— Значит, всё это с телом сотворил Филипс?

— Да, это сделал я.

Услышав голос, мы обернулись и увидели исхудалого бледного секретаря, стоявшего на самом верху лестницы. Неверным шагом Филипс спустился в подвал. Подойдя к саркофагу, он, видимо опасаясь упасть, вцепился в его края и воззрился на тело учёного.

— Я пытался его отговорить, — промолвил он, — я умолял его, убеждал, что папирус Сетафа — сочинение человека отчаявшегося, не сумевшего победить смерть. Я снова и снова повторял, что «Книга мёртвых» — бессмыслица, вздорный набор слов, заклинания, составленные жрецом от безысходности, из желания скрыть неудачу. — Филипс отчаянно замотал головой. — Но нет, сэр Джордж не желал меня слушать. Он искренне верил, что его тело лишь оболочка, с которой можно сотворить всё что угодно, ради того чтобы сохранить душу, которая потом найдёт себе новое вместилище и воспрянет, будто ото сна, к новой жизни.

По щекам молодого человека градом катились слёзы, а сам он весь содрогался от рыданий. Мы с Холмсом хранили молчание, давая Филипсу выговориться и свалить с плеч тяжелейший груз, который его истерзал.

— Он взял с меня слово, что я проведу ритуал в точности так, как описано Сетафом в этом чёртовом папирусе. Что мне оставалось делать? Я его любил. Он верил в свою правоту, а я не мог предать его, обмануть его доверие. Я не мог нарушить данного слова, хоть и понимал, что оскверняю его тело… Впрочем… Он умер с надеждой…

Я ничуть не осуждал молодого человека и был лишь преисполнен глубоким состраданием к нему. Из чувства долга и любви к заблуждающемуся хозяину бедолага надругался над телом самого близкого для него человека. Бескорыстие и мужество, с которым он выполнил последнюю волю сэра Джорджа, потрясли меня до глубины души. Стоило ли удивляться тому, что Филипс заплатил за них нервным срывом?

— Я рад, очень рад, джентльмены, что вы пришли, — продолжил он. — Теперь вы рядом, вы остановили меня, чему я несказанно счастлив. — Он нервно хихикнул и оттёр рукавом струйку слюны, сбегавшую у него по подбородку. — Поступайте со мной, как пожелаете.

— Где «Книга мёртвых»? — с напором спросил Холмс.

Нетвёрдой походкой, будто бы под гипнозом, Филипс двинулся к алтарю, стоявшему у дальней стены гробницы. Дрожащими руками он извлёк из маленького золотого ларца несколько потрёпанных жёлтых свитков и со слезами на глазах протянул их нам:

— Глядите, джентльмены, вот он, источник всех бед. Вот «Книга мёртвых»!

— Прекрасно! — воскликнул кто-то позади нас. — Я поспел как раз вовремя.

Услышав знакомый голос, я оглянулся и увидел бледное злорадное лицо Себастьяна Мельмота. Он стоял у подножия лестницы с пистолетом в руках и широко улыбался.

Мельмот сделал несколько шагов к нам, и мы заметили на лестнице его сообщника Тобиаса Фелшо, который смотрел на нас с гадкой, заносчивой ухмылкой. В одной руке он сжимал небольшой кожаный мешочек, в другой — пистолет.

— Итак, джентльмены, всё складывается как нельзя лучше, — вальяжно промолвил Мельмот, видимо пытаясь скрыть за вежливым обхождением своё неприглядное лицо. — Путешествие подходит к концу, и вот мы снова встретились, мистер Холмс. Однако как я погляжу, моё появление вас не удивило.

— Нисколько, — с охотой ответил мой друг, — правда, я, признаться, ждал вас раньше.

Улыбка Мельмота стала ещё шире.

— Смею вас заверить, мы так и планировали, но эти экстренные поезда ужасно ненадёжны… Впрочем, что мне вам объяснять? Вы и сами это прекрасно знаете. Так или иначе, мы, осмелюсь повторить, пришли как раз вовремя. Собственно, вещь, которая привела меня сюда, вы, мистер Филипс, держите сейчас в руках. — Улыбка исчезла с лица Мельмота, он вдруг посуровел. — Итак, сэр, не будете ли вы столь любезны отдать «Книгу мёртвых» мне?

Филипс и без того находился в смятении, а появление ещё двух незнакомцев и вовсе поставило его в тупик. Он замер и ничего не выражающим взглядом воззрился на Мельмота.

— Кто вы? — тихо спросил секретарь.

— Боюсь, сэр, у меня нет времени для расшаркиваний. К тому же я не испытываю ни малейшего желания представляться вам. — В глазах Мельмота сверкнула угроза. — Давайте сюда «Книгу»!

Филипс не сдвинулся с места. Мне было очевидно, что он пренебрёг приказом Мельмота не из своеволия, а скорее, в силу глубокого недоумения и растерянности.

— Папирус, живо! — проскрежетал Мельмот. Теперь угроза ясно слышалась в голосе.

— Почему я вам должен его отдавать? — спросил Филипс.

— Потому что у меня есть пистолет, а у вас — нет, — с раздражением произнёс Мельмот.

Внезапно поддавшись приступу гнева, он выстрелил — пуля едва не попала в голову Филипса. Грохот выстрела, отразившийся эхом от стен, в усыпальнице показался оглушительным. Фелшо подскочил к ошарашенному секретарю, вырвал свитки из его безвольной руки и сунул в кожаный мешок. Затем он развернул Филипса к себе спиной и ударил его рукояткой пистолета по голове. Издав крик боли, секретарь отлетел к алтарю, но сознания не потерял.

— Подонок! — воскликнул я, рванувшись на помощь молодому человеку.

— Стой где стоишь, — рявкнул Мельмот, направив пистолет на меня. — Не валяйте дурака, доктор. Сейчас не время для глупого геройства.

— Это я валяю дурака? — в гневе вскричал я. — А ваши поступки — свидетельство большого ума, Мельмот? Может, это я убиваю и калечу людей, чтобы заполучить пару полуистлевших свитков бесполезного папируса?

— Спешу вас заверить, эти полуистлевшие свитки, как вы изволили их назвать, на самом деле бесценны. Они откроют мне дверь в новую жизнь, жизнь, которую уже не будут сковывать узы смерти.

— Если вы верите в это, Мельмот, вы и впрямь болван. Поглядите на сэра Джорджа Фавершема. — Я ткнул пальцем на саркофаг с трупом. — Где вы здесь видите жизнь? Это обычный труп, над которым надругались, обезобразив его, как того требовал Сетаф в своём свитке.

Как оказалось, Мельмот ещё толком не разглядел содержимое саркофага. Присмотревшись к телу внимательнее, он побледнел. Фелшо, судя по всему, тоже стало не по себе при виде жутких шрамов на трупе, и негодяй попятился.

— Видите, у покойника удалены внутренности, — продолжил я. — Как можно воскреснуть без жизненно важных органов? Это тело никогда не воспрянет из мёртвых к новой жизни.

— Разумеется, — помолчав, ответил Мельмот. — Ритуал не довели до конца, и потому дух не удалось сохранить. Теперь это уже никому не под силу. Ничего, тайной Сетафа воспользуемся мы и сделаем всё как полагается.

— Уотсон прав, — тихо промолвил Холмс. — Посмотрите, как обезображено тело. Вы готовы поставить всё на карту? Неужели ваша вера в силу древних заклинаний столь велика, что вы рискнёте всем? Исход вашей затеи непредсказуем.

Мельмот снова кинул взгляд на труп в саркофаге. Насколько я мог судить, вид тела одновременно пугал и завораживал его, причём настолько, что преступник даже не ответил моему другу.

— Если вы и впрямь полагаете, что пара изорванных листочков папируса могут даровать вам бессмертие, — продолжил Холмс, — значит, вы не просто глупы, нет — вы безумны.

— При всём уважении, сэр, безумие — понятие субъективное. Какое право имеем мы, простые смертные, судить о том, кто безумен, а кто — нет? Тысячелетия спустя то, что сейчас считается здравым, будет полагаться безумным, и наоборот. Таким образом, само понятие «безумие» лишено всякого смысла. Подлинное безумие присуще лишь гениям. И сейчас я иду той тропой, что является уделом одних лишь гениев. Смерть отнюдь не кладёт предел нашему бытию, это лишь переход к чему-то более чудесному и прекрасному. Я со всем своим пылом и страстью искал ту истину, что была открыта тысячелетия назад древним мудрецам, но к нашему времени оказалась благополучно забытой. Однако, мистер Холмс, спешу вас заверить, что я человек достаточно здравомыслящий, чтобы не принимать слова на веру и напрасно не подвергать свою жизнь опасности. Скажем так, прежде чем испытывать заклинания Сетафа на себе, мы опробуем их на других. Для начала мы предоставим другим возможность попасть в иную прекрасную жизнь, ждущую нас после смерти, и лишь затем последуем за ними уже проторённой дорогой.