— Знаешь, чего я жду с нетерпением? Того момента, когда Халаджи поймет, что отправляется не на свободную землю. Хочу увидеть выражение его лица.

Уже не в первый раз Дима задумался о своем протеже. Особенно его тревожило то, что Соломону доставляли удовольствие чужие страдания. Еще Дима удивлялся, каким образом сейчас, перед своей первой операцией, Соломон ухитряется оставаться абсолютно спокойным. Дима поднялся, прошел в ванную, глотнул водки из фляги, спрятанной в несессере. Совсем маленький глоточек — только чтобы продержаться еще несколько часов. Затем вернулся в комнату, взял свой кольт и сунул его в кобуру.

Соломон нахмурился:

— Ты его вычистил?

— Да, с ним все нормально.

Соломон в тысячный раз заглянул в дуло своего пистолета.

— Здесь столько пыли. И потом, известно, что эти кольты — такая дрянь.

«Все-то ты знаешь», — подумал Дима. Волноваться следовало, скорее, из-за боеприпасов. Самопальные патроны со слабым зарядом. Вообще, зачем им нужно это американское дерьмо? Палев просто помешан на правдоподобии. А Дима считал: плевать на оружие, лишь бы информация была верной.

Он взглянул на магазин и патроны, рассыпанные на постели. На каждой пуле Соломон нацарапал крест. Соломон пользовался пулями «дум-дум», чтобы причинить противнику максимальный ущерб. Дима надеялся, что сегодня стрелять не придется.

— Пошли.

Они поймали такси, «опель» с разноцветными дверцами. В салоне воняло п ó том и дешевой едой. Соломон сидел скрестив руки на груди, мрачный, словно подросток, которого заставили выносить мусор.

— Если бы мы работали в ЦРУ, у нас сейчас была бы собственная машина и водитель, — произнес он по-английски с идеальным американским произношением. — И рация.

— Может, ты неверно выбрал, на чьей стороне воевать?

Соломон не ответил, словно соглашаясь.

— Ищи во всем плюсы. — Дима постучал себя по груди. — По крайней мере, сможем оставить себе футболки с американскими картинками. И брюки. — Он хлопнул Соломона по ноге.

— Да, куплено на базаре, изготовлено на древней швейной машинке каким-то мальчишкой, которому следовало бы в это время учиться в школе. Они выглядят такими же американскими, как фалафель. ^[1]

— Халаджи не заметит. Он физик.

— Он бывал в Америке. А ты — нет.

Дима хмуро взглянул на своего товарища. Из-за нелегкого характера Соломона едва не вышвырнули с интенсивного курса подготовки. С самого начала было ясно: жди от него неприятностей. Он держался независимо, задавал инструкторам каверзные вопросы, всегда имел собственное мнение. Преподаватели жаловались Диме, Палеву, потом снова Диме, и ему оставалось винить только самого себя. Соломона он обнаружил на развороченных горных склонах над Кандагаром в последние дни короткой советской оккупации. Соломон был одним из многих юношей, устремившихся в Афганистан с целью победить Империю Зла. Дима, работавший под прикрытием, завербовал его, разглядев в этом мальчишке большой потенциал. Железные нервы, самодисциплина, поразительные способности к иностранным языкам и жестокость Соломона были ценными качествами. «ГРУ нуждается в нем, Россия в нем нуждается», — повторял Дима. «Хорошо, — сказали ему. — Два года обучения, а потом ты за него отвечаешь». Сегодня Соломон отправлялся на свое первое задание, и Диму одолевали сомнения.

Они вышли из такси в нескольких кварталах от отеля, прошли мимо него, отыскали автостоянку у разбомбленного дома. За несколько минут, проведенных на затянутой липким дымом улице, под палящим солнцем, Дима весь взмок. «Пежо» видно не было, но на противоположной стороне улицы он заметил небольшой бар. Словно повинуясь невидимой силе, Дима направился туда, бросил на стойку пятидолларовую банкноту и заказал двойную порцию водки.

— Ты что будешь пить?

Соломон маячил в дверях.

— Воду.

— У тебя вообще есть какие-нибудь недостатки?

Соломон кинул на него мрачный взгляд, словно говоря: «А что, похоже?» И Дима снова ощутил странное беспокойство.

Над баром на полке стоял маленький черно-белый телевизор. На экране мелькнуло лицо Горбачева, освобожденного из-под домашнего ареста, усмиренного, притихшего. Его великие надежды обернулись крахом. Советский Союз разваливался у него на глазах, революция, затеянная им, стремительно выходила из-под контроля. Чем это все закончится? Дима мог представить себе только одно: хаос. Это совершенно не походило на социалистический рай, который он обещал Соломону во время вербовки.

— Может, Халаджи поможет нам снова занять первое место в мире. — Дима похлопал по кобуре, выступавшей под курткой. — Только представь себе: портативная атомная бомба.

Соломон не понял иронии. В первый раз за день глаза юноши загорелись. Эта идея захватила воображение точно так же, как заинтересовала Палева и его московских начальников. Дима шлепнул по стойке второй пятидолларовой купюрой и заказал еще одну рюмку.

Он говорил Палеву, что проблемы будут, и сейчас, заметив «пежо», он понял, в чем именно заключается одна из них. Автомобиль, медленно ехавший по улице, едва не забуксовал — колесо угодило в одну из многочисленных колдобин. Машина была набита людьми и просела чуть ли не до земли.

— Чтоб тебя! У него там вся семья.

Вдоль бока машины тянулась свежая царапина, металл сверкал на солнце; передний бампер был погнут, как будто зацепился за другую машину. Автомобиль несколько раз дернулся, наехал на бордюр и застрял.

— Подожди, — прошипел Дима, обращаясь к Соломону, который собрался переходить улицу. — Надо проверить, вдруг за ним следили.

Сейчас ему уже казалось, что вторая стопка была выпита зря.

Они увидели Халаджи, сидевшего за рулем, его жену на пассажирском месте; оба вертели головой, в панике озираясь по сторонам.

«План „А“ летит ко всем чертям, — подумал Дима. — Что у нас там за план „Б“»?

Улица была пуста. Дима и Соломон направились к машине. Халаджи, заметив их, открыл дверцу и выскочил. Это был худощавый мужчина; слишком широкий ворот рубашки открывал жилистую шею.

— Эй! Сюда, сюда!

«Этот парень и понятия не имеет о том, что его ждет». Дима жестом приказал иранцу успокоиться и забраться обратно в «пежо». Подойдя ближе, солдаты заметили на заднем сиденье детей.

Дима почувствовал, как внутри у него все переворачивается.

— Придется их всех убить, — прошептал Соломон. — Сначала усыпим его. Потом вытащим остальных из машины. Он ничего не узнает.

Очередной проклятый провал. Можно было бы обвинить во всем Палева, но в глубине души Дима понимал, что он сам во всем виноват — зачем согласился на это задание? Он просто не умел говорить «нет» — особенно это было трудно сейчас, когда исчезла уверенность в завтрашнем дне, и хорошая работа попадалась очень редко.

Халаджи сел в машину, опустил стекло и уставился на них в ожидании, широко раскрыв глаза. Ребенок на заднем сиденье расплакался.

— Мистер Халаджи, меня зовут Дейв, — начал Дима.

— Дейв… — повторил Халаджи, нахмурившись, словно пробуя слово на вкус. — В сообщении было сказано «Дин».

«Проклятье», — промелькнуло в голове у Димы. Дейв, Дин, Дима — какая, к черту, разница? Мысли путались. Наверное, все-таки не следовало пить водку. А может, наоборот, надо было взять третью.

Женщина, наклонившись в сторону Димы, взглянула на него из-под паранджи, затем резко произнесла несколько слов на фарси:

— От него пахнет спиртным.

Соломон оказался рядом с Димой, оттолкнул его от окна машины и со сверкающей улыбкой, какой Дима никогда не видел на его лице, сказал:

— Привет, ребята, как дела? Я Дин, мы заберем вас отсюда и отвезем к месту назначения. Мэм, выйдите, пожалуйста, из машины, и вы, малыши, тоже.

Если у Соломона были наготове еще какие-то фразы, Диме не суждено было их услышать, и семье Халаджи — тоже, потому что в следующий момент необходимость в их жалких выдумках отпала. Внезапно из-за угла выехали два новеньких, хотя и пыльных, джипа «шевроле». Развернувшись, они затормозили посредине улицы. Восемь дверец распахнулись, и из них появились восемь вооруженных до зубов белых мужчин, в футболках, шортах и темных очках. Четверо остались прикрывать своих, четверо начали приближаться. Двое целились в Диму. Жена Халаджи завопила так пронзительно, что у Димы зазвенело в ушах.