Луи открыл одну дверь и отнес туда подсвечник.
— Вы сможете переодеться на ночь, если я принесу ваши вещи? — спросил он, вернувшись.
— Конечно, смогу, — ответила она. — Кое-кто думает, что я пьяна.
— И этот кто-то, должно быть, прав.
Конечно, она не настолько пьяна. Просто устала, и у нее нет сил спорить.
Он водрузил ее саквояж на дубовый стол, и она, подавляя зевоту, наблюдала, как он расстегивает молнию и достает оттуда пижаму, махровый халат и косметичку с туалетными принадлежностями. Потом он перенес вещи в ванную, помог ей встать, обхватив за талию, и отвел ее туда.
Слегка качнувшись на нетвердых ногах, она ухватилась за вешалку для полотенца.
Луи с сомнением покачал головой.
— Справитесь?
— Несомненно, — с вызовом ответила Мадлен.
— Позовите меня, если я вам понадоблюсь. — Он вышел, оставив дверь слегка приоткрытой.
Она ухватилась за раковину одной рукой, а другой почистила зубы, вымыла руки и лицо. Мне бы сейчас не помешал ледяной душ, подумала она. Но это явно было ей не под силу.
Свеча, стоявшая на полке у нее за спиной, отражалась в зеркале и освещала ее бледное лицо. Мадлен начала раздеваться. Самым трудным делом оказалось снять колготки, но она справилась и с этим. Надела ночную рубашку и накинула поверх нее махровый халат. Сейчас пойду, подумала она, как только пол перестанет крениться.
— Вы готовы? — раздался голос Луи. — Да.
Он открыл дверь. На нем была надета пижама цвета старого вина, при этом брюки доходили только до колен, обнажая голые ноги.
— Будет лучше, если вы мне дадите руку.
Мадлен растерянно заморгала и спросила:
— Вы что, тоже собираетесь спать?
Он взял ее за руку и повел в комнату.
— Да, собираюсь.
— И где вы будете спать?
— Я хотел разделить с вами эту комнату. Так нам будет легче сохранить тепло.
Она прижалась к его груди и пробормотала:
— Ну хорошо, я согласна.
Мадлен пошевелилась и начала просыпаться. Постепенно туман в голове начал рассеиваться. Она находилась явно не в своей однокомнатной квартире. Она лежала на очень широком удобном матрасе, и подушка под головой была гораздо мягче, чем ее собственная. Где же она?
Через какое-то время ее затуманенный мозг выдал ответ: сегодня Рождество, и она, должно быть, у Сесиль. Но она никак не могла вспомнить, как провела вчерашний вечер, как переоделась и легла спать.
Наверное, она выпила слишком много любимого коктейля, который умеет смешивать только Сесиль. Ну надо же, от невинного коктейля так отключиться!
Единственное, что Мадлен четко помнила, это момент, когда она заперла дверь магазина. Шел снег, и все вокруг было белым-бело. Мостовая стала скользкой, и она шла на стоянку с осторожностью…
Внезапно память ожила, и все случившееся замелькало перед ее глазами, как на экране.
Происшествие на стоянке… Она в первый раз увидела Луи Лакруа… Подвезла его домой… Буран… Его предложение работать у него… Беспокойный вечер, который они провели вместе… Он заставил ее рассказать об Анри…
А что потом?
Но экран на этом месте остановился и категорически отказался выдать ей то, что было дальше. Она никак не могла вспомнить, как добралась до постели.
И опять память услужливо напомнила ей то, что она предпочла бы не вспоминать — внезапно возникшее между ними притяжение.
Нет, не между ними. А только с ее стороны. Его невозмутимость, попытка напугать, то, как он поддразнивал ее, — все доказывало, что он не испытывает к ней никаких чувств.
Непонятно только одно — почему он хотел, чтобы она осталась?
Ее разрывало на части от противоречивых чувств.
Голос разума — или просто инстинкт самосохранения? — подсказывал ей, что надо бежать отсюда как можно скорее. Тогда как его обаяние, тяга к нему заставляли ее остаться под предлогом снежных заносов.
В глубине души она знала, что оставаться глупо и опасно. Это может плохо кончиться. Он не заинтересовался ею…
В конце концов она приняла решение уехать сразу же после завтрака. Но как же она уедет, если машина не заводится? И нельзя позвонить, чтобы вызвать такси. Остается идти пешком.
Ну хорошо. А что, если дороги занесло? Ведь всю ночь падал снег… Мадлен со стоном положила руку на голову. Ясно одно: коктейль Сесиль ни при чем. Голова раскалывается от бренди, выпитого накануне.
Через несколько секунд она снова открыла глаза. Вся комната была залита солнечным светом, струящимся из окон. Буран утих, и кусочки неба, видневшиеся в окна, поразили ее синевой.
Она привстала на постели и посмотрела за окно — кругом лежал снег. Ветер намел целые снежные дюны, кусты и ветки деревьев низко склонились под тяжестью белых шапок.
Прикинув, сколько выпало снега и расстояние до города, а также тот факт, что дорога на Шато дю Буа мало посещаема, Мадлен поняла, что у нее немного шансов выбраться отсюда прямо сейчас.
Придется провести Рождество с Луи Лакруа, хочет она того или нет… А который теперь час? — вдруг подумала она. Солнце поднялось уже высоко.
Она повернула голову, чтобы посмотреть на свои часы. Ее взгляд скользнул по подушке, и она застыла. Рядом с нею кто-то спал. На подушке отпечатался четкий след чьей-то головы…
От неожиданности ее голова снова ясно заработала и начала восстанавливать следующую порцию событий предыдущей ночи.
И хотя картинки были нечеткими и размытыми, она увидела, как Луи несет ее вверх по лестнице, потом они сидят у огня, он помогает ей добраться до ванной и спрашивает, готова ли она лечь спать…
Ну а что было потом, почти очевидно.
Она услышала шаги, и на пороге появился Луи с большим медным чайником в руках. На нем были темные брюки и черный шерстяной облегающий свитер. Он тщательно побрился, а его волосы цвета спелой пшеницы казались чуть влажными.
— Доброе утро, — весело приветствовал он ее, ставя чайник на камин. — Хотя уже перевалило за полдень. — Он подбросил в огонь новые поленья и подошел к ней.
В своей ночной рубашке из тонкого хлопка, с темными волосами, рассыпанными по подушке и плечам, она показалась ему невозможно юной и невинной.
Заметив неестественную бледность ее напряженного лица, он спросил:
— Что случилось?
— Вы спали в моей постели.
— Нет, это вы спали в моей.
— Ах ты, подлец, — закричала она.
Он поцокал языком.
— Это не очень вежливые слова для хорошо воспитанной девушки.
— Может быть, они не очень вежливы, зато справедливы. Ты прекрасно знал, как я отношусь к случайным связям, и все-таки специально напоил меня, чтобы соблазнить…
— Какая драма! — с усмешкой сказал он, явно не собираясь оспаривать обвинение.
— Ты дал мне бренди, тогда как я вообще не пью, а потом взял надо мной верх.
Он развеселился.
— Похоже на монолог из викторианского романа.
— Как ты можешь стоять тут и смеяться, зная, что я сказала чистую правду? — с горечью воскликнула она.
Он покачал головой.
— Я признаю себя виновным только по первой части обвинения.
— Не отрицай. Ты спал в моей постели.
— Я и не думаю этого отрицать. Но это не значит, что я овладел тобой или что я имел такие намерения.
— Зачем же тогда ты так поступил?
— Это было единственно разумным решением. Остальные спальни можно сравнить с морозильными камерами. Даже в этой к утру стало холодно, потому что огонь постепенно погас. Спать в одной постели, чтобы не замерзнуть, было единственным выходом.
Но она хорошо помнила его раздевающий взгляд, полный желания, и не поверила ему.
— Ты лжешь! — хрипло выпалила она.
— Уверяю, что я и пальцем к тебе не прикоснулся. — И с довольной улыбкой добавил: — Правда, должен сказать, ты была в очень гостеприимном настроении…
— Я тебе не верю! — Его слова совершенно шокировали ее.
— И все-таки, это правда.
Мадлен вспыхнула.
— Мне не следовало столько пить. Но зачем же ты напоил меня, если не собирался соблазнять? — Догадываясь заранее, что он ответит, она быстро добавила: — И не говори, что ты сделал это исключительно ради медицинских целей.