— Пришли результаты обследований. У меня метастазы, и жить мне осталось недолго.

— Черт!

— Ты это уже говорил. Что будем делать с детьми?

— Не знаю! Но у меня нет возможности заботиться о них.

— Договорились.

— И что?

— Тогда нужно найти людей, которые о них позаботятся. Причем быстро.

Мне предстояло узнать обо всех возможных вариантах. Я еще не представляла, до какой степени это срочно. В следующую среду я наконец встретилась с доктором Пико. Карим сказал ему, что я открыла конверт и поняла, что меня ждет. Без лишних предисловий врач перешел к существу вопроса. Он повторил то, что перед этим мне сообщил профессор Веллан, и предложил задать все вопросы, которые только придут мне в голову.

— Итак, у меня обширный рак… А конкретнее?

— У вас обнаружили метастазы в легких и позвоночнике.

— Нет никаких шансов на выздоровление?

— Боюсь, что нет.

— Но я прекрасно себя чувствую!

— Это ничего не значит. Ваши органы больны, и вы почувствуете, что ваше здоровье ухудшается. Это лишь вопрос времени.

— Даже если я проявлю силу воли? Ведь говорят, что душевное состояние может излечить тело от болезни. Я могу бороться!

— Сила воли ничего не изменит. Поймите, ваше тело умирает изнутри.

— Мы прекращаем химиотерапию?

— Да, пока что мы ее прервем. Я подумаю о возможном лечении.

— Я буду страдать?

— Не обязательно. Вы будете под действием морфина, и, если боль усилится, достаточно просто увеличить его дозу.

— У меня остался лишь один вопрос.

— Я догадываюсь, какой именно.

— Тогда дайте мне ответ.

— Я бы сказал, в январе. В лучшем случае.

В январе… Карим не был так точен. Несомненно, он не решился сказать мне правду. Сейчас было начало ноября, и жить мне оставалось два месяца. В лучшем случае, как уточнил доктор Пико. Известие ошеломило меня. Я даже хотела умереть… В конце концов, каждый человек однажды умирает, но как быстро это происходит? Я тут же подумала о своих детях. Возможно, я не смогу отпраздновать с ними Рождество. Возможно, я даже не увижу, как 15 декабря Тибольт будет задувать свечи на праздничном торте. Эти мысли казались невыносимыми, но была еще одна, гораздо хуже: кто позаботится о моих детях? Нужно было срочно искать выход. Я не хотела умереть, не устроив так или иначе их будущее.

Я предположила, что смогу получить консультацию в Организации по защите прав матери и ребенка, и на следующий же день позвонила в ее отделение в Питивьер.

— Здравствуйте, мадам! Чем мы можем быть вам полезны?

— Здравствуйте, меня зовут Мари-Лора Мезоннио. Я скоро умру от рака, поэтому хотела бы знать, что станет с моими детьми после моей смерти.

— Если никто из родственников не сможет позаботиться о ваших детях, им найдут приемных родителей.

— У меня четверо детей, и я хотела бы, чтобы они остались вместе.

— Я понимаю. Есть и другой вариант. Вы когда-нибудь слышали об Ассоциации СОС и детских поселках?

— Не припоминаю. А это позволит моим детям остаться вместе?

— Эти поселки созданы как раз для того, чтобы позволить братьям и сестрам расти вместе.

— А есть такой поселок поблизости Пюизо?

— Есть один под Орлеаном.

— Гм… Что ж, благодарю вас, мадам. Я подумаю.

Орлеан? Он находится в шестидесяти пяти километрах отсюда, а мог бы и в тысяче — это ничего не меняло. Там моим детям пришлось бы начинать все сначала. Я представила, как они приедут в этот незнакомый город, как будут жить с незнакомыми людьми, которых я увижу, в лучшем случае, только один раз. Представила, как они будут засыпать в новой для них комнате, заводить новых друзей…

А после я подумала о том, как я могу обречь их на все это! В Пюизо их жизнь сможет оставаться прежней: здесь были их друзья, школа — все, к чему они привыкли. Кое-что для них, конечно, изменится, но мне хотелось, чтобы изменения эти были минимальными. Я подумала, что им будет легче, если у них останется все то, к чему они привыкли. Они уже привыкли ночевать у знакомых и всех тех, кто жил поблизости: у Сесилии, Мари-Те, Кристелль, а также у своего отца…

Позже благодаря Интернету я разузнала кое-что об этих детских поселках. Я узнала, что детей, живущих там, могут запросто разлучить через несколько лет. Никто не давал гарантии, что они будут расти вместе до достижения совершеннолетия. Организация социальной помощи детям может отправить одних на север страны, а других — на юг. Я не хотела даже слышать об этом! Дети, потерявшие родителей, — это ужасно, но дети, которых вдобавок разлучили с братьями и сестрами, просто обречены. А потом еще удивляются, что из них не получается ничего хорошего… Я даже представить не могу, что бы произошло со мной, если бы после ухода матери меня разлучили с Ричардом и Кристелль. То, что я потеряла с утратой матери, я попыталась восстановить, поддерживая отношения со сводными братьями, существование которых от меня скрывали.

И речи не было о том, чтобы моих детей постигла участь нашей соседки Розы. Она была ребенком из Ведомственного управления здравоохранения и социальных дел. Девочку, предоставленную самой себе, тело которой представляло собой кости, обтянутые кожей, забрали у родителей в возрасте пяти лет. Она была двенадцатым ребенком в семье из тринадцати детей, и их всех поместили в разные дома. Она так и не смогла увидеть свое личное дело и долго ничего не знала ни о родителях, ни о братьях и сестрах. В течение многих лет ее передавали из одной приемной семьи в другую. К ней плохо относились, ей даже приходилось спать на улице. В девятнадцать лет ей повезло, и она смогла наконец разыскать своих родителей. К сожалению, вскоре они умерли. Потом она отыскала одну из сестер: она просто обзванивала людей с такой же фамилией, живущих в округе. Их встреча была чрезвычайно трогательной. Чуть позже Роза стала крестной матерью своей племянницы. Что касается остальных братьев и сестер, то она никогда о них не слышала и даже забыла имена большинства из них. Но и сейчас, в пятьдесят девять лет, она продолжает постоянно думать о них: ей кажется, что они не умерли и живут где-то, только никто не может сказать, где именно…

Подобная история не должна повториться, это просто ужасно! Я считаю, что Роза неслучайно стала няней. И в одном я была уверена точно: я сделаю для своих детей то, что Роза хотела бы, чтобы сделали для нее!

10

НОВЫЕ РОДИТЕЛИ

— Дети, мне очень жаль, но химиотерапия не дала результатов.

Я собрала их за столом в кухне, всех, кроме Марго, которая играла с конструктором в гостиной. Предчувствуя что-то нехорошее, они молчали. Я поступила как обычно: сообщила им все напрямую. Я считаю, что детям необходимо говорить правду. Если бы я солгала, рано или поздно они узнали бы об этом. Я хотела, чтобы они как можно скорее свыклись с мыслью о моей смерти. Ведь именно их она касалась больше всего: речь шла об их будущем, об их жизни, которая вот-вот изменится. И я старалась говорить об этом, как о вещи совершенно естественной, скрывать что-то было бессмысленно.

— Ты уже говорила это раньше, мама. Ты попробуешь еще одно лечение?

— Нет, я не буду больше ничего пробовать. Это бесполезно.

— Что это значит, мама?

— Это значит, что я не выздоровею. Это значит, что уже поздно что-то предпринимать.

— Ты останешься больной на всю жизнь?

— Нет, я умру.

— …

— То есть я скоро умру.

— Завтра?

— Нет, не завтра, но через несколько месяцев. В лучшем случае.

— Ты еще будешь жива на мой день рождения?

Этот вопрос задала Жюли, которая родилась 7 мая. Ее голос дрогнул, и мне с трудом удалось выдержать ее взгляд, в котором явно читалась паника.

— Нет, крошка! Нет никакой надежды, что я буду жива на твой день рождения. Собственно говоря, я надеюсь еще продержаться, чтобы мы отпраздновали самое прекрасное Рождество в нашей жизни.