Открыв дверь в свою квартиру, Кюль прошел внутрь и, не дожидаясь гостей, забежал в гостиную и распахнул окно.

Адамек и Франциска последовали за подозреваемым.

— Ненавижу эту вонь! — Кюль внимательно смотрел на полицейских.

Готтлоб понимающе кивнула. Впрочем, в квартире пахло иначе. Тут было немного душно, но никаких запахов не чувствовалось, кроме разве что освежителя со слабым ароматом сирени.

— Ну, и чего вы от меня хотите? — осведомился Кюль, переводя взгляд с Пауля на Франциску. В его голосе не было ни неприязни, ни услужливости, только полная покорность судьбе.

— Мы можем присесть?

Вздохнув, Кюль прошел к потрепанной софе в углу и демонстративно уселся.

— Ну хорошо, раз уж это займет столько времени…

Франциска устроилась на стуле, а Пауль примостился на подлокотнике кресла. Он не хотел сидеть на уровне глаз этого типа.

— Все зависит от вас.

Кюль кивнул.

— Знаете, что? Вам не нужно долго разглагольствовать. Вы пришли сюда, потому что где-то похитили или изнасиловали ребенка и компьютер выдал вам мое имя. Теперь мне нужно подтвердить, что у меня есть алиби на определенное время, иначе я подпадаю под подозрение. Правильно?

— А знаете, что самое омерзительное, господин Кюль? — Пауль встал. — Что такие типы, как вы, растлевавшие маленьких детей, вообще получают возможность оправдываться перед такими, как мы, а не проводят остаток жизни в тюрьме. Так у вас было бы самое лучшее алиби в мире. Вы думали об этом?

Кюль хотел что-то возразить им, наверное, рассказать о своем прошлом, о душевной болезни, о травмах детства, но Франциска махнула рукой, приказывая ему замолчать.

— Вы правы, — заявила она. — Нам не нужно разглагольствовать. Где вы были в ночь с субботы на воскресенье?

— Что?

— Это что, так сложно? Ночь с субботы на воскресенье. Вся ночь.

У Кюля забегали глазки.

— Где я был… Спал, конечно.

— Один? — уточнил Адамек.

— Один, конечно. Знаете, это так показательно! Я вкалываю по ночам пять дней в неделю и легко могу доказать, где я был, но только не в выходные. А вам нужно алиби на субботу!

— По нашим данным, вы работаете в транспортной компании «Мейербольд», которая занимается в том числе и перевозками инвалидов. Я не знал, что перевозки осуществляются по ночам.

— Кроме перевозок, «Мейербольд» организовала службу такси, а так как мне не прожить на гроши, которые платят за дневную смену, то по ночам приходится работать на такси. С восьми вечера до шести утра.

— Но не в выходные, — повторил Адамек.

— Нет, не в выходные.

— Насколько я понимаю, ваш работодатель может это подтвердить.

Кюль поморщился, словно у него прихватило живот.

— Он может, да, но сам Мейербольд ничего не знает о моем прошлом, и я был бы вам весьма благодарен, если бы так все и осталось. Вы даже представить себе не можете, насколько сложно в наше время найти работу, в особенности с двухлетней дырой в резюме. Остается только работа таксистом… а оплачивается она дерьмово.

— Стоило думать об этом, прежде чем приставать к десятилетней девочке, — ледяным тоном заявил Адамек.

Кюль опять покосился на него с тем странным выражением лица, на которое обратила внимание Франциска.

— У меня неприятности, да?

— Ну что ж… — протянула Готтлоб. — У вас нет алиби. Это плохо. Учитывая обстоятельства, с вашей стороны было бы разумно позволить нам осмотреть помещение.

Кюль обреченным жестом развел руки.

— Прошу вас. Только не заблудитесь, тут же целых пятьдесят восемь квадратных метров.

Да, и эти пятьдесят восемь квадратных метров не вызывали сомнений в том, что тут негде спрятать маленькую девочку, не говоря уже о том, что здесь, скорее всего, вообще никогда не бывало особ женского пола. Франциске не удалось найти даже порножурналы, которые подобные извращенцы обычно прячут в ящике прикроватного столика. Рядом с телевизором не было и дисков с соответствующими фильмами.

Это ее немного разозлило. Квартира казалась слишком уж идеальной.

— Нам нужна проба слюны для генетического анализа, — наконец заявила Готтлоб.

Кюль знал, что подобные пробы берутся только на добровольной основе, но протестовать не стал.

— Если это позволит снять с меня обвинения, то буду только рад.

— Я пришлю к вам команду криминалистов, — сказала Франциска, выходя.

— И что, вы сообщите о своих подозрениях моему шефу?

— Если вы прекратите заниматься перевозками маленьких девочек, то мы закроем на это глаза.

— Знаете, мне выбирать не приходится! Кого шеф говорит, того и вожу! — возмутился Кюль.

Подойдя к нему вплотную, Пауль наклонился к его лицу.

— А знаешь что? Мне на это наплевать. Как по мне, хоть каждую ночь разъезжай на своем такси. Но если я узнаю, что ты еще хоть раз отвозил куда-то маленькую девочку, то превращу твою жизнь в ад. Мы друг друга поняли?

Взгляд Кюля вспыхнул яростью и потух.

— Поняли, — тихо сказал он и скрылся в своей квартире.

— Я таких ублюдков терпеть не могу, — заявил Адамек, когда они вошли в лифт.

Франциска нажала на кнопку первого этажа.

— Их все терпеть не могут, но, к сожалению, они часть нашего общества.

— Но это неправильно!

— Да, однако нам с тобой эту проблему не решить. Что ты о нем думаешь?

— Как по мне, так он в любом случае подпадает под подозрение. Если кто уродился педофилом, то он иначе не может. Ты только представь себе! Хорошенькая маленькая девочка сидит вместе с ним в машине и даже не видит, как он на нее пялится, истекая слюной, — Адамек говорил все громче, выходя из себя.

Лифт остановился с тихим щелчком — они приехали на первый этаж. Выйдя из подъезда, оба глубоко вздохнули. Впервые в жизни городской воздух показался Франциске свежим и приятным.

— Нужно установить за ним наблюдение, пока мы не получим результаты генетического анализа. Круглосуточное наблюдение.

— Ты получишь разрешение?

— Если у нас пропала маленькая девочка, то я получу любое разрешение, вот увидишь.

— Я только за! — Адамек хлопнул в ладони. — Надеюсь, так мы поможем малышке.

— А если не ей, то, по крайней мере, многим другим девчушкам, — Франциска сама удивилась тому, как цинично это прозвучало.

Эти слова горечью отдались в ее душе, но она, увы, знала, как устроен этот мир, и могла отличить желаемое от действительного. Прошло уже три дня с момента исчезновения Сары, и пока у них не было никаких зацепок. Любая версия казалась вероятной, даже версия о том, что похищение инсценировано начальством интерната. В таком случае они больше никогда не увидят малышку. В целом перспективы найти девочку были совсем не радужными, но обычно в начале расследования так и бывает.

И все же Франциска сделает все возможное, чтобы узнать правду. Почему-то ей казалось, что она обязана сделать это не только ради Сары, но и ради того боксера, Макса Унгемаха, хотя это и было неразумно. Однако, как признавала Франциска, разум не играл тут никакой роли. Унгемах привлек ее внимание. Она была не готова к этому, но впечатление от встречи с ним не ослабевало. Это было непрофессионально, но Франциска надеялась, что еще встретится с Максом.

Макс шел по тротуару. Рука горела на его плече, горела огнем, прожигала кожу, плавила кости, но не останавливалась и там, проникая все глубже и глубже, до дрожи, словно пульсирующая головная боль, поселившаяся в глазницах и призывавшая безумие. Рука всегда была там и всегда будет, Макс всю жизнь прожил с этой воображаемой ладонью на плече, и прошедшие десять лет не помогли ему привыкнуть к тому, что рука так и останется воображаемой.

Но сегодня все было иначе! Сегодня ощущение от нее было иным: не то привычное тепло, позволявшее ему чувствовать себя героем и защитником, сильным старшим братиком, — не тепло, а огонь. Именно поэтому в последние дни все изменилось. И дело было не только в разговоре с комиссаром, не только в том, что где-то пропала еще одна слепая девочка, так похожая на его сестру.