Варианты других переводчиков, которые использовали чары — Бобырь и ВАМ — были менее удачными, поскольку их конструкции приуменьшали активную роль Бильбо, сохранившего ясность ума. Согласно их формулировкам, чары сокровищ действовали на него меньше, и это, безусловно так, но самому Бильбо при этом отводится пассивная роль, в отличие от оригинала и варианта Рахмановой.

У Яхнина превосходный перевод слова bewitched — зачарован, но его формулировка, к сожалению, также лишает Бильбо активной роли в процессе сопротивления чарам сокровищ.

Фраза Грузберга — менее выразительная, хотя и вполне приемлемая, также превращает Бильбо в пассивный объект воздействия сокровищ.

У анонимного переводчика неплохая, хотя и лишенная очарования версия следует в том же самом направлении мысли.

Каменкович использовала такую же основную конструкцию, как и анонимный переводчик, но, дойдя до наречия, свернула в другую сторону. Ее рассказчик говорит, что Бильбо «отнюдь не потерял головы при виде золота» (Км Х.240). Власть сокровища действовала на Бильбо, но его голова при этом оставалась более ясной.

Королев полностью обошел проблему, целиком опустив первое предложение в этом эпизоде (Кр Х.272).

Второе предложение этого эпизода делает конкретным абстрактное утверждение первого, и большинство переводчиков без труда справились с ним. «Задолго до того, как гномы утомились обследовать богатства он [Бильбо] почувствовал смутное беспокойство и, усевшись на пол, принялся тревожно размышлять, чем же все это закончится». Королев и ВАМ опустили наречие nervously, для которого остальные переводчики с легкостью подобрали слово тревожно. В идеально выверенном тексте Толкина любой допущенный пробел делает перевод лишь бледным отражением оригинала. И хотя Бильбо имел все основания испытывать тревогу на протяжении всего своего приключения, нет никакой причины убирать ее из перевода.

Яхнин опустил не только наречие тревожно, но и вообще все опасения Бильбо.

Версия Рахмановой была еще более краткой. Она обрубила предложение — и абзац — в конце первой фразы:

Третье предложение эпизода, внутренний монолог Бильбо, тщательно выстроено с целью еще четче продемонстрировать отношение Бильбо к золоту и драгоценностям. «Добрую долю этих драгоценных кубков, — думал он, — я бы отдал за глоточек чего-нибудь бодрящего из деревянной чаши Беорна!» (Н.229). Отвергнутые им драгоценные кубки, сделанные, скорее всего, из золота или серебра и инкрустированные драгоценными камнями, а вместо них желанный «глоточек чего-нибудь бодрящего из деревянной чаши Беорна» однозначно помещает Бильбо в лагерь Беорна в том, что касается отношения к золоту, побуждая читателя вспомнить, что в зале Беорна «кроме ножей, почти ничего металлического» не было (Х.127). Перевод Рахмановой этого эпизода разочаровывает, поскольку в нем пропущены второе и третье предложения. Это оправдано в сокращенной версии, такой как в D&D, но в превосходном во многих других отношениях переводе Рахмановой подобные пропуски слишком резко выделяются.

Противопоставление драгоценного кубкаи деревянной чаши — ключ к успеху в этом предложении. Версия Бобырь била точно в цель: «драгоценные кубки» и «деревянная чаша». Вполне приемлемая версия Каменкович сравнивает «золотые кубки» с «деревянной чашей», но преувеличивает количество, которое Бильбо был согласен обменять: «Всю эту груду золотых кубков». Перевод Яхнина почти дословно повторяет Каменкович. Он лишь немногим более краток. У него Бильбо был готов обменять «все эти золотые кубки». Версия Грузберга несколько менее адекватна, поскольку он сравнил «бесценные кубки» с «деревянным кубком». Чтобы достичь полного эффекта, названия сосудов должны быть разными. У Уманского различные названия сосудов хорошо подобраны, но прилагательное перед кубками оставляет желать лучшего. Его Бильбо «отдал бы добрую часть этих прекрасных бокалов, — подумал он, — за то, чтобы выпить чего-нибудь ободряющего из деревянных чаш Беорна!» (У Х.152–153). Версия ВАМ еще менее привлекательна, поскольку она пропустила прилагательное перед кубками. Бильбо у нее просто говорит: «Я бы много этих кубков отдал…» (ВАМ Х ₁₉₉₀.190, X ₂₀₀₀.290).

В анонимной версии переводчик отказался от сравнения кубков с чашами, но, тем не менее, создал запоминающийся образ, вполне в духе взглядов Толкина на золото.

Королев сохранил кубкии чаши, но не учел, из чего они были сделаны. Вдобавок к пропущенному первому предложению, это полностью лишает толкиновский эпизод всякой силы.

Добавление фразы «ведь они пустые» сводит комментарий Бильбо к одной лишь практичности, тогда как Толкин имел в виду комментарий философский. Благодаря практичности Королева желание глотнуть чего-нибудь из Беорновой чаши осталось без всякого raison d'etre [87]. Мечта глотнуть чего-нибудь из Беорновой чаши уже не объясняется ничем, кроме приятного вкуса напитка и жажды, испытываемой Бильбо.

Смауг и гномы не одиноки в своей любви к золоту и сокровищам, как показывает Толкин в XIV главе («Огонь и вода»), в которой Король эльфов узнает о смерти Смауга и решает забрать себе часть сокровищ.

Процитированный диалог, в котором Король предполагает, что Торин Оакеншильд погиб, не представлял проблемы для переводчиков, но зато таковой стала идентификация говорящего в конце первого предложения. Рахманова, Каменкович, Королев и Яхнин почувствовали необходимость разъяснить, какой именно это был «Король», словно читатель мог перепутать его с кем-то другим. Рахманова и Яхнин уточнили, что это был «король лесных эльфов» (Р Х.210; Я Х.ЗОЗ), в то время как Каменкович и Королев сказали, что это был «король эльфов» (Км Х.255; Кр Х.289). Их опасения на этот счет не были уж вовсе безосновательными, поскольку ВАМ назвала говорящего «новым Главарем орков» (ВАМ Х ₁₉₉₀.202). Очевидно, она просто не могла представить, что Король эльфов способен так поступить. Она забыла, что Лесные эльфы «были более опасны и менее мудры» (Н.164). Эту ошибку ВАМ исправила во втором издании, вышедшем в 2000 г. в издательстве «ЭСКМО» (ВАМ Х ₂₀₀₀.348).