– А что мне было делать? – спросила Элейн. – Я не хотела в это вмешиваться, но он хорошо ко мне относился, я попыталась ему помочь. Я переговорила с Джонни, а он, выходит, связал Роя с тобой. Мне очень жаль, но я и думать не могла, каким ужасом все это может закончиться.
– Забудь об этом. Ты в этом не виновата. Но, честно говоря, он наплел тебе с три короба.
– Послушай, я…
– Я понимаю, что ты говорила мне правду.
– Вот именно.
– Я в этом уверен, но здесь много непонятного. Если Фаулер приехал на эту встречу с документами на клуб, которые вез в кейсе, почему же его убили до того, как он их подписал? И вообще зачем его убили? Тем более он был не один. Как видишь, в этой истории полно неясностей. – Я немного помолчал. – Но одно мне ясно.
– Я тебе сказала, Макс, не лезь в это дело. Оно того не стоит. – Она смотрела на меня так, как, бывало, смотрела на меня мама. Это выражение словно говорило: «И не возражай!» Я подумал, не один судья или политик дорого заплатил бы за возможность оказаться под началом такой красивой женщины, но лично я находился не в том настроении, чтобы мне указывали, как поступать.
– Элейн, я хочу знать, кто убил моего друга и кто пытался убить меня.
– Зачем? Это тебе не поможет. Уверяю тебя, ты ничего не сможешь сделать.
– И все-таки скажи мне.
Она устремила на меня пристальный взгляд.
– Это дело рук Хольцев.
Я ошеломленно молчал.
– Ты знаешь, кто это такие?
– Да, я слышал про Хольцев.
Любой работающий в этой части Лондона знал или слышал про Хольцев. Руководил этим крупнейшим преступным кланом, орудовавшим в северном Лондоне, уже состарившийся Стефан Хольц, который жил затворником. Было известно, что они ворочали десятками миллионов фунтов и отличались крайней жестокостью. По слухам, когда в клане велась борьба за руководство, погибли десятки людей, но полиция не трогала преступников, хоть и пристально наблюдала за ними. Да, если кто и виноват во вчерашней бойне, это наверняка были Хольцы.
Элейн вздохнула:
– Теперь ты видишь, из-за чего я не советую тебе в это ввязываться?
– Боже! – ахнул я, когда все осознал. – Нечего удивляться почему меня едва не убили.
– Я не хотела вовлекать тебя в такое дело, – сказала Элейн извиняющимся тоном. – Понятия не имела, что это окажется твоя фирма, а тем более и подумать не могла об их планах убить Роя или твоего друга.
– Да ведь это же Хольцы! Они способны на все.
Элейн медленно покачала головой:
– Черт, вот уж история! И что мне теперь делать?
– Молчать. Это самое лучшее. Если они узнают, будто тебе что-то известно, то… – Я не договорил, соображая, что она и так меня поняла. – У меня все равно уже появились проблемы Ведь я стал свидетелем двух убийств. Полиция очень надеется поймать и допросить меня. А Хольцы заинтересованы в том, чтобы я не болтал.
– Но ты же ни в чем не можешь их обвинить! На самом-то деле это твой приятель Тони убил людей, поэтому он единственный, кто может оказаться в трудном положении.
– Может, да, а может, и нет. Хольцы могут посмотреть на это иначе. Особенно если копам удастся связать кровь на сиденье в моей машине с Фаулером. Как только об этом станет известно Хольцам, я сразу попаду в список их жертв.
Некоторое время мы молчали. Она смотрела на меня, попыхивая сигаретой, и по ее темным глазам трудно было понять, о чем она думает.
– Я чувствую себя отчасти виноватой в происшедшем, – произнесла наконец Элейн. Я не стал говорить, что тоже так считаю, надеясь не вспугнуть ее: сейчас мне позарез нужен был хоть один Друг. – Поэтому можешь пожить у меня пару дней, пока все не успокоится.
– Спасибо, – сказал я. – Я ценю твою заботу.
– Хочешь выпить? Что-нибудь крепкое?
– Да, думаю, не помешало бы. А что у тебя есть?
– Много чего. Твои предпочтения?
– Бренди, пожалуйста, и пиво, если не возражаешь. – Я решил не слишком стесняться и на всю катушку воспользоваться ее гостеприимством, сколько бы оно ни продлилось. Похоже, она отнеслась к моей просьбе нормально, улыбнулась, встала и сбросила туфли. Ногти у нее на ногах были покрашены ярко-красным лаком, что, говорят, считается знаком страстности. Я тут же забыл обо всех своих проблемах, увлеченный представившимися новыми возможностями.
Она прошла в кухню приготовить напитки, и я снял мокасин и осторожно последовал за ней.
– Ты отлично выглядишь, – заговорил я, невольно подумав, что нужно будет купить какое-нибудь руководство по ухаживанию за дамами или хотя бы заучить пару-тройку приличных комплиментов. Я всегда предпочитал прямой подход. Если я видел шанс – а честно признаться, мне казалось, что Элейн предоставляла мне его, – я шел прямо к цели.
– Спасибо. – Она улыбнулась, разливая по стаканам бренди. – Ты и сам выглядишь неплохо. Похоже, с возрастом ты похорошел. – Она окинула меня быстрым оценивающим взглядом. – К тому же ты заметно раздался в плечах, это тебе идет. В школе ты был слишком щуплым.
Ну и нахалка!
Взяв в одну руку стакан, другую я протянул к ее упругой круглой попке, понимая, что здорово рискую, поскольку Элейн была не из тех, кто молча сносит нежелательные знаки внимания, и если она меня вышвырнет, дело мое швах: больше мне некуда податься. Но когда я ласково ее погладил, она бросила на меня взгляд, по которому я понял: после всех неприятностей сегодняшнего дня – а Бог видит, их было предостаточно! – я наконец-то напал на золотую жилу. Наши губы встретились в поцелуе, как в любовных романах, выпускаемых издательством «Миллс и Бун», а ее рука скользнула мне между ног и соблазняюще там задвигалась.
Выходило, что не так уж много изменилось со времен шкалы.
Суббота,
пятнадцатью днями раньше
Гэллен
– Сержант, вы когда-нибудь отдыхаете? – спросил Беррин. повивая черный кофе. – Надо же, в половине одиннадцатого заявились один в «Аркадию», устроили там настоящую заварушкy, а наутро как ни в чем не бывало появляетесь на работе! По-моему, в таком ритме человек способен жить лет в восемнадцать разве нет?
– Я пытался ухватить за хвост ускользающий дух юности но на этом кончено!
– Вы что-нибудь еще выбили из Элейн Томс?
– Ничего существенного. Она сказала, что Фаулер не показывался и не звонил, и уверяет, будто знать не знает, кто такой Макс Айверсон.
– И вы ей верите?
– Черт его знает! – пожал я плечами. – Вместе я их не видел, поэтому она может говорить правду. Только мне это кажется немного подозрительным совпадением.
Было девять часов утра субботы, и мы с Беррином сидели одни в рабочем кабинете. Я ушел вчера из клуба только около часу ночи и чертовски устал. Однако выглядел гораздо лучше Беррина, который явно страдал от похмелья, на что указывал тяжелый запах перегара. Единственная вещь, хоть как-то заинтересовавшая его за первые десять минут встречи, – это переделка, в которую я попал из-за Айверсона. Особенно его рассмешило то, что бывший десантник швырнул в меня парня, который еще не закончил опорожнять свой мочевой пузырь.
– Простой приемчик, зато очень эффективный, – резюмировал он.
Что верно, то верно, я не стал ему возражать.
Шел шестой день «ужасающей» жары и седьмой день расследования убийства Мэттьюза, у нас было полно дел. Явившийся вскоре Нокс бросил мне на стол сообщение с прикрепленной к нему фотографией: на ней была изображена стоявшая в дерзкой позе блондинка с прической в стиле знаменитой детоубийцы Майры Хиндли и с такой же приятной и светлой улыбкой. В записке говорилось, будто это Джин Тэннер, бывшая девушка по вызову, два отпечатка которой были обнаружены в квартире Мэттьюза, причем один из них – на кофейной кружке; предполагалось, она не раз к нему приходила. Нокс дал нам ее адрес где-то на Финчли, и приказал немедленно отправиться к ней за объяснением, что она делала у Мэттьюза, – типичное рутинное задание в процессе расследования убийств, которое тем не менее необходимо было выполнить. Он закончил указанием продолжать поиски Фаулера, чьи пальчики тоже нашлись на множестве предметов в квартире Мэттьюза, несмотря на уверения владельца клуба, будто он не общался со своим швейцаром.