Мужчина на секунду замер, а потом приложил руки к груди.

— Простите, ради бога! Я ведь не представился. Кирилл Филиппович.

— Витя, — Витя автоматом пожал вялую ладошку деда, — брррр… эээ… Виктор Сергеевич.

— Очень, очень рад. А это моя внучка Оля. Сопровождал её на курорт. Да…

Кирилл Филиппович задумался.

— Мать её не смогла. Пришлось ехать мне, а оно вот как получилось.

Оля оделась и потянула деда с поляны.

— Не будем вам мешать, всего…

— И вам… всего. — Дрожавший от холода Витя принялся одеваться.

Сухая одежда быстро согрела тело, и двигаться и что-либо делать сразу стало лень. А точнее — просто разом закончились все силы. Егоров кое-как нацепил на босы ноги сандалии, бросил на ворох сухих шуршащих листьев свой пиджак, упал на него и отрубился.

Витин организм сказал "баста".

— Стой, куда пошла?

Слова, а особенно тон, которым они были сказаны, хлестнули почище плётки. Катерина вздрогнула и остановилась. Хуже всего было то, что в этот самый момент на неё смотрели десятки глаз. Люди, собравшиеся вокруг капитана, ждали, что же будет дальше. Катя покраснела и повернула назад.

— Гошенька, но ведь им переводчик…

Говорить не получалось, получалось лепетать и от этого Катя краснела ещё больше.

— Сам знаю, что им надо. Куда пошла? Тебя кто-то отпустил? Не слышу! Иди сюда и сядь здесь.

Настроение у Игоря, испорченное после заплыва, так и не улучшилось. А ещё у лежавшего на травке мужика было на лбу написано — "нахрена я оставил в самолёте коньяк"?

Поняв, что семейного скандала пока не намечается, зрители снова повернулись к капитану. Вопросы на ломаном турецком и не менее ломаном английском сыпались один за другим. Но все они, так или иначе, сводились к двум самым основным темам.

Куда их занесло, и когда их заберут спасатели?

Лётчики пыхтели, в сотый раз объясняя на пальцах, что они и понятия не имеют, где они находятся и обещали, как только стемнеет, сориентироваться по звёздам. Женщины немедленно подняли крик.

— Нам тут что? До ночи сидеееееть? Ты что? Не сообщил, где мы?

Дима-сан смотрел на капитана, и ему было искренне жаль немолодого турка. Потеряв самолёт, капитан потерял и свой бравый вид. После купания в солёном море мундир лётчика выглядел препаршиво — белые соляные разводы на чёрной ткани портили весь вид, а фуражка утопла вместе с самолётом.

"На горе стоят понты — это город Алматы… держись Гёкхан. Сейчас начнётся…"

— Да ты знаешь кто я?

— Ты с кем разговариваешь?

— Чего молчишь? Отвечай!

Особенно разорялись холёные дамы от тридцати и выше. Мельников схватился за голову. Буквально час назад, когда самолёт болтался на волнах, эти же самые дамочки, жёны новых аристократов из финполиции, таможни и прочих госструктур, дружно аплодировали лётчику и кричали "браво".

"Ну что за суки!"

Дима скрипнул зубами и вышел вперёд.

— Тихо!

Зверская рожа и широкие плечи не сработали. Вернее — сработали наполовину. Мужчины притихли, опасаясь связываться с этой гориллой, а вот гиперактивные бабёнки завелись ещё больше.

— Да кто ты такой, чтоб нам указывать? Да я из-за тебя все вещи бросила. А там… а ты мне теперь знаешь сколько ДОЛЖЕН?!

Бабы сорвались. О том, что они только что чудом избежали смерти, никто уже не вспоминал. Зато об утонувших с самолётом кошельках, сумочках и чемоданах помнили все.

"Твариииины"

У Димы потемнело в глазах.

— Пойдём. Пойдём, Дима. Ну их. Дур этих. Пусть сами своё дерьмо месят.

Надя взяла мужа под руку и потащила подальше от пляжа, на котором так и торчали все спасшиеся с "Пегасуса" люди.

— Виктор Сергеевич, Виктор Сергеевич. Проснитесь.

"Ни хрена ж себе, кто это ко мне по имени-отчеству?"

Витька сначала удивился, а затем проснулся и открыл глаза. Рядом с ним, на траве, сидел старик…

"Как его?.. Филиппыч, кажется…"

… и осторожно тряс его за плечо.

Витька зевнул во всю пасть, потянулся и сел. Самочувствие у него было просто отличное! Побаливал синяк на бедре — но это мелочи. Самое главное — его не мутило и не болела голова, чего он так опасался.

Небо над головой было жёлто-алым. Закат окрасил и верхушки пальм. Те отливали оранжевым и золотым.

— Ого! Это ж сколько я спал?

Zenith показывал половину четвёртого, но это ничего не значило — кто знает в каком часовом поясе они оказались.

Филиппыч кашлянул и просветил.

— Три часа прошло, как высадились на берег.

Витька потянулся, проморгался, посмотрел на деда и снова сказал.

— Ого!

На левой скуле Кирилла Филипповича багровел кровоподтёк. Дед мотнул головой и шикнул на зарёванную внучку, которая отиралась поблизости.

— Это неважно. Совсем неважно, молодой человек. Тут, понимаете, какое дело…

Витя посмотрел на красные глаза девушки, на её опухший нос и в голове его зашевелилсь нехорошие подозрения. Идти, с кем-то драться из-за незнакомой девчонки, он не хотел. Да и вообще… драться Витя боялся. В животе сразу нехорошо похолодело, во рту пересохло, и он только и смог, что невнятно проблеять.

— Да-даааа?

— Там, на пляже, делят имущество, которое капитан оставил. И дают только семьям. А одиночкам — нет.

Витька решил, что ослышался.

— Погоди, Кириллыч, тьфу, Филиппыч. Чего делят? Как это — оставил? Я что-то проспал?

Оказалось, что проспал Витя очень многое. Первое общее собрание пассажиров и экипажа, похоже, было и последним. После получаса бесплодных попыток объяснить ситуацию, лётчики сдались и уже не пытались ничего доказывать. Их всё равно никто не слушал. Народу требовалось выплеснуть эмоции — народ их и выплёскивал.

Сначала с пляжа ушёл тот самый здоровяк со своей семьёй. За ним немедленно ушло ещё человек пятьдесят, но через короткое время некоторые вернулись обратно. Их не приняли и развернули обратно. Затем, одуревший от воплей и угроз командир корабля, приказал стюардам распотрошить мешки, которые экипаж успел вынести из самолёта.

Сорок две литровые бутылки минеральной воды, три десятка булочек и сотню кареток с джемом поделили быстро и пропорционально. Часть стюарды отнесли людям Мельникова, часть оставили себе, а большую часть просто оставили в куче на берегу. Та же участь постигла два десятка тонких синтетических одеял. А вот аптечку и ракетницу турки оставили себе.

— Представляете, Витя, можно я вас так буду называть? Представляете, Витя, они их чуть не растерзали!

— Да ну… — Егоров усомнился. Чтобы вполне вменяемые, воспитанные и небедные люди так быстро озверели? Верилось в это с трудом. — Быть того не может!

Витька сидел, плотно прижавшись спиной к пальме, и никуда идти не собирался, хотя дедок и тянул его за локоток.

— Может, Витя, может. — Филиппыч грустно усмехнулся и философски добавил. — Толпа…

Экипаж ушёл следом за группой Мельникова, оставив на пляже около сотни человек. Люди, поорав для порядку ещё с полчаса, выдохлись, успокоились и выбрали партхозактив. И вот эти самые "активисты" и делили среди оставшихся еду, воду и одеяла.

Услышав про воду, Витька судорожно сглотнул. Пить хотелось с каждой минутой разговора всё больше и больше. Да и в животе урчало так, что, наверное, слышно было за версту.

— Они, конечно, честно делят. Семьи с маленькими детьми в первую очередь и воду, и одеяла получили. А остальным — ничего. И я вот подумал, Витя, а давайте скажем, что мы вместе летели, а? Все видели, мы рядом сидели. А то я не смог, знаете ли. Там уже несколько драк было… да и боюсь я, если честно.

Витьке тоже было страшновато, но пить хотелось ещё сильнее.

"Стоп. Пить! Вода!"