— Кто там?

— Путник, — прозвучало в ответ.

Строение за монастырской стеной давало приют запоздалым путникам, чужестранцам и странникам. Привратник удовлетворился ответом, открыл двери и вышел на порог со светильником в руках.

Да ты же промок насквозь! — участливо сказал он. — Входи, я разведу огонь, обсушись.

Премного благодарен за заботу, — ответил путник,_

но я прошу приютить только моего коня.

— Почему только коня? — удивился привратник.

Он хромает, ногу повредил... а мне надо идти дальше.

— Хоть обогрейся, я мигом разведу огонь.

Не могу... спешу... — ответил путник и подошел поближе к свету.

Он вытащил из-за пазухи гребень из буйволиного рога, вырезанный в форме полумесяца, и показал привратнику.

Запомни этот гребень. С одной стороны туг не хватает двух зубьев. Если не вернусь, отдашь коня тому, кто покажет этот гребень.

А ты кто же такой? — спросил привратник с некоторым недоверием.

— Воин, — ответил путник.

Привратник счел достаточным неопределенный ответ: в те тревожные времена мало кто решался испытывать терпение воина.

Путник снял с седла переметную суму, перекинул через плечо, пожелал доброй ночи и пошел прочь.

Привратник со светильником в руке стоял на пороге, озадаченно глядя ему вслед, пока тот не исчез в ночном мраке и завывания ветра не заглушили его шагов.

Отдалившись от монастыря, путник свернул на дорогу, ведущую к замку Вогакан.

II УТРО ТАРОНА

На смену бурной ночи пришло безмятежное утро, полное тишины и прохлады. Лесистые холмы, окаймлявшие замок Вогакан, курились клубами снежно-белого пара. Горы и долины были окутаны густой пеленой тумана. Мельчайшие капельки воды плавали в воздухе и вспыхивали в первых лучах солнца мириадами золотистых бисеринок. Листья деревьев, побеги травы, яркий цветочный ковер лугов — все было окроплено капельками дождя и казалось усеянным россыпью самоцветов.

Это дивное утро заставляло вспомнить те таинственные рассветы на заре нашего мира, когда Астхик, светлая богиня Тарона, выходила из Аштишатского храма и вместе со своими вечно юными прислужницами спускалась с высей горы Карке плескаться в серебристых струях Арацани, а молодые армянские витязи прятались в темной чаще священного Аштишатского леса, надеясь хоть издали, украдкой увидеть прекраснейшую из богинь. Но Астхик окутывала всю Мушскую долину непроницаемой туманной дымкой и укрывалась от нескромного любопытства.

Солнце поднималось все выше, и утренний туман постепенно рассеивался. Сквозь его редеющую пелену, как сквозь прозрачную завесу, стали проступать все новые горизонты. Показалась горная цепь Сим с зелеными волнами лесов на склонах и вечными снегами на вершинах, горевших розовым заревом в лучах солнца. А еще дальше по направлению к горам Кркур и Немрут, поблескивала, словно синяя лента, узкая полоска Бзнуникского моря — озера Ван. Виднелись и скалистые уступы горы Карке с их сумрачными теснинами и угрюмыми, суровыми лесами, в непроходимых чащах которых обитали такие же суровые люди. В исполинской раме из горных хребтов, словно прекрасное творение живописца, простиралась обширная Мушская долина, раздольная и ровная, будто необъятный многоцветный ковер. На сочной зелени этого ковра были разбросаны многочисленные деревни, поселения и великолепные города Тарона. Вот Муш, с величавым достоинством раскинувшийся на склонах Тавра. Вот вдоль змеистых извивов реки Мехти виднеются высокие крепостные башни города Одз, что по-армянски означает «Змеиный». Вот город Вишап, или «Дракон», с его грозными, распахнутыми, словно пасть дракона, городскими воротами. Вот город Кавказ, вот белоснежный Дзюнакерт, само название которого не случайно означает « Построенный из снега».

Река Арацани рассекает Мушскую долину на две части. На ее плодородных берегах, кроме исконного армянского населении, осело немало переселенцев с берегов Ганга, которые нашли здесь гостеприимный приют, и индийский лемех блестел под армянским солнцем и армянская песня индуса, шедшего за сохой, оживляла тишину лучезарного таронского утра.

По берегам Арацани жил и еще один народ, пришедший сюда в поисках гостеприимного пристанища с далекой реки Хуанхэ. Желтокожие китайцы обрели со временем совершенно армянский облик и возделывали вместе с армянами армянскую землю. Их многочисленные стада паслись по берегам Арацани, в ее камышовых зарослях; их красивые женщины собирали на зеленых росистых лугах кошениль ¹и добывали из нее знаменитый армянский пурпур, чтобы потом украсить своими многоцветными тонкими вышивками палаты армянских князей.

В то утро Арацани металась в гневе. Но это был материнский гнев, который не пугает сыновей, и ее могучие валы несли на себе целый караваи судов — флотилию древних времен. Родные и близкие отплывающих толпились на берегу и посылали им пожелания счастливого пути; моряки отвечали пожеланиями счастья остающимся. И вот стайка легких, обтянутых кожей суденышек, нагруженных дарами армянской земли, пустились в путь к дальним берегам Вавилона. Песни гребцов, их веселые голоса смешивались с глухим рокотом вод и оживляли глубокий невозмутимый покой окрестных берегов.

Мушская долина окружена со всех сторон высокими горами, и эта естественная преграда, словно гигантская крепостная стена, защищает ее от вражеских нашествий. Но не только сама природа охраняла долину. На уступах гор высились неприступные замки таронских князей и их грозные крепости: Егнут, Мецамор, Астхаберд, Айциц и Вогакан.

Замок Вогакан находился неподалеку от Аштишатского монастыря; он возвышался на утесистом отроге горы Карке и горделиво смотрелся в струящиеся у ее подножия воды Арацани.

'Кошениль — несколько видов насекомых, из которых добывали природный краситель — кармин. Наиболее известны кошенили армянские, польские и мексиканские. На Востоке пурпурную краску нередко называли армянской («вордан кармир»).

Система потайных подземных ходов вела из замка к р _еке— дабы не оставаться во время осады без воды, или в лесную чащу — дабы тайно сноситься с внешним миром. Эти ходы были известны только владетелям замка. Высокая крепостная стена, сторожевые и боевые башни веками противостояли натиску стихий и врагов и всегда выходили победителями. Постройкам замка дарили тень вековые дубы-великаны, соперничавшие с облаками высотою своей густой кроны.

В незапамятные времена, за много веков до рождества Христова, замок принадлежал князьям Слкуни, исконным властителям Тарона. В царствование Вагаршака Первого, за 150 лет до христианской эры, род Слкуни возвысился еще более, ибо когда Вагаршак ввел иерархический порядок среди армянских феодалов, он возвел князей Слкуни, храбрых и удачливых в охоте, в нахарарское достоинство, т. е. в ранг самых крупных феодалов, и пожаловал надзором за царской охотой. Но в 320 году, при царе Трдате, род Слкуни поднял мятеж против царя, и тот посулил все владения этого рода тому, кто доставит ему взбунтовавшегося князя Слука. Лазский князь Мамгун вызвался исполнить царскую волю и предательски убил Слука. Весь род Слкуни пал жертвою его меча прямо в замке Вогакан, а Мамгун в награду за свою службу получил в наследственное владение и замок и весь Тарон. Мамгун и стал родоначальником нахарарского дома Мамиконянов, которые из рода в род отныне владели Тароном.

В это утро в замок Вогакан еще затемно прибыло два человека. Один въехал в главные ворота, другой проник через ход, ведущий в замок из лесной чащи. Первый был всадник на вороном коне, второй — владелец серого.

III ВЕСТНИК БЕДЫ

В одном из покоев замка, на застланной дорогим ковром тахте, среди множества роскошных шелковых подушек сидел юноша. По заспанному лицу видно было, что он только что вышел из опочивальни, и притом намного раньше, чем обычно. Он даже еще не умывался, был не одет и не причесан и только набросил широкую накидку из тонкой шерсти; длинные пряди с непокрытой головы в беспорядке ниспадали мягкими волнами до плеч и порою почти закрывали его красивое бледное лицо. Беспокойные пальцы то и дело покручивали небольшие усики над пухлыми алыми губами (хотя особенно покручивать было нечего), что было проявлением глубокого душевного смятения, черные миндалевидные глаза горели негодованием. Юноша был на вид лет двадцати пяти, изящного сложения, с желтоватым отливом смуглой кожи, наследственным признаком всего его рода.