– Твою мать, – зло выругался он, сжимая кулаки.

Сейчас не помешала бы старая добрая трактирная драка, вот только ближайший бар находился милях в тридцати, да и в это время дня вряд ли удастся найти желающих помериться кулаками. Вторым подходящим вариантом было поколотить боксёрскую грушу – а такая действительно висела у него в сарае, – однако руки чесались выбить откуда-нибудь дерьмо немедленно, а не через час. Но везение закончилось, можно было разве что сбить костяшки в кровь, колошматя по обшарпанной кирпичной стене здания.

Она всегда на него так действовала. Десять секунд в её обществе, и он готов лезть в драку с кем угодно. Упёртая, как ослица, недружелюбная, Энджи выводила его из себя, заставляя чувствовать себя дураком. Скатертью дорожка! Он будет только рад, когда она отчалит.

Вот только хотя Энджи смотрела на него, будто на свежую коровью лепёшку, в которую случайно вляпалась, больше всего на свете Дэйр желал затрахать её до одурения. Так было с самой первой встречи. Он даже приглашал её на свидание – дважды! – и оба раза его обламывали, да уж, она более чем ясно дала понять, что он её ни капельки не интересует, да только его члену это невдомёк. Достаточно было увидеть эту подтянутую округлую попку или мотающиеся за спиной чёрные волосы, собранные в хвост, и чёртова штуковина вскакивала, едва не умоляя о ласке.

Жизнь без этой дикарки станет куда спокойнее. Дьявол, да её даже нельзя назвать красивой. Тёмные волосы, тёмные глаза и затаённая сила в угловатых чертах, с намёком на примесь индейской крови несколько поколений назад, но ничего особенного. Симпатичная – да, но и только. Кроме попки. Вот её попка – просто охрененная, отпадная, самая сногсшибательная её часть.

Может, с отъездом возбудительницы его приятель наконец-то утратит безумную надежду, что в один прекрасный день ему с ней перепадёт. А может, тогда и сам Дэйр наконец начнёт искать другую женщину – такую, которая сумеет выдержать несколько минут в его компании, на что Энджи Пауэлл явно не способна. Он не лез в бутылку, вздыхая по этой девушке; ему и раньше случалось получать отказ, порой обидный, но это никогда не становилось поводом ныть и кататься по полу в истерике. И всё-таки, по непонятной причине то, что она рядом, как-то отбивало желание заводить другие знакомства. После второго отказа он больше не приглашал Энджи на свидание, однако достаточно знал собственный настырный характер, чтобы понимать, что какая-то его часть – собственно, та самая, что находится у него в штанах, – всё ещё зациклена на этой недотроге и отказывается сдаваться.

С её отъездом список его клиентов вырастет ещё больше. Возможно, придётся даже кому-то отказать...

Идея молнией вспыхнула в голове, и Дэйр застыл на месте. Это было так очевидно и одновременно настолько необычно, что он тут же попытался отбросить эту мысль. Она не согласится ни за что на свете... или? Нет. Может быть.

Чёрт. А вдруг сработает?

Он поднял взгляд на окна агентства недвижимости, потом перевёл на дорогу, где голубой внедорожник превратился в далёкое тёмное пятнышко.

– Да какого хрена? – сказал он вслух. – Почему бы не попробовать?

Он заспешил через автостоянку и вверх по лестнице к офису Харлана. Агент, разумеется, услышал его шаги – ботинки громко стучали по полу и по ступенькам верхнего пролёта. Когда Дэйр открыл дверь, риэлтор уже развернулся в кресле и c выжидающим выражением на покрасневшем лице смотрел на входящего гостя.

– Дэйр, – слегка удивлённо протянул старик. – Я подумал, это Энджи вернулась. Присаживайся, выпьем по чашечке кофе.

– Спасибо, – согласился Дэйр, потому что принципиально никогда не отказывался от кофе. Неизвестно, когда случится выпить ещё чашечку, а он слишком часто был лишён любимого напитка, чтобы принимать его как должное. Дэйр сам подошёл к кофеварке и нацедил чашечку себе и ещё одну для Харлана.

– Сливки, сахар?

– Чёрный с сахаром.

– Сколько?

– Две.

Насыпав две ложки сахара и быстро размешав, Дэйр передал кофе Харлану. Потом уместил своё рослое тело на одном из четырёх клиентских стульев, которые оптимистично поставил в офисе Харлан.

– Энджи только что сказала, что выставила дом на продажу, – сходу выпалил Дэйр, потому что мысленно уже отдал должное кофейному ритуалу и покончил с предварительной болтовнёй вокруг да около. – Какую цену она просит?  

 Стискивая руками руль, Энджи не отрываясь смотрела сквозь лобовое стекло. Глаза жгло, но она отказывалась плакать. Она и не была плаксой, за всю жизнь совершенно расклеилась лишь однажды – когда выставила себя полной дурой на собственной свадьбе. И если бы тогда не психанула, то и не опозорилась бы до такой степени, поэтому с тех пор считала рыдания не только пустой тратой времени, но и причиной всяческих неудач.

Ни за что она не станет реветь из-за Кэллахана. Лить слёзы не о чем. У них нет общего прошлого, нет никаких отношений, разве что конкуренция друг с другом, а их соперничество вряд ли заставит Дэйра воспылать к ней нежными чувствами. Нет, если уж и стоит из-за чего-то расстраиваться, так только из-за продажи дома. Дома, в котором она выросла. Отцу полюбилось это место в западной Монтане, нравились здешние люди и дело, которым он занимался. Здесь он похоронен. Уезжать отсюда было всё равно, что покидать отца.

Выхода нет. Приходится переезжать. Энджи тут же поклялась самой себе, что постарается возвращаться хотя бы раз в год, а если удастся, то и чаще, чтобы навестить папину могилу, положить цветы и даже поговорить с ним, будто он слышит. Любовь не уходит со смертью любимого, и Энджи будет почитать память об отце до конца своих дней. Он был по-настоящему хорошим человеком и посвятил себя воспитанию дочери после того, как мать бросила их обоих ради какого-то проходимца – в то время Энджи исполнилось всего два года.

Ей вполне хватало отца. Она не знала, где сейчас мать, если та вообще жива, и, откровенно говоря, ей было всё равно. Энджи никогда не вводила имя матери в строку поиска в Интернете, а уж тем более не заморачивалась нанять профессионального детектива. Папа воспитывал и поддерживал, растил, любил, и проявил невероятное понимание и сочувствие, когда свадьба Энджи обернулась катастрофой. Единственное, что теперь можно для него сделать – чтить его память и ухаживать за могилой до тех пор, пока есть силы и здоровье.

– И помоги мне, Господи, – громко произнесла она и почувствовала некоторое облегчение, потому что сказанные вслух слова прозвучали как торжественная клятва, будто она подписала официальный документ. Она не обрывала все ниточки. Да, придётся обосноваться на новом месте, и в конце концов оно станет её домом, так же как и квартира в Биллингсе, где Энджи некоторое время жила. Умение приспосабливаться к новым условиям вовсе не означает, что дочь забудет об отце.

Мысли об отце подсказали, что пора сосредоточиться на двух клиентах, которые приедут послезавтра. Один из них, Чед Крагмэн, уже пользовался услугами Энджи, хотя с тем же успехом мог быть и новым клиентом: она мало что могла о нём сказать, кроме того, что в целом он ничем не отличался. Слава богу, у неё осталась копия фотографии, на которой они с приятелем запечатлены над добытым оленем, а то бы она и не вспомнила, как мистер Крагмэн выглядит. Мужчина был из тех, кто не производит особого впечатления: коротковат, но не настолько, чтобы это запомнилось, лысоват, полноват. Не привлекательный, но и не урод. Просто... никакой.

И хотя Энджи недавно разглядывала снимок, удержать в голове образ клиента было затруднительно. Единственное, что ей хорошо запомнилось – он не выказал себя ни опытным охотником, ни опытным стрелком. Когда мистер Крагмэн нанял её в прошлом году, у Энджи даже сложилось впечатление, что тот не получил ни малейшего удовольствия от охоты, да и вообще, с самого начала не хотел этим заниматься, поэтому она недоумевала, с чего это он снова к ней обратился. Но в конце концов, какая разница: главное, что всё-таки обратился, – ей позарез нужны деньги. Сезон охоты скоро закончится, и тогда, если только какой-нибудь фотограф-профессионал не захочет запечатлеть зимние горы для журнала о природе, клиентов ждать не приходится.