— Солнце, море и песок? — пропела Мадлен.

— Как в сказке.

— Вы счастливец.

— Со временем мне приелась эта жизнь. Я вдруг понял, что скучаю по старой доброй Франции, по смене сезонов, по нарциссам и апрельским ливням, по запаху луговых трав и октябрьским заморозкам, по опадающим листьям… Ничто всерьез не удерживало меня в Калифорнии. Мой бизнес интернационален. Поэтому, как только позволили обстоятельства, я решил вернуться домой.

Он не упомянул о жене, но такой привлекательный мужчина должен быть женат или по крайне мере иметь подругу…

— Значит, вы считаете Безанвиль своим домом?

— Я родился и вырос здесь. — Чуть подумав, он добавил: — Если быть точным, в Шато дю Буа.

Не поворачивая головы, Мадлен почувствовала, что он со значением посмотрел на нее, словно ожидая какой-то реакции.

— В Шато дю Буа? Это там, где жил месье Морис Лакруа?

— Совершенно верно. Я его сын, Луи Лакруа.

— Да?.. — Голос Мадлен слегка дрожал. Пристальный взгляд нового знакомого выводил ее из равновесия. — Я услышала о смерти вашего отца в прошлом году. Примите мои глубокие соболезнования…

— Вы знали его? — чуть небрежно спросил Луи.

— Нет, я не была знакома с ним лично. Но в городе он был известным человеком. Его уважали за благотворительность и другие добрые дела.

— Да, ему нравилось корчить из себя филантропа. — В голосе Луи прозвучала горечь. — Я бы не удивился, если бы он превратил поместье в реабилитационный центр для женщин, подвергшихся насилию, или в приют для бездомных кошек и собак. Впрочем, я ничего не имею против бездомных животных, — быстро добавил он с насмешливой улыбкой, — но Шато дю Буа слишком старинное величественное здание для таких целей. Было бы жаль, если бы оно перестало принадлежать семье. Наши предки жили здесь со времен Генриха Четвертого.

Интересно, почему месье Морис мог завещать поместье на благотворительные цели? — подумала она.

Словно отвечая на незаданный вопрос, Луи Лакруа сказал:

— Боюсь, мы с отцом ни разу в жизни не поговорили спокойно с глазу на глаз…

Эти слова подтвердили предположение Мадлен, что не все так просто, как кажется.

— Образ, который он тщательно создавал и поддерживал в обществе, был весьма далек от реальности. Он так и не смог мне простить, что я знал об этом. — Мадлен из деликатности хранила молчание. Внезапно ее спутник резко сменил тему: — А вы тоже родом из этих мест?

— Да, как раз сейчас мы проезжаем мимо дома, в котором я родилась и выросла. Вон там… Видите ряд коттеджей справа? Наш второй с конца. — Комок подступил к горлу Мадлен при воспоминаниях детства, и она добавила: — Я всегда любила свой дом. — Она сглотнула. — Сесиль, моя подруга, с которой я собиралась провести Рождество, живет в следующем доме.

— У вас никого не осталось?

— Нет. Мои родители и младший брат погибли при крушении поезда четыре года назад, — глухо сказала Мадлен.

Луи уловил ее состояние и сочувственно произнес:

— Весьма сожалею. — После долгой паузы он спросил: — Значит, вы собирались встретить Рождество у подруги?

— Да. Сначала я отказалась от ее приглашения, потому что муж Сесиль не очень-то любит компанию… Но она сказала, что для меня приготовлена комната, а еды запасено на целую армию голодающих, поэтому я изменила свои намерения… — До Мадлен внезапно дошло, что она слишком много болтает, и она прикусила язычок.

Они уже выехали из города и проехали поселок, где жила Сесиль. Улицы, освещенные фонарями, остались позади. Фары машины ярко высвечивали дорогу между деревьями.

— Так где же вы сейчас живете, Мадлен?

— У меня небольшая квартира на рю де Ривьер. А откуда вы знаете мое имя? — поразилась она.

Последовала длинная пауза, прежде чем он ответил:

— Вы предпочитаете, чтобы я обращался к вам как к мадемуазель Дорваль?

— Нет… Но откуда вы знаете?

— Ваше имя, выгравированное на вывеске над входом в магазин, может узнать каждый.

— А как вы узнали, что это мой магазин?

— Я проходил мимо и увидел вас через окно.

Мадлен нахмурилась.

— Что же заставило вас подумать, что я хозяйка магазина? Я могла быть кем угодно.

— Магазин был пуст, и вы очень усердно работали молотком. Насколько я понял, магазин Мадлен Дорваль закрылся?

— Да, он закрыт, — бесстрастным голосом ответила она.

— Для вас это означает конец бизнеса или конец мечты? — продолжал расспрашивать Луи.

— Скорее последнее. Я с детства мечтала иметь собственный книжный магазин.

— Так что же случилось? Не хватило средств или спрос на книги оказался небольшим?

— И то и другое. Обычно всю выручку делают туристы, но я не могла ждать до лета. Мой банковский кредит закончился, а новый владелец здания вдвое поднял арендную плату.

— Что же вы намерены теперь делать?

— После Рождества займусь поисками работы.

— Что-нибудь вроде консультанта в книжном магазине?

Она почувствовала себя уязвленной.

— Я квалифицированный библиотечный работник.

Одна его бровь изогнулась, и он с какой-то странной интонацией спросил:

— В самом деле? Мне кажется, что в этом городе немного возможностей даже для квалифицированного библиотекаря. Или я не прав?

Услышав хорошо завуалированную насмешку в его вежливом вопросе, она предпочла промолчать.

— Конечно, есть еще Париж, — продолжал он, не смущаясь ее молчанием. — Или вы не любите большие города?

— Я жила и работала в Париже по окончании коллежа и уехала оттуда без малейшего сожаления.

— Вы работали в библиотеке?

Она покачала головой.

— Нет. Я работала секретарем.

— Но вы не оставляли своей мечты?

— Да. В свободные дни я ходила на аукционы и распродажи и собрала неплохую коллекцию рукописей и книг первого издания, чтобы начать свое дело.

— Недешевое занятие даже для хорошо оплачиваемого секретаря, — задумчиво прокомментировал он.

— У меня был небольшой капитал. — Она вновь с раздражением поняла, что слишком много рассказывает незнакомому человеку. Плотно сжав губы, она сосредоточилась на дороге.

Они проехали мимо голой прозрачной рощицы, где еще ребенком она собирала цветы, и свернули на дорогу, ведущую к старому замку.

Огни Безанвиля остались позади внизу, потому что поместье Шато дю Буа располагалось на вершине пологого холма. Его почти не было видно за завесой обильного снегопада. Мадлен пришлось включить дворники, чтобы разглядеть дорогу. Справа во тьме показалась стена из красного кирпича, огораживающая поместье. По-видимому, главный вход уже рядом.

Как будто прочитав ее мысли, Луи нарушил молчание:

— Ворота примерно в ста метрах отсюда.

Мадлен раньше видела эти высокие резные металлические ворота только закрытыми. Теперь их створки были открыты настежь. Они осторожно миновали их и оказались на аллее из высоких деревьев.

— Погода портится, ваша жена будет счастлива увидеть вас наконец дома, — заметила она, ведя машину к подъезду.

— С чего вы взяли, что я женат? — удивленно спросил он.

— Ну… ваши пакеты с провизией и…

— Даже закоренелый холостяк иногда хочет есть, — весело рассмеялся Луи.

— Да, конечно, — нахмурилась она.

Фары осветили темные окна огромного дома, казавшегося совершенно безжизненным.

Наверное, это только кажется, подумала она. В таком поместье не может не быть прислуги. Хотя тогда почему он сам ездил за продуктами?

Мадлен остановилась у входа и, помня о его поврежденной руке, спросила:

— Вам помочь?

— О, я был бы вам очень благодарен!

Заглушив мотор, она вышла наружу.

— Могли бы вы немного подождать, пока я открою дверь и включу свет? Обычно освещение работает исправно, но ураган, о котором вы упомянули, вывел из строя электрическую подстанцию. У нас еще есть запасной генератор, но его мощность, к сожалению, ограничена.

Луи достал кейс и пошел к дому. Неуклюже придерживая его неподвижно висящей рукой, здоровой рукой он достал ключ из кармана и отпер дверь. Через минуту ярко вспыхнуло освещение в прихожей и лампа над входной дверью.