Настойчивость появления тени отца Гамлета, как мы знаем, дала толчок драматическим событиям, которые потрясли датское королевство. Но призрак, преследовавший Рича, хранил безмолвие и, как это явствует из самого названия романа Элфреда Бестера, чертами, характеризующими конкретную личность, не обладал. Вполне естественно поэтому, что Рич обратился к специалистам, призванным расшифровывать смутные влечения подсознания, к дипломированным толкователям снов.
Именно это и послужило завязкой событий, которые разыгрались на фоне некоего технотронного, постиндустриального общества, сохранившего, однако, типичные черты самого звериного монополизма.
Именно этот, скупо обрисованный Бестером фон, и станет объектом нашего анализа. Тому есть веские причины.
"Десятилетие, в котором начались космические полеты, — пишет влиятельный западногерманский журнал "Шпигель", — и впервые человеку было пересажено чужое сердце, в котором был разгадан механизм человеческой наследственности и была установлена армия электронно-вычислительных рабов, все же не было таким уж золотым, если к его концу самая могущественная индустриальная страна земного шара сотрясается до основания от волнений и насилия; миллионы юношей и девушек участвуют в акциях протеста или пытаются "забыться в снах, навеваемых гашишем и марихуаной".
Весьма симптоматичное признание. Оно подводит своеобразный итог несбывшимся надеждам и крикливым предсказаниям лжепровозвестников грядущей эры технотронного просперити. В отличие от промышленных переворотов прошлого нынешняя научно-техническая революция предстала в неразрывном единстве с коренными социальными преобразованиями, круто изменившими облик нашего мира. Наивные чаяния, что научно-технический прогресс, подобно чудодейственному компасу, проведет старый добрый корабль капитализма через все рифы и мели, развеялись. Успехи программы «Аполло» не отразились на войне в Индокитае, синтез первого гена не снял проблему бедности, электронные вычислительные машины третьего поколения не уберегли валютную систему капиталистического мира от потрясений. Одним словом, победы науки и торжество техники не излечили социальные язвы. Скорее напротив, еще сильнее растравили их. На фоне блистательных побед человеческого разума яснее и обнаженнее предстали противоречия между трудом и капиталом. Недаром журналист Р. Винтер назвал свою нашумевшую книгу о современной американской действительности "Кошмары Америки".
Именно эти кошмары среди бела дня, именно эти трагические коллизии повседневности заставили многих западных футурологов пересмотреть свои прогнозы, отбросить ставшие традиционными представления о "неограниченном прогрессе", "научно-техническом чуде" и даже о "безбрежной свободе личности".
Так, Герман Кан приходит к тому, что одна лишь усложненность высокоорганизованного общества 2000 года потребует радикальных качественных перемен. В частности, они выразятся в том, что личная свобода будет ограничена все более жесткими рамками. Благо прогресс техники дает правительству для этого весьма широкие возможности. Ведь уже сейчас электроника практически свела на нет частную жизнь. «Радиомаслина» в коктейле, «стрелка-передатчик», бесшумно впившаяся в оконную раму, ЭВМ, «подслушивающая» телефонные разговоры, — все это уже давно перестало быть атрибутами антиутопий.
В романе Бестера действуют люди, наделенные экстросенсорным восприятием, способные «прощупать» человеческое сознание, память, смутные потаенные инстинкты, Это, несомненно, фантастический элемент. Но даже он не делает окружающее Рича общество более открытым, чем, скажем, напичканный электроникой Лондон или Лос-Анджелес. При этом нужно учесть и наложенное автором на своих «щупачей» ограничение — профессиональную тайну. Такого ограничения нет ни у тайной полиции, ни у частных сыскных агентов, ни у адептов промышленного шпионажа. Напротив, их профессиональный долг как раз предписывает разглашение чужих тайн. Причем разглашение особого рода, для узкого круга посвященных или заинтересованных лиц. Впрочем, далее мы специально коснемся и профессиональной этики «щупачей». Покажем, насколько наивны были надежды автора на эффективность подобных ограничений.
Мысль о том, что искусство вообще является зеркалом общества, а фантастика может быть уподоблена зеркалу параболическому, вряд ли поразит чье-то воображение. Уже по самой своей природе фантастике свойственно гиперболизировать реальность, собирать ее отраженный свет в яркий фокус своей преднамеренной кривизны.
И в этом смысле современная англо-американская фантастика излучает направленный поток напряженности и страха. Страх, страх разлит в обществе, в один голос говорят нам и Элфред Бестер, и Гарри Гаррисон, как бы перефразируя апокалипсическое название картины Эдварда Мюнка "Крик, крик разлит в природе".
Источников для страха более чем достаточно. Здесь и неуверенность в завтрашнем дне, и девальвация доллара, и безработица, и волнения в негритянских кварталах, и рост преступности.
Видимо, сюда же следует добавить еще и будущее, перечеркнутое по милости реакционных футурологов черным карандашом. В самом деле, если еще каких-нибудь десять лет назад мессии постиндустриализма слагали панегирик научному прогрессу, то теперь им чудится в машинном гуле цоканье копыт "Коня Бледного". Что провидят они в грядущем? Прежде всего, технологический конвейер, с которого «сходят» младенцы, чьи гены несут искусственно запрограммированную информацию: пол, характер, внешность, интеллектуальный уровень. С одной ленты в руки счастливых (?) родителей (?) поступают будущие «сверхлюди», призванные управлять, возглавлять, пролагать пути, с другой — «недочеловеки», способные лишь для решения «ограниченных» задач. И это, увы, не фантастика, не пересказ модного экзерсиса в жанре "романа-предупреждения". Так пишет в своей книге "Шок будущего" известный социолог Э. Тоффлер. Любопытно, что в отличие от троянской Кассандры некоторые футурологи приветствуют грядущий ужас. Они не жалеют красок, расписывая неизбежное сращение человека с машиной. И какое сращение! Рисующиеся их воображению «киборги» лишь в принципе напоминают симбиоз машины и мозга, о котором писали Станислав Лем и Артур Кларк. Подавляющему большинству «недочеловеков» с конвейера младенцев уготовлена незавидная участь стать слепыми, легко заменяемыми придатками постиндустриальной сверхкибернетики.
Прогрессивная научная фантастика Америки и Англии не могла не ответить на этот вызов воинствующего мракобесия. И она ответила. Смутные кошмары, которые лишь мерещились Брэдбери в шестидесятых годах, обернулись реальностью в семидесятых. Пожарные-поджигатели, ставшие символом присущего капитализму отчуждения, уже плохо вписывались в реально подступающий мир сплошной кибернетизации. К тому же призрак надвигающейся иерархической олигархии и несвободы стал приобретать все более конкретные и осязаемые черты. Поэтому и появилась «Система» — страшная технократическая организация, механическую бесчеловечность которой с разных сторон показали нам такие разные писатели, как Роберт Крейн и Курт Воннегут.
Так творилось предвидимое будущее социологии и фантастики. Два его лика. Буржуазные социологи воспевали технотронный тоталитаризм и вуалировали при этом неразрешимые в рамках капиталистических отношений социальные противоречия, а прогрессивные литераторы, бескомпромиссно отрицая социологические «модели», искали выхода из кризисных ситуаций, и часто запутывались в этих поисках. Тем не менее американским фантастам удалось создать некий совокупный мир, в котором зерна реальной сегодняшней угрозы дали страшные всходы. Но на тех же "пурпурных полях" проросли и робкие побеги надежды.
Какой же этот воображаемый мир?
Внимание! Внимание!! Внимание!!!
Осуществилось то, о чем веками мечтали лучшие люди земли! Отныне для человека нет ничего невозможного! Все подвластно ему: время, пространство, живая и неживая природа. Мыслью своей вы способны двигать предметы. Сидя у себя в кресле, сможете перенестись в любую точку земного шара. Легким усилием воли — проникнуть в потаенные мысли собеседника. Вам не страшны болезни и катастрофы, ибо всемогущая «аптечка» мгновенно ставит диагноз и тут же вылечивает. Если же за долгую вечность вам наскучит ваша оболочка, вы сумеете легко ее обменять. Ничего не стоит вообще стереть или же пересадить вашу индивидуальность в чужое тело. В принципе это не труднее, чем прочесть чужие мысли. Разве это не гарантирует вам безопасность? Вообще все, что мучило ранее человечество, отошло в область предания. Конец неудачам в личной жизни. Несчастная любовь и мучения ревности останутся только в шекспировских пьесах. Выбор брачного партнера объективно и безошибочно свершит электронный прибор. Но если вы влюблены в себя, как Нарцисс, то ничего не стоит размножить вас в любом числе абсолютно идентичных копий. Более того, вас можно «издать» в виде целого биологического клана, учитывающего даже все богатства полового деморфизма. Такое умножение личности и сознания абсолютно необходимо, чтобы поспеть всюду. Спешите! Спешите!! Спешите!!! Даже вечности не хватит, чтобы побывать во всех эпохах, посетить далекие миры и перепробовать все человеческие занятия. А это явно стоит проделать. Тем более что от вас не потребуют особых затрат энергии. Временной экран раздвинет стены вашего жилища, а новой профессией можно обзавестись во сне. Не из одного лишь праздного любопытства захотите вы сменить свое занятие. Разве не пожелаете вы воскресить хотя бы одного из тех несчастных, которые умерли до наступления нашей эры научно-технического благоденствия? Или вам не захочется обзавестись настоящим живым бронтозавром, птеродактилем, диплодоком? Ведь поймете, наконец, что вам доступно все, абсолютно все! Даже житие на встречном времени. Вы будете пятиться навстречу прошедшей молодости как угодно долго и далеко, прокручивая в обратном порядке прожитый вами кинофильм. А если наскучит и это, вы можете неощутимой тенью просочиться сквозь толщу земли и раскаленные недра солнца. Посмотрите как там, внутри… Или убьете последнего медведя — благо кто-нибудь оживит его потом из окаменелости, — не рискуя ничем, с помощью всемогущей охотничьей колесницы.