Мэдден оборачивается. Ватага тех самых ребятишек внимательно их разглядывает. Они больше не торчат на въезде в тупик, а слоняются по улице и неубедительно притворяются, будто им нет до происходящего никакого дела.

— Слушай, Пит…

— Чего тебе?

— Она хоть записку оставила? Объяснила, что случилось?

Пасторини рассеянно кивает. Он почти не слушает Хэнка.

— На столе. Что-то я там видел такое. Стишок какой-то, по-моему.

— Стихи?

— Ага. На компьютере распечатала. И что-то еще снизу от руки приписала.

— Что?

Пасторини поднимает голову и горько усмехается.

— Тебе понравится, — говорит он.

— Ну?

— Она написала: «Я не буду жертвой».

10 ноября 2006 года, 5.45

Утро началось не с рассвета, а с телефонного звонка. В комнате было всегда темно, и потому он обычно не знал, день теперь или ночь, проспал он пятнадцать минут или три часа. Поэтому, сняв трубку, Коган первым делом спросил:

— Который час?

— Без четверти шесть утра. Пора вставать и радоваться жизни! — Слава богу, это оказалась Джули, а не дежурная медсестра с послеоперационного этажа.

— Погоди, только глаза разлеплю. — Глаза у Когана ну никак не открывались.

— Точно тебе говорю, Коган, тебе обязательно надо сходить в спа-салон.

— Найдешь такой, где тебя купают в кофе, и я сам прибегу.

— А вот у меня отличное настроение.

— Приятно слышать, что хоть у кого-то отличное настроение.

— Вставай давай. Я и так дала тебе лишних пятнадцать минут поспать.

— Как это мило!

Коган повесил трубку, подошел к окну и поднял жалюзи. На улице только-только начало светать. Еще один унылый серый день. Хотя как знать, в Северной Калифорнии погода меняется быстро. Может, еще разгуляется. А к полудню и солнышко выглянет, и потеплеет. Коган принял душ и побрился. На все про все — двадцать минут.

— Тебя Беклер искала, — сообщила Джули, едва он вошел в ординаторскую.

— А ей чего надо?

— Она не сказала. Слушай, ты не в курсе, что люди по утрам причесываются? Есть такая штука, расческа называется.

— Это такой хирургический инструмент?

— Да, новейшая разработка. Резко улучшает внешний вид, и никаких побочных эффектов.

— Здорово. Надо будет попробовать. Я сейчас вернусь, только на девочку взгляну.

Он прошел в послеоперационную палату, располагавшуюся напротив ординаторской. Да… вот это ночка была! В палате оказалось пятеро больных, включая ту самую толстуху, размерами превосходящую пациентку Когана раза в три. Их койки стояли рядом, отделенные друг от друга ширмой.

И толстуха, и девушка крепко спали. Коган взял с подставки карту Кристен. Проверил жизненные показатели. Давление 110 на 60, пульс 80. Моча и баланс жидкости в норме. Все хорошо.

— Привет, Тед! — В палату зашла дежурная медсестра, Джози Линг.

— Доброе утро, Джози!

Джози — китаянка, ужасно серьезная коротышка, и с чувством юмора у нее плоховато.

— Похоже, ты легко отделался, а? Всего одна пострадавшая.

Одной, с его точки зрения, было более чем достаточно. Даже многовато.

— Что с анализами?

— Сразу после операции гемоглобин 13, последний результат 13,6.

— Отлично.

Коган нагнулся и осторожно стянул с девушки одеяло. Однако недостаточно осторожно — девушка пошевелилась.

— Доброе утро, Кристен, это снова я, доктор Коган. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь?

Она сонно приоткрыла и тут же снова закрыла глаза.

— Кристен, у тебя ничего не болит?

— Вроде ничего, — ответила она.

— Ты помнишь, что случилось и куда тебя привезли?

— Я попала в аварию, и меня привезли в больницу.

— А сам момент аварии ты помнишь?

— Ага.

— И что же произошло?

— Кто-то повернул прямо передо мной.

— Тебя подрезали?

Кристен кивнула. Она уже совсем проснулась. Ее слегка подташнивало, но в голове прояснилось. Коган объяснил ей, что она перенесла операцию. Что операция необходима была потому, что у Кристен было внутреннее кровотечение, а это очень опасно. Что пришлось удалить селезенку, которая разорвалась во время аварии.

Кристен спросила, можно ли жить без селезенки.

— Ну, могло быть и хуже. Можно вполне, но ты должна понимать: операция есть операция, это дело серьезное. Нам придется несколько дней тебя тут подержать, посмотреть, как пойдут дела. Поэтому здесь дежурит Джози. Мы с Джози друзья. Она за тобой приглядит пару часов, а потом переведем тебя в палату.

Девушка взглянула на медсестру, потом снова на Когана.

— Твои родители приезжали, — сказал он. — Заходили к тебе сразу после операции. Я им сказал, чтобы они ехали домой, потому что ты точно проспишь до утра.

— Они сильно разозлились?

— Да нет. Огорчились, конечно, но не разозлились.

Она отвернулась и расстроенно пробормотала:

— Теперь они мне машину ни в жизнь не дадут.

— По-моему, сейчас это не главная из твоих проблем.

— Просто вы папу не знаете.

— Давай я проверю повязку — и спи дальше, — предложил Коган.

— Ладно.

Доктор еще немного стянул одеяло, приподнял пижаму. Бинты были чистыми и сухими. Коган аккуратно надавил на живот.

— Отлично! — сказал он, снова укрывая Кристен.

— А шрам большой останется?

— Нет, небольшой. Сантиметров восемь. И совсем тоненький. Киану Ривза знаешь?

— Лично нет. А в кино видела.

— И как он тебе? — Коган улыбнулся.

— Ничего.

— Ну вот, он как-то попал в аварию на мотоцикле, и ему удалили селезенку. Так же, как и тебе. По-моему, он неплохо смотрится в плавках, а?

— Наверное. — Она закрыла глаза, потом снова открыла и сказала: — Только это неважно. Он ведь звезда. У него харизма. Тут хоть пять шрамов, его ничего не испортит.

Коган рассмеялся:

— Ну так, может, у тебя тоже харизма есть, только ты об этом еще не знаешь.

— Надеюсь, — ответила Кристен. — Она мне понадобится, потому что машины у меня теперь точно не будет.

31 марта 2007 года, 16.57

Девушка висела на кожаном ремне, спиной касаясь кафеля. Пасторини поразило, как близко были ноги от пола душевой кабинки. Сантиметров пять, не больше. Девушка залезла туда в сандалиях на высоченной платформе, а потом просто сбросила их. Одна сандалия валялась в углу, другая лежала прямо под телом. Оранжевые хипповые сандалии в цветочек.

Пасторини поначалу ничего этого не видел. Он смотрел на пальцы, почти достававшие до поддона, и единственной его мыслью было: «Может, еще не поздно спасти?» Он кинулся вперед и попытался отцепить петлю ремня от кронштейна. Росту в Пасторини метр семьдесят, так что дотянуться и приподнять девушку достаточно высоко никак не получалось. Пришлось подключиться патрульному, он повыше.

Девушку перетащили в комнату, положили на пол и начали делать искусственное дыхание. Минут десять старались завести сердце, хоть Пасторини и понял сразу же, как только коснулся ее губ, что все напрасно. Она была еще теплая, но умерла минут пятнадцать назад, не меньше. Родители кричали: «Господи, нет, нет, ну пожалуйста!» Наконец стало ясно, что тут уже ничего не поделаешь. Все будто замерло. Пасторини, стоя на коленях рядом с девушкой, поднял голову и посмотрел на Билла Кройтера. Тот прижимал к груди жену, тщетно надеясь защитить ее от невообразимого кошмара. Что тут скажешь?

Пасторини дал им попрощаться, и патрульные отвели их вниз. Он поднял тело девушки, уложил на кровать и накрыл одеялом, которое нашел в шкафу. Теперь он сожалел, что сдвинул труп с места, сказал он Мэддену. Но смотреть, как она вот так просто валяется на полу, он тоже не мог. Раз уж все равно с крюка снял, можно и на кровать переложить, чего уж там.

— Не в чем его винить, — говорит судмедэксперт Грег Лайонс. — Я сам бы так же поступил.

Судмедэксперт стоит у кровати и натягивает резиновые перчатки. За его спиной монотонно щелкает вспышкой фотограф-криминалист Винсент Ли.