Вскоре Серена поняла, что ей придется несколько дней провести в Лондоне. Подготовка дома на Гросвенор-сквер для принятия нового владельца была слишком сложным делом, чтобы его можно было целиком доверить слугам. Фанни, которая плохо переносила любые путешествия, уклонилась от поездки в Лондон, так что Серена, пообещав взять на себя выполнение всех поручений и заказов мачехи, отправилась в поездку в сопровождении всего одной служанки в специально нанятой для такого случая почтовой карете. Это был новый опыт, так как до сих пор Серена путешествовала исключительно в обществе отца или в сопровождении лакея. Впрочем, она не растерялась и не испугалась. Наоборот, ей даже понравилось оплачивать счет на почтовой станции, где она переночевала, договариваться о найме лошадей и форейторов, заказывать себе ужин. Но леди Тереза, которая принимала Серену в Лондоне, была шокирована ее смелым поведением и относила дерзость молодой путешественницы к ее натуре, которая позволила ей устроить скандал расторжением помолвки с Ротерхэмом. После, правда, леди Тереза припомнила свое собственное девичество и с гордостью сообщила, что самое большее, что она себе позволяла, — это прогулку в парке Милверли в сопровождении лакея.

Серена посещала дом на Гросвенор-сквер, уже не являясь хозяйкой графского поместья, и оттого ей было горько и больно. К тому же она с негодованием узнала, что новая леди Спенборо уже успела обшарить весь дом от подвала до чердака. Серена была просто потрясена, когда ей передали это сообщение. Она не могла поверить, что в ком-нибудь возможно столь наплевательское отношение к нормам приличий. Нет, конечно, ее светлость имела полное право хозяйничать в этом доме, но тем самым она проявила недостаток такта, что оставило само по себе неприятное впечатление, от которого Серене трудно было избавиться. Объяснения были даны вскоре самой графиней, которая явилась с утренним визитом в дом леди Терезы на Парк-стрит специально с той целью, чтобы объяснить Серене, что она пошла в дом на Гросвенор-сквер исключительно потому, что ей показалось это крайне необходимым.

Объяснительная речь начиналась словами: «Я, конечно, понимаю, что это могло вызвать у нас некоторое удивление…»

И хотя Серена простила ей этот проступок, забыть о нем она уже не могла и никогда еще не была так солидарна со своей тетушкой, как в тот день, когда та после ухода графини назвала ее поведение возмутительным, достойным самого строгого осуждения.

Только в ноябре Фанни и Серена наконец-то обосновались во вдовьем доме. Такая сложная и шумно-хлопотная подготовка велась к приезду в Милверли новой графини и ее семьи. Столько мелких неприятностей пришлось претерпеть, что Серена от всего сердца согласилась с Фанни, когда та воскликнула, сидя с падчерицей за их первым ужином в новом доме:

— О, как здесь уютно!

Серена была выжата как лимон испытаниями прошедших недель, но считала, что на новом месте будет счастлива, и с уверенностью смотрела в будущее. Главное — привыкнуть к ограниченным пространствам их нового дома. Ее забавляла мысль о том, что отныне она сможет общаться со своими соседями запросто. Не то что в Милверли, где она принимала их исключительно в специальные дни. Словом, девушка была настроена оптимистично и полагала, что не умрет здесь со скуки.

Увы, надежды не оправдались! Испытаний на ее долю пришлось гораздо больше, чем она ожидала. Серена понимала, что потеря отца выльется в серьезные проблемы, но никак не думала, что вскоре она будет тосковать по таким вещам, которые еще какой-то год назад наводили на нее смертную тоску. Раньше зимнее время оживлялось всевозможными визитами и поездками. Можно было провести одну недельку в Бадминтоне, другую в Воберне. Сегодня организовываешь пикник, завтра едешь на охоту с собаками, послезавтра принимаешь дома гостей… Ничего этого ныне не было и в помине. Серена не могла себе даже представить, что будет скучать по таким вещам. Девушка потеряла мир, в котором родилась, росла и воспитывалась. Не так-то легко было расстаться с ним. Она знала, что отныне каждый раз, переступая порог Милверли, будет чувствовать приступ душевной боли.

Фанни видела, как сильно раздражена падчерица и очень жалела ее, но чувства Серены разделить не могла. Изменения обстоятельств жизни вполне удовлетворяли Фанни. Она никогда не рассматривала Милверли как свой дом. Вдовий дом — это было как раз то, что ей могло понравиться и понравилось. Столовая, в которой можно было разместить за столом по крайней мере шесть человек, миленькая гостиная, уютная утренняя комната для завтраков. Все это подходило ей гораздо больше, чем десяток огромных залов, открывающихся один в другой, чем ряд бесконечных, порождающих гулкое эхо галерей. Ее гораздо больше устраивали два аккуратных холла во вдовьем доме, расположенных один над другим. Интересоваться у повара, чем украшать баранину, подаваемую к обеду, какие яблоки лучше всего превращать в желе; проводить утро в кладовке или разбирать белье — это было именно то, что Фанни любила делать. Тут Серена была ей не помощница, так как понятия не имела о таких вещах. Она привыкла властвовать, отдавать команды и распоряжения. Серена могла только изумляться той радости, которую испытывала Фанни, приняв на себя столь мелкое хозяйство. Девушка не могла взять в толк, чем можно занять себя в столь ограниченном пространстве? Однако мачеха все время была чем-то занята, и это удивляло Серену. Что касается Милверли, то Серена хорошо помнила: чем пышнее были приемы там, тем больше ужаса отражалось на лице Фанни. У мачехи был скромный нрав, не такой уж грандиозный ум, она вышла за отца Серены сразу же после пансиона и объявилась в Милверли, не имея практически никаких знаний о жизни и привычках своего мужа. Ее чувство такта и чувство собственного достоинства позволили ей преодолеть множество преград. Только она одна могла сказать, что это за каторжный труд — в первые месяцы после замужества принимать участие в разговорах с туманными ссылками на события, о которых ты ничего не знаешь, или о людях, с которыми ты никогда не была знакома. Ей вполне было достаточно принять у себя во вдовьем доме миссис Эйлшэм из Гранжа или послушать миленькие рассказы Джейн о своих детях. Для Серены эти беседы были тоска смертная, и ей стоило большого труда сидеть рядом с гостями и не зевать.

Леди, хотя и были знакомы с окрестным мелкопоместным нетитулованным дворянством, близкой дружбы, однако, ни с кем не водили. И хотя покойный граф Спенборо был всегда приветлив с соседями, а Серена щепетильно относилась к соблюдению правил приличия и вежливости, считалось, что ужин или вечеринка в Милверли вовсе не предусматривают ответного приглашения. В сезон охоты, когда гон уводил графа далеко от Милверли, не было ничего необычного в том, что его светлость останавливался на ночь в доме какого-нибудь своего знакомого. Иногда вместе с ним была дочь. Оба были, как правило, забрызганы грязью с головы до пят, в них не было и тени высокомерия, а развлечь их было проще простого. Но когда званый гость поднимался от лакея к лакею по большой лестнице Милверли, пересекал несколько огромных залов и принимался в длинной гостиной леди Сереной, а потом садился за стол, ему надо было набраться мужества, чтобы осмелиться сделать ответное приглашение.

Когда мачеха и ее падчерица поселились во вдовьем доме, вся местная благородная публика затаилась, ожидая, какое отношение Фанни и Серена проявят по отношению к своим соседям, прежде чем обрушиваться на них с любезностями, которые могли прийтись не ко двору.

— В результате, — объявила Серена, которая догадывалась о сомнениях, терзающих умы благородных соседей, — мы с тобой остались на милость таких, как Ибсли и этой отвратительной Лэйлхэм, дорогая моя Фанни! О, должна сказать тебе, что сегодня утром я наткнулась в Кэнбери на миссис Оррелл и высказала ей упрек в пренебрежительном к нам отношении. Ты даже не представляешь, какая у нее была реакция! Она сообщила мне, да еще с таким подмигиванием, что она не будет торопиться с отправлением нам пригласительных открыток, ибо тем самым она может поставить себя ниже леди Лэйлхэм! Ты можешь себе представить, что со мной было?!