и женщинах, которые родились без клиторов. Если же я выйду на улицу, то это, скорее всего, закончится встречей с кем-нибудь из знакомых, и мне придется отвечать на вопросы типа: «Ах, Элисон. Где же ты будешь жить после того, как банк отберет у тебя твой дом? Как ты будешь зарабатывать на жизнь? Как ты будешь искать нового мужчину, который полюбит тебя?»

Но вариант домоседки с синдромом боязни толпы меня совершенно не прельщал. Мне нужно было заняться своим будущим репортажем о Джун Эллисон, так что я переоделась и отправилась в издательство.

Когда я начала парковаться, то едва не вмазалась в сверкающий белый «роллс-ройс», за рулем которого сидел самый знаменитый житель нашего города (и одновременно мой босс) Элистер П. Даунз, владелец «Лэйтон Коммьюнити Таймс». Он как раз выезжал, когда я пыталась припарковаться, и мы наверняка бы столкнулись, не вдави я тормоза своей машины так, что чуть не заработала смещение шейных позвонков. Только этого мне еще и не хватало.

— О, простите, сенатор Даунз. Мне так жаль, пожалуйста, извините меня, — обратилась я к нему через открытое окно. Вина за инцидент целиком лежала на Элистере, но немного подхалимства никогда не повредит.

— Не волнуйся, крошка, — проскрипел Элистер. — Я сегодня без шофера, поэтому веду сам. Наверное, я немного небрежен. Хе-хе.

— С вами все в порядке? — спросила я. В конце концов, ему было уже семьдесят пять лет. Выглядел-то он довольно крепким, но когда тебе переваливает за седьмой десяток, в любой момент ты можешь отдать концы. Во всяком случае, именно этот аргумент использовала моя мама, когда хотела вызвать у меня чувство вины за то, что я не звоню ей каждый день.

— Я в порядке. Все прекрасно, дорогая, — ответил Элистер, объезжая на своем «роллс-ройсе» вокруг моего «порше». Выехав с парковочной стоянки, он помахал мне рукой, глядя на меня в зеркало заднего вида.

— Ага, у меня тоже все прекрасно. Спасибо, что поинтересовались, — пробормотала я. Да, он эгоманьяк, думала я, пока ставила машину и поднималась по ступенькам кирпичного здания, в котором располагались офисы «Лэйтон Коммьюнити Таймс». Похоже, что у Элистера Даунза даже не возникло мысли поинтересоваться моим состоянием, хотя на официальных встречах он был весьма сердечен. Например, во время праздника в яхт-клубе Сэчем Пойнт, клубе, который существовал уже сто лет и в котором Даунз был командором, он подплыл ко мне, ну просто сама обходительность, заглянул мне прямо в глаза, взял за обе руки и произнес: