– Выйдем, – предложила она, и я последовал за ней.

В зале толпились разгоряченные люди, работники суда и юристы останавливались и таращились на нас. Я их не винил в этом: детектив Миллз была ведущим следователем, а я – сыном убитого коллеги.

– Что случилось? – спросил я ее.

– Не здесь. – Схватив за руку, она потащила меня против потока людей к лестнице. Мы шли молча, пока не закончился коридор, ведущий к офису окружного прокурора.

– Дуглас хочет вас видеть, – произнесла она, как будто я задал следующий вопрос.

– У меня так много предположений, – сообщил я. – У вас есть какие-нибудь зацепки?

Ее лицо состояло из одних острых углов, заставляя думать, что предыдущий день все еще ее беспокоит; но я знал ее выдержку. Скорее всего, речь пойдет о моем посещений места преступления. Это нарушало все табу. Полицейские не позволяли представителям защиты появляться на месте преступления, чтобы не затоптать улики, Никакой посторонний, включая политика, прикрывающего вашу задницу, не смог бы прихватить файл со свидетельствами других полицейских, к которому у меня точно был доступ, но я его не тронул. Тогда Дуглас тоже был бы упомянут.

Вот почему ее молчание не вызывало удивления.

У Дугласа был такой вид, как будто он вообще не спал;

– Не знаю, как эти проклятые газетчики так быстро нашли материал, – сказал он, выползая из своего кресла, как только я переступил порог его двери. – Проклятье, лучше б я тебя не трогал, Ворк.

Я уставился на него.

– Ну входи же, – продолжил он, опять погружаясь в кресло. – Миллз, закройте дверь.

Детектив Миллз закрыла дверь изаняла место за спиной Дугласа. Она засунула руки в карманы джинсов, расстегнула пуговицы пиджака, так что стал виден пистолет в кобуре. Потом прислонилась к стене и уставилась на меня, словно я был подозреваемым.

Это был старый фокус, вероятно, вошедший в привычку, но, стоя там, она каждым дюймом напоминала бульдога. Я наблюдал за Дугласом, устраивающимся в кресле, как будто ему предстояло сыграть в дартс. Он был хорошим человеком и знал, что я был таким же.

– У вас есть какие-нибудь улики? – спросил я.

– Ничего существенного.

– Как насчет подозреваемых? – не успокаивался я.

– Все, кто угодно, – парировал он. – У твоего отца было много врагов. Обиженные клиенты, бизнесмены с противостоящей стороны, да мало ли кто. Эзра занимался многими делами, и ни одно из них не проходило легко.

Преуменьшение.

– Кто-нибудь в особенности? – не отставал я.

– Нет, – сказал он, шевеля бровями.

Миллз деликатно кашлянула, и Дуглас оставил свои брови в покое. У нее был несчастный вид, и я предположил, что они договорились о том, сколько информации мне предоставлять.

– Что еще? – поинтересовался я.

– Мы полагаем, что он умер в ту же ночь, когда исчез.

Миллз выкатила глаза и начала шагать по офису, подобно человеку, который уже десять лет находится в камере.

– Откуда вы это знаете? – спросил я. Ни один медицинский эксперт не мог этого определить по прошествии полутора лет.

– Часы вашего отца, – объяснил Дуглас. – Они заводились механически. Ювелир говорит, что одного завода хватает на тридцать шесть часов, если человек, носящий их, перестает перемещаться. Мы просчитали время.

Я мысленно вернулся к часам отца, пытаясь вспомнить, была ли у них функция указания даты.

– Он был застрелен? – спросил я.

– В голову, – ответил мне окружной прокурор. – Двумя выстрелами.

Я вспомнил затвердевшую рубашку униформы на голове моего отца, бледный изгиб выступающей кости. Кто-то закрыл ему лицо, после того как убил, – необычный поступок для убийцы.

Миллз остановилась перед широкими окнами, которые выходили на Мэйн-стрит с видом на местный банк. Пошел мелкий дождь, и тонкие серые облака затянули небо, хотя солнце продолжало пробиваться сквозь них, и я вспомнил, как моя мать говорила мне, что, если идет дождь и одновременно светит солнце, значит, дьявол бьет свою жену.

Миллз устроилась на подоконнике на фоне темнеющего неба. Исчез последний луч солнца, и я предположил, что жена дьявола уже лежит внизу и истекает кровью.

– Мы должны обыскать дом Эзры, – заметил Дуглас, и я кивнул в знак согласия, а потом внезапно почувствовал усталость. Дуглас сделал паузу, затем продолжил: – Еще надо проверить его офис Просмотреть файлы и выяснить, у кого могла быть причина для недовольства.

Я поднял голову, ибо внезапно все приобрело смысл. Эзра был мертв. Дела, которые подразумевал Дуглас и в которых нуждались полицейские, были моими делами. Разрешить силам правопорядка наложить лапу на клиентские файлы представителя защиты было… хорошо, это походило на разрешение представителю защиты попасть на место преступления. Если бы я возражал, им потребовался бы ордер на обыск. За этим последовало бы слушание, и я, вероятно, выиграл бы дело. Судьи обычно не склонны подрывать честь клиента-адвоката.

Тогда я понял, что окружной прокурор уже моделировал эту ситуацию, приглашая меня в свой офис вчера, и это меня очень расстроило. Услуга за услугу – уродливая штука, когда речь идет о друзьях.

– Позвольте мне подумать какое-то время, – сказал я, и Дуглас кивнул в знак согласия, бросив загадочный взгляд на детектива Миллз.

– Мы нашли пули, – сообщил он. – Обе они в туалете. Одна в стене, другая на полу.

Я знал, что это означало, и сомневался относительно того, что Эзра вошел в туалет добровольно. Вероятно, его вынудили под дулом пистолета. Первый выстрел застал его стоящим, пуля прошла через череп и застряла в стене. Второй выстрел был сделан, когда он уже лежал. Убийца хотел быть уверенным, что жертва мертва.

– И? – уточнил я.

Дуглас снова посмотрел на Миллз, и у него стала подергиваться правая бровь.

– У нас еще нет всех результатов медицинской экспертизы, но пули были выпущены из оружия калибра три пятьдесят семь. – Дуглас наклонился вперед. – Мы проверяли отчеты. У твоего отца был револьвер три пятьдесят семь безупречной марки «Смит-Вессон». – На это я ничего не сказал. – Нам необходимо найти оружие, Ворк. Ты знаешь, где оно?

Он снова поднял руку и потер бровь. Прежде чем что-то сказать, я все тщательно продумал.

– Понятия не имею, где оно может быть. Он откинулся назад и положил руки на колено.

– Поищи его, ладно? Если найдешь, дай нам знать.

– Хорошо, – согласился я. – Это то, что надо?

– Да, – сказал Дуглас. – Оно самое. И подготовь для меня те файлы. Нам необходимо получить к ним доступ, и я предпочел бы не беспокоить судью.

– Понимаю, – произнес я и поднялся.

– Секунду, – остановила меня Миллз. – Мне необходимо поговорить с вами о той ночи, когда исчез ваш отец. Слишком много вопросов осталось без ответа. Может быть, у вас есть кое-что ценное.

– Эзра исчез в ту же ночь, когда умерла моя мать. Это не было для меня легкой темой разговора.

– Позже, – предложил я. – Хорошо?

Она посмотрела на окружного прокурора, но он промолчал.

– Позже, но сегодня, – настаивала она.

– Прекрасно, – согласился я, – сегодня.

– Поддерживай связь, – сказал Дуглас и махнул рукой, когда детектив Миллз закрывала за мной дверь. В холле под взглядами, которыми окружающие прощупывали меня, словно пальцами, я почувствовал себя очень одиноко.

Я спустился вниз и снова прошел через офис судьи. Везде уже было почти пусто, и я кивнул женщине, сидевшей в окне за проволочной сеткой. Она шлепнула резиновым штампом и задумчиво посмотрела вдаль. Солнце все еще пряталось, шел мелкий моросящий дождь, а мне больше всего сейчас не хватало ливня. Чтобы вокруг все померкло и плотным потоком, с шипением и хрипом, хлынула вода. Мне хотелось ощущения чистоты на лице и тяжести промокшего костюма, который я относил три сезона и который ветшал без ремонта. Так, чтобы исчезнуть из поля зрения и устроиться там, где бы меня никто не знал и слышался только шепот времени.

До полудня еще оставалось время, и моя секретарша пришла в недоумение, когда я велел ей идти домой. Она положила в сумку несъеденный завтрак и кипу блокнотов, а затем покинула помещение походкой раненого бойца. Я хотел пойти наверх и обыскать личный офис Эзры, но на лестнице меня остановил его призрак. Я не поднимался туда в течение полугода и сейчас был слишком подавлен, чтобы выдержать зрелище его сомнительной империи, которая столь неожиданно перешла ко мне. Вместо этого я решил сначала позавтракать и набраться храбрости, чтобы вновь войти в дом своего детства и погрузиться в воспоминания, которые, подобно покрытому пятнами ковру, лежат на служебной лестнице.