Александр долго молча смотрел на нее, потом рассеянно ответил:

– Да я уже пообедал…

– Тогда перейдем к сладкому? – Ирина сделала большой глоток вина из его бокала, медленно облизала верхнюю губу и пошла к выходу из ресторана.

В ней была какая-то неотразимая пошлость, нет, скорее искренняя плотскость. Пошлость плоти. И это тоже из другого мира. Он так устал быть оригинально-духовным. Хорошо, что большие старинные часы на стене показывали всего лишь три часа дня…

– Дамы и господа! Через несколько минут на борту нашего авиалайнера вам будут предложены напитки и обед. Приведите, пожалуйста, спинки ваших кресел в вертикальное положение. Благодарим за внимание.

Это сообщение прервало хлынувший на Александра поток свежих воспоминаний. Эдуард, разбуженный голосом бортпроводницы, проснулся – ага, он и вправду спал, значит, ничего не видел. Это плюс. Эдуард потянулся и встал со своего кресла.

– Все думаете, коллега? Ну-ну, – с иронией в голосе произнес он и направился в сторону туалета.

«О чем я думаю?!» – продолжал злиться на себя Александр. Жена пропала, а он вспоминает Ирину! Так, пропала жена – появилась Ирина. То есть Ирина возникла из прошлого, а жена тут же исчезла. Мистика? Или что? Нет, это бред. Ирина все-таки не ведьма, хотя если бы была ведьмой, то выглядела бы именно так. Неужели она до сих пор любит его? Неужели жизнь так же пошло однозначна, как Ирина? А Ирина однозначна? Если она до сих пор любит его, то ее любовь большей выдержки, чем то вино, которое он пил в Оксфорде за обедом.

На следующий день после того, как Александр прочитал свой доклад, они с Ириной пошли в ресторан пообедать.

– Ты что, правда выяснил, кто скрывался под именем Шекспира?

– С чего ты взяла?

– Но я же слушала твой доклад.

– Ничего я не выяснял, просто у меня появилась гипотеза. Да и доказательств, как ты слышала, пока немного.

– Ну ладно, Шурик, не прикидывайся. Мне же интересно. Скажи – кто?

Никогда в жизни – ни в прошлой, ни в этой, заморской, – она не называла его Шуриком.

– Ирунь, если я Шурик, то ты Арина.

– А я здесь и правда Арина. Моему начальнику так больше понравилось, он и зовет меня Ариной. Arine.

– А тебе, значит… Хоть горшком назови?

– Хоть чем. Видишь, я стала хищная и цепкая. Вот и тебя зацепила. Прости меня, Сашенька. Но я тебя правда всегда любила и до сих пор ждала.

– В каком это смысле «ждала»?

– Нет, Шурик, не как солдатка, нет. Но и ты ж не Отелло, правда? Да и не Ромео.

– Нет, я скорее Антоний.

– Ну-ну, договаривай. Нет, это даже лестно. Хорошо, я согласна на Клеопатру. Договорились! Куплены три ночи.

– Не забывай, что мы на шекспировской конференции, а не в Пушкинских горах.

«Стоп. А ведь я тогда не знал, что проведу в Оксфорде всего три ночи, – снова прервал свои воспоминания Александр. – Откуда она могла это знать? Опять какое-то зловещее совпадение? Теперь и гадай, в какую цену обошлись мне эти ночи».

И все. К шекспировскому вопросу Александр с Ириной больше не возвращались. Странно, но она про себя почти ничего не рассказала: как оказалась в Оксфорде, где именно работала. Даже не призналась, замужем ли. Просто вечером, когда Александр заснул, она неслышно оделась и ушла, и с тех пор они с ней не виделись. Во всяком случае, он ее не видел. А вот про Ирину Александр уже не знал, что и думать. Может, она и сейчас за ним следит. Не могла же их встреча быть случайностью. Или все-таки большая любовь? Ждала-ждала и дождалась – ответила наконец-то на чувства Александра, которые на первом курсе превратились в настоящую болезнь? Опять роман какой-то. Нет, не верится, что так в жизни бывает. Жизнь повторяет лишь литературные пошлости, а изобрести что-нибудь романтически-мелодраматическое ей не под силу. Или под силу? Вот и проверим. Проведем следственный эксперимент.

Но Ирина оказалась далеко не единственной загадкой, с которой он столкнулся в Оксфорде. Другой было странное отношение организаторов конференции к его докладу. Казалось, если с такой помпой вызывали, все оплатили, то он был им нужен. Но ни малейшего интереса ни к нему самому, ни к его сообщению не возникло. Более того, из-за какой-то неловкой тишины после доклада, который он прочитал, из-за полного отсутствия вопросов Александр вдруг почувствовал, что относятся к нему как к тихопомешанному.

Слушая другие доклады, Александр понял, что шекспировский вопрос на конференции трактуют не как вопрос об авторстве, а как повод поговорить о личности и биографии Шекспира, которого здесь совершенно не отличали от Шакспера. Антистратфордианские теории были объектом кулуарных шуток или колких намеков в докладах. Живой антистратфордианец в этой аудитории – редчайший гость.

С какой же стати его вызвали? Он побеседовал с немногочисленными представителями Восточной Европы и выяснил, что никому из них организаторы ничего не оплачивали. Наоборот, все они еще вносили вступительный взнос по двести фунтов. Об остальных участниках – европейцах и американцах – и говорить было нечего. Никто их за уши сюда не тянул! Сами рвались.

Не прошло и получаса после ухода Ирины, как в номере зазвонил телефон. Незнакомец выражал Александру огромную признательность за интереснейший доклад и умолял о встрече, которая, с его точки зрения, «могла быть плодотворной». Так и сказал.

– Хорошо. Который сейчас час? Простите, я задремал. – Александр уже и сам увидел, что начало девятого, все равно спускаться к ужину. – После девяти я буду в ресторане, если вам удобно.

– Более чем. Более чем. Большое спасибо. Тогда до встречи.

– До свиданья, – закончил разговор уже окончательно проснувшийся Александр. Проснувшийся в физическом смысле, ведь чувствовал он себя так, будто находился во сне, потому-то он тогда и воспринял этот звонок слишком благодушно, даже снисходительно. Решил, что у него, как у ученого, появились поклонники.

Так или иначе, но ровно в девять Александр уже сидел в ресторане, а в пять минут десятого начал ужинать. Никто не пришел. Александр, слегка разочарованный, погрузился в процесс поглощения весьма изысканной и разнообразной пищи. В половине десятого все было съедено, в добавке официанту отказано, и Александр за чистым столом дожидался последней серии миниатюрного гурманского сериала, где основными действующими лицами должны были стать кофе, сладкое и фрукты. О звонившем незнакомце он уже благополучно забыл, и даже вздрогнул от неожиданности, когда человек в серой тройке попросил позволения сесть за его столик.

– Пожалуйста, садитесь. Места хватит. – Сытый Александр был благодушен.

– Разрешите представиться – Эдуард. Это я вам звонил.

– Ах да, очень приятно. Александр. – Он пожал протянутую ему руку. – Я уже думал, что вы не придете.

– Ну что вы, как можно! У нас слов на ветер не бросают. Просто я ждал, когда вы закончите. Согласитесь, неудобно разговаривать во время ужина.

– Почему неудобно? Вот Эммануил Кант всегда звал к себе кого-нибудь на обед, чтобы не отвлекаться от еды философскими мыслями.

– Да, я его понимаю, – неожиданно согласился Эдуард. – Но наше-то дело не такого свойства, чтобы сочетать его с пережевыванием пищи.

– Простите, вы сказали «наше дело»?

– Да-да, именно. Наше дело.

Наше дело… «Опус Деи». Александр вздрогнул. Именно так он и сказал тогда. И еще сделал на этом акцент. Неужели он нащупал ниточку? Он пристально посмотрел на Эдуарда, который уже успел вернуться на свое кресло и с видимым аппетитом поглощал принесенный стюардессой обед, не глядя по сторонам. Александр вспомнил их первый разговор до мельчайших подробностей и даже интонаций.

– И не просто наше, а до того серьезное наше дело, что его нельзя сочетать с основной пищей, а можно только с фруктами, мороженым и кофе?

Официант как раз сервировал стол для десерта. Причем, как ни странно, на двоих.