Поначалу ничто его внимание не привлекло. Только какая-то особенная тишина. В полдень такая тишина даже за городом казалась не менее странной, чем крик филина. Все как-то противоестественно. Он вслушивался и вслушивался, но вокруг было тихо. Похоже, на складе никого не было. Это немного успокаивало. Никого в полдень – это лучше, чем призраки в полночь. Но не успел Уилл порадоваться, как услышал тихий собачий вой, причем совсем близко, вероятно, с другой стороны сарая, там, где был вход.

Вообще-то собака сама по себе не должна была его напугать. У входа на склад всегда оставляли собаку, если никто из людей Джона Шакспера не сторожил товар. Но с чего она выла среди бела дня? Уилл осторожно обошел здание, прислушиваясь. Нет, из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Вот и вход в сарай. Собака узнала его, прекратила выть, слегка завизжала и завиляла хвостом. Затем сразу бросилась к двери, едва не порвав веревку, которой была привязана.

Уиллу было страшно заходить в дом одному, поэтому он отвязал веревку, намотал ее на руку и, открыв дверь, пустил собаку вперед. Та уверенно бросилась в большую дальнюю комнату. Свет сюда почти совсем не проникал. Только под самой крышей между бревен было сделано специальное отверстие, куда в ясные дни пробивались солнечные лучи. Но собаке свет был не нужен. Она ворвалась в комнату и втащила за собой Уильяма, бросилась к дальнему, самому темному углу и начала рыть землю: пол на складе был земляной за исключением маленькой комнатки-конторки.

Уилл зашел с другой стороны и наклонился над тем местом, где рыла собака. Прямо из-под земли раздался глухой стон. Уильям оцепенел. В разрытой яме показалась окровавленная рука.

Уилл тут же оттащил собаку и, хоть это и было нелегко сделать, вывел ее из дома и привязал у входа. Все это время собака, не переставая, лаяла, но сейчас Уилл взял ее двумя руками за морду, зажал ей уши и несколько секунд пристально смотрел между глаз. Собака успокоилась, легла на траву и стала тихонько скулить.

– Вот, выть можешь, но тихо. А вообще сиди и жди. Не бойся, я скоро. – Уилл испытывал острую потребность с кем-то поговорить, но продолжать беседу с собакой не стал, а мужественно пошел в дом. Вооружившись лопатой, он направился в ту самую комнату. Окровавленная кисть по-прежнему торчала из земли, но уже не вертикально. Словно опавший бутон розы, она поникла, склонилась набок. Никаких звуков больше не раздавалось.

Уилл начал осторожно снимать верхние слои земли сперва лопатой, а потом руками. Хотя в какие-то моменты он жалел, что у него руки, а не собачьи лапы, в целом работа шла быстро, потому что земля была довольна мягкая, явно не утрамбованная.

Вскоре он понял, что в землю закопана женщина. И в этот момент снова раздался стон. Теперь уже не было никакого сомнения – женщина была еще жива. Лицо ее было замотано какой-то тряпкой, поэтому земля не забилась в рот и горло, и она не задохнулась, неизвестно сколько времени пролежав под землей. К тому же слой земли был тонким и рыхлым. Очевидно, ее закопали наспех.

Но каково же было изумление Уилла, когда он перетащил тело в светлую комнату и узнал Патрисию! Такого поворота Уилл никак не ожидал. Он не один раз желал ей гибели. И вот ее кто-то закопал заживо, а он спас ее от смерти. Вернее, еще не спас, но может спасти. Противоречивые чувства боролись в душе Уилла. В глазах стояла запоротая Патрисией сестренка Анна.

Однако теперь, когда он выкопал Патрисию из могилы, деваться было некуда. Не бросать же ее здесь. Одежда на ней была разодрана. Уилл с трудом надел на нее халат, который нашел на складе, и надвинул на лоб рабочую шапочку. Затем вообще едва не надорвался, поднимая ее с пола на лавку. Патрисия слабо стонала и по-прежнему была без сознания.

На что решиться? Понятно одно: в школу он все равно опоздал. Но это бы еще ничего. Хуже то, что он не зашел домой, его отсутствие может вызвать подозрение. Однако и этого уже не изменишь. Главное, что делать с нянькой? Если она не придет в сознание, он один никуда ее не донесет, и она умрет прямо здесь. К кому обратиться за помощью? Понятное дело, во все это замешан отец, и, значит, речь идет о его свободе и жизни, а возможно, и о его собственной, Уильяма Шакспера. Значит, ни к коронеру, ни к кому другому в городе обращаться нельзя. Доверять он мог только одному человеку – своей возлюбленной Анне. Она что-нибудь придумает. К тому же Анна сама его просила заняться этим делом – вот и результат…

Всё! Пусть Патрисия остается на складе, а он пока сбегает к Анне. Хорошо еще, что дом Анны был не с противоположной стороны от города, хотя и не совсем близко. Если не сбиться с дороги, то за час можно успеть. В половине пятого Анна поедет в школу за братом. «Сейчас примерно начало третьего, – прикидывал Уильям, – немного времени есть в запасе. Хотя если пойду не кратчайшей дорогой – через лес, – останусь без обеда».

Но страшнее, чем мысль остаться без обеда, было все же опасение заблудиться. Так что, немного поколебавшись, Уилл решил идти сначала к городу, а оттуда уже обычным путем на ферму к Анне. Не до жиру, быть бы живу, утешал он себя.

Уже остались последние двести метров садами и огородами, как Уилл увидел знакомую повозку, отъезжающую от дома по дороге в город. Получалось, что Анна сегодня выехала раньше времени – на полчаса, не меньше. С чего бы это? Впрочем, размышлять было некогда, и Уилл бросился к дороге наперерез повозке, совсем уже ни о чем не думая, даже об обуви и ногах.

Уилл успел в последний момент. Кричать он боялся: могли услышать из дома, и неизвестно к чему бы это привело. Оставалось надеяться, что Анна заметит его. И он уже почти потерял эту надежду, когда, не добежав футов пятьдесят до дороги, увидел повозку прямо перед собой. Всё, план не сработал! Уилл принялся отчаянно махать руками и негромко кричать: «Анна, Анна!» Слава богу, она все-таки заметила его. Или услышала. Но останавливаться не стала, а рукоятью плети указала вперед. Уилл понял, что она дождется его в ближайшей рощице, где повозка уже не будет видна из дома. Пока Шакспер бежал к этому месту, он спрашивал себя, почему это Анна надела не будничное, а выходное платье. Да еще из дома выехала на полчаса раньше обычного.

Анна ждала его у повозки. В левой руке она держала поводья, а правой нетерпеливо поигрывала плетью.

– Что случилось? – еще издали спросила она.

– Да, случилось, но сначала… Анна, я твою просьбу выполнил, теперь твоя очередь.

– Что за глупости? – раздраженно ответила она. – У меня совсем нет времени, что еще за очередь?

Уилл приблизился к ней и попытался поцеловать. Она так резко его оттолкнула, что он чуть не откусил себе язык. Слава богу, обошлось, но прикусил до крови.

– Что с тобой? Больно?

– Ничего… – промямлил он в ответ. – Анна, у меня серьезное дело. Ты же сама просила выяснить все об утопленнице.

– Ладно, садись позади меня в повозку и накройся парусиной, чтоб тебя, неровен час, кто-нибудь не заметил. По пути все расскажешь.

Они поехали, и Уилл, как мог кратко и стараясь не сбиваться, рассказал ей обо всем, что произошло с ним за минувшие сутки. Начиная от подслушанных бесед коронера и собственного с ним разговора и кончая откопанной им на отцовском складе Патрисией. Анна слушала очень внимательно. Едва он закончил, как она приостановила лошадей.

– Сиди в повозке смирно и носа не высовывай из-под парусины. Я найду, куда ее увезти, – подытожила она. – Главное, ты не выглядывай, а то все испортишь. Я все сама устрою.

Уилл знал, что Анне нужно подчиняться беспрекословно. Малейшее неповиновение – и ему не видать ее как своих ушей! Это он усвоил твердо. А теперь, когда от Анны зависела не только его жизнь, но и жизнь и судьба еще нескольких человек, среди которых, скорее всего, был и его отец, Уильям и не помышлял выглядывать или подглядывать сквозь щелку. Но слушать-то ему никто не запрещал! А то, что не запрещено, разрешено, так Уилл, разумеется, не формулировал, но интуитивно этим правилом пользовался.