Вокруг большой столярной мастерской были развешаны горящие масляные светильники, хотя до захода солнца было ещё далеко.

— Это здесь, — сказал Фроде.

И мы вошли в праздничный зал.

♦  Никого из карликов ещё не было, но четыре больших стола были накрыты, на них стояли стеклянные приборы и высокие вазы, полные фруктов. А также много бутылок и кувшинов с каким-то сверкающим напитком. Перед каждым столом стояло по тринадцать стульев.

Стены были сложены из светлых брёвен, с потолочных балок свисали светильники из цветного стекла. На одной длинной стене имелись четыре окна. И на подоконниках, и на четырёх столах стояли круглые чаши с красными, жёлтыми и голубыми рыбками. В окна текли вялые потоки солнечных лучей, которые, преломляясь в бутылках и чашах, вспыхивали маленькими радугами на полу и на стенах. Посередине длинной стены, в которой не было окон, на возвышении рядом стояли три стула с высокими спинками. Они были похожи на стулья в зале суда.

Я не успел наглядеться, как двери распахнулись и в зал вскочил Джокер.

— Привет вам! — воскликнул он с широкой улыбкой.

При каждом движении бубенчики на его фиолетовом платье тонко звенели. Когда он раскланивался, постукивали зелёные и красные ослиные уши на его шапке.

Неожиданно он подскочил ко мне, подпрыгнул и схватил меня за ухо. Бубенчики зазвенели, как колокольчики на санях, запряжённая в которые лошадь понеслась вскачь.

— Ну что? — спросил он. — Вы довольны, что вас пригласили на большое праздничное представление?

— Спасибо за приглашение, — ответил я. Этот маленький шут внушал мне почти страх.

— Все видели? Видели, как он умеет благодарить? Неплохо, говорит Джокер!

— Может, ты немного умеришь свой пыл, шут? — строго сказал Фроде.

Маленький Джокер бросил на старого моряка подозрительный взгляд.

— Мне немного страшновато перед великим сеансом. Но Джокер считает, что жалеть уже поздно, потому что сегодня все карты будут раскрыты. А карты говорят правду. Больше я не скажу ни слова! Точка!

Маленький шут снова выбежал на улицу. Фроде покачал головой.

— Кто, собственно, высшая власть здесь, на острове? — спросил я наконец. — Ты или этот паяц?

— До сих пор был я, — растерянно ответил Фроде.

♦  Через некоторое время двери снова распахнулись. Первым вошёл Джокер. Запыхавшись, он сел на один из стульев с высокой спинкой, стоявших у длинной стены, и сделал знак нам с Фроде, чтобы мы сели рядом с ним. Таким образом Фроде оказался в середине, справа от него сидел Джокер, а слева — я.

— Тихо! — сказал Джокер, когда мы сели, хотя мы оба молчали.

Потом послышались манящие звуки флейты, они постепенно приближались. В двери семенящей походкой вошли бубны. Сперва маленький король, потом — дама и валет. За ними — все остальные. Замыкала шествие Туз Бубён. Не считая королевских особ, все играли на маленьких стеклянных флейтах. Они исполняли странный вальс, голоса у флейт были высокие и хрупкие, как у самых тонких труб церковного органа. Все они были в розовом, их серебристые волосы сверкали, глаза горели. Кроме короля и валета, все бубны были женщинами.

— Браво! — воскликнул Джокер. Он захлопал, за ним захлопал Фроде, тогда и я присоединился к ним.

Бубны остановились в углу зала, образовав четверть окружности. Потом вошли трефы в тёмно-синей форме. Платья у туза и дамы тоже были синие. У всех были вьющиеся каштановые волосы, тёмная кожа и карие глаза. Они были гораздо полнее, чем бубны. У треф женщинами были только туз и дама, все остальные были мужчинами.

Трефы выстроились рядом с бубнами и составили вместе с ними половину окружности. А с улицы уже входили черви в ярко-красной одежде. У них мужчинами были только король и валет в тёмно-красной военной форме. У всех были светлые волосы, смуглая кожа и зелёные глаза. Только Туз Червей отличалась от остальных. Она была всё в том же жёлтом платье, как и в лесу, где я её встретил. Она прошла и встала рядом с Королём Треф. Теперь карлики образовали уже три четверти круга.

Последними вошли пики. У этих были чёрные встрёпанные волосы, чёрные глаза и чёрная форма. Плечи у них были немного шире, чем у всех других карликов, выглядели они мрачно. Женщинами тут были дама и туз, обе в фиолетовых платьях.

Туз Пик прошла и встала рядом с Королём Бубён, и теперь эти пятьдесят два карлика образовали полный круг.

— Как странно, — прошептал я.

— Так праздник Джокера начинается каждый год, — прошептал мне Фроде. — Они образуют год с пятьюдесятью двумя неделями.

— А почему Туз Бубён в жёлтом платье? — спросил я.

— Потому что она — солнце, которое в середине лета занимает на небе самую высокую точку.

Между Королём Пик и Тузом Бубён осталось маленькое пространство. Но тут Джокер поднялся со стула и встал между ними. Теперь круг замкнулся. Прямо напротив Джокера стояла Туз Червей.

Карлики взяли друг друга за руки и сказали:

— С Днём Джокера! И с Новым годом!

Маленький шут взмахнул рукой, и бубенчики зазвенели.

— У нас закончился не только год! — громко сказал он. — У нас закончилась и вся колода из пятидесяти двух лет. Теперь будущее находится под знаком Джокера. Поздравляю, брат Джокер! Больше я не скажу ни слова! Точка!

И он, словно поздравляя себя, пожал сам себе руку. Все дружно захлопали, хотя было похоже, что никто из карликов не понял речи Джокера. Наконец они сели за четыре накрытых стола, так что каждая семья собралась за отдельным столом.

Фроде положил руку мне на плечо.

— Они плохо понимают, в чём принимают участие, — прошептал он мне. — Они просто повторяют, как я сам когда-то раскладывал карты кругом перед каждым Новым годом.

— Но…

— Ты видел когда-нибудь, как лошади и собаки кружат по манежу, мой мальчик? То же самое делают и эти карлики. Они подобны дрессированным животным. Только Джокер…

— Что Джокер?

— Я никогда не видел его таким самоуверенным и жёстким".

Наконец папашка сказал, что мы въезжаем в Афины, и теперь уже было невозможно думать о любом другом месте на земном шаре.

Обладая выгодной комбинацией из карты города и выдержки, моему боссу удалось благополучно доехать до туристического агентства. Я остался в машине и разглядывал маленьких греков, пока папашка в агентстве подыскивал нам подходящий отель.

Он вернулся, улыбаясь от уха до уха.

— Отель "Титания", — сказал он, садясь в машину. — У них есть и гараж, и свободные номера, что очень важно, но самое главное, когда я сказал, что, поскольку проживу в Афинах всего несколько дней, мне хотелось бы всё время иметь перед глазами Акрополь, они подобрали мне отель с большой террасой на крыше и видом на все Афины.

Папашка не преувеличил. Мы получили номер на двенадцатом этаже, и оттуда вид был именно такой, о каком он мечтал. Когда же мы поднялись на лифте на верхнюю террасу, Акрополь оказался прямо у нас перед носом.

Папашка замер и впился глазами в древние храмы.

— Невозможно поверить, Ханс Томас, — сказал он наконец. — Этому просто невозможно поверить.

Он в волнении заходил по террасе. Наконец он успокоился и заказал пива. Мы расположились у самых перил в конце террасы, обращённой к Акрополю.

Вскоре территорию древнего храма залил свет прожекторов, и тут уж папашка вообще потерял голову.