Вдобавок вид у нью-йоркской подземки устрашающий. На ее дряхлом лице живого места нет — все исписано, все размалевано. Те, кто на метро не ездит, носа туда не сует и вообще в этом виде транспорта не нуждается, называют такие никчемные рисунки народным искусством или протестом против серого однообразия мегаполиса, восхваляют пачкунов, которые их малюют, за великолепное чувство цвета. Брехня! Граффити — сплошная халтура, вандализм и мерзость, а те, кто их превозносит, либо озлоблены на весь мир, либо ленятся как следует задуматься. Граффити настолько повсеместны и ужасны, что кажутся плодами какой-то сверхмасштабной программы «поддержки современного искусства». Подземка испакощена вандалами из конца в конец. Воняет в ней так, что хочется надеть на нос прищепку, а шум в буквальном смысле рвет барабанные перепонки. А как там с безопасностью? Спросите любого, и он скажет, что каждый день в метро происходит в среднем по два убийства (что, впрочем, неправда). Преисподняя, она и есть преисподняя, говорят люди.

Чтобы разобраться, какова подземка в реальности, кого возят ее вагоны, кто находит в ней свою смерть, надо немало на ней поездить.

При ближайшем знакомстве нью-йоркское метро не перестает удивлять. Ежедневно оно перевозит три с половиной миллиона человек. За 1981 год жертвами убийств в метро стали тринадцать человек. Правда, в эту чертовую дюжину не вошли самоубийства (одно в неделю), инциденты со случайным падением людей на рельсы (раз в день) или их «защемлением» (оказывается, пассажиры частенько проваливаются между поездом и платформой). Да, в метро царит убожество и дикий шум, так что оно ужасно смахивает на смертельный капкан — но на деле безобиднее, чем кажется. Но его пассажиры все равно пугливо озираются, держатся скованно. Как это не похоже на атмосферу в вагонах сети BART в Сан-Франциско, где все вокруг постоянно обмениваются репликами: «А я на свадьбу отца еду», «А я — посидеть с мамиными детьми», «А я на свидание с бойфрендом моей невесты». В Нью-Йорке подземка — обитель серьезности: дребезжащие вагоны, безмолвные пассажиры, изредка слышится вскрик.

Мы стояли на станции «Флашинг-авеню» линии «GG» и обсуждали правила личной безопасности в подземке. Без правил нельзя; метрополитен — все равно что запутанная, изъеденная болезнями кровеносная система. Одни сравнивают его с канализацией, другие, вжав голову в плечи, бурчат: «По кишкам земли движемся». А подозрительных личностей тут полным-полно.

Я сказал: «Наверно, лучше не соваться в вагоны, которые не сообщаются с другими», а мой приятель — он в полиции работает — добавил: «Никогда не выставляйте напоказ дорогие украшения».

В этот самый момент мимо нас прошел мужчина с китайскими монетами, вплетенными в волосы — я имею в виду старинные монеты с отверстием в середине. По меркам старого Шанхая он навесил на себя кругленькую сумму, но снять с него эти украшения удалось бы лишь вместе со скальпом. Я обратил внимание, что одна из женщин на станции явно была сумасшедшая. Она жила в метро, как в Индии люди живут на вокзалах; вокруг нее громоздились замызганные пакеты с пожитками. Нью-йоркские полицейские зовут таких людей «skells» и редко обходятся с ними сурово. На станции «Хойт-Шмермерхорн», тоже на линии «GG», обитает в подземелье некий «Джеки-волк»; патрульные полицейские приносят ему еду и одежду; на вопрос «Как дела?» он отвечает: «Заявки есть». Назовите этих людей колоритными персонажами, и они перестанут казаться такими уж жалкими или опасными.

Полоумная старуха с «Флашинг-авеню», о которой я только что упомянул, повторяла: «Я профессиональный медик». Рот у нее был беззубый, а на ногах вместо обуви — пластиковые пакеты. Я все время наблюдал за ней уголком глаза, стараясь держаться подальше. Днем раньше такая же сумасшедшая старуха подошла ко мне и заверещала: «Я тебя порежу!» Это было на станции «Пелхэм-парквэй» в Бронксе, на линии «IRT-2». Я выскочил на следующей остановке — «Бронкс-парк-ист», это где зоопарк; впрочем, резонно считать, что в Нью-Йорке зоопарк повсюду.

Тут — пока мы обсуждали правила безопасности — какой-то мусульманин развернул свой молитвенный коврик, расстелил его на платформе и, не чинясь, преклонил колени. Вскоре он уже стоял на четвереньках, призывая Аллаха и восхваляя пророка Мухаммеда. И ничего из ряда вон выходящего в этом не было. В подземке на каждом шагу можно видеть, как люди молятся, или читают Библию, или впаривают свои религиозные убеждения другим. «Аллилуйя, братья и сестры», — твердит человек, раздающий брошюры на станции «Проспект-авеню» в Бруклине на линии «ВМТ-RR». «Я люблю Иисуса! Раньше я был пьяницей!». Мусульмане просят милостыню, Протягивая пассажирам зеленые пластмассовые чашки, или пытаются сбывать какую-то книгу под названием «Классика арабской религиозной мысли». В Бруклине зимой они одеты так, словно находятся в Джидде, Медине или в пустыне Большой Нефуд: ходят в фесках, рубахах-галабиях и сандалиях.

— И у дверей не садиться, — сказал второй полицейский. Мы продолжали обсуждать правила. — А то влетят, выхватят и выскочат.

Первый полицейский сказал:

— Разумно держаться поближе к машинисту. У него есть телефон. И у кассира в кассовой будке тоже. Ночью не отходите от кассы, пока не подойдет поезд.

— Правда, с кассами свои заморочки…, — заметил второй.

— Пару лет назад малолетки наполнили огнетушитель бензином, поднесли вентиль к окошечку кассы на «Брод-ченнел» и нажали на спуск. Внутри были две женщины; они даже выскочить не успели, как пацаны подожгли бензин. Будка взорвалась как бомба, обе кассирши погибли. А все из мести: один из ихних получил повестку в суд — попался на безбилетном проезде. Статья называется «кража услуг».

Между рельсов тек журчащий ручей — тек вдоль всей платформы, а платформа была длинная. Полное ощущение, что находишься в канализационной штольне: сырость, едкий запах. Поток струился в сторону станции «Миртл-Уиллоуби Авенюз». А по колее шла крыса. Всего лишь третья, замеченная мной за педелю поездок на метро — зато вдвое крупнее, чем виденные мной доныне. «Крысы величиной с кошек», — вспомнилось мне.

— Держитесь там, где много народу. Не ходите по безлюдным лестницам. На «Сорок первой стрит» и на «Сорок третьей» лестницы обычно безлюдны, зато на «Сорок-второй» всегда толчея — там и садитесь.

Столько правил! Точно не на метро едешь, а отправляешься в лес — пробираешься по опасным джунглям. Что делать обязательно, а чего нельзя ни в коем случае…

— Вот еще случай вспомнил, — сказал первый полицейский. — На «Брод-ченнел» кассу сожгли, а на «Форест-парквэй» в прошлом году вышло вот что: шесть парней попытались убить одного. Всей бандой навалились. Мы им помешали. Тогда они попробовали поджечь станцию «коктейлями Молотова». Но мы им опять не позволили.

Мой приятель-полицейский — рост метр девяносто, вес сто двадцать семь кило, — носит бронежилет, всегда имеет при себе револьвер 38-го калибра (в кобуре под мышкой), а также рацию, газовый баллончик и кастет. Ходит он при этом в штатском, а не в форме.

Забавно, что однажды какой-то мальчишка — рост метр шестьдесят, вес шестьдесят кило — попытался его ограбить. Полицейский сидел на скамье в вагоне. Юнец ударил его по лицу и сказал: «Гони деньги», а затем нецензурно пригрозил. Мой приятель поднялся со скамьи, но грабитель не струсил, а все равно пытался его бить, твердя: «Отдавай деньги». Мой приятель достал револьвер, показал свой значок и сказал: «Полиция, вы арестованы». «Я пошутил!»

— завопил парнишка, но отпираться было поздно.

Попытавшись вообразить, как кто-то пытается напасть на этого вооруженного до зубов исполина, я рассмеялся.

А мой приятель сказал: «Правило номер один для подземки. Знаешь, что это за правило? — он покосился в оба конца платформы на „Флашинг-авеню“, на старуху, на мусульманина, на ручей, на таблички, измаранные вандалами.

— Правило номер один: на метро ездить только в крайних случаях».