Весьма достойная кончина для земледельца: быть поглощенным своей родной землей.

А женщинам здесь уготована иная смерть. Огонь охватывает их, и факелом живым они сгорают.

Еще на памяти людской здесь рос дремучий лес, рассказывал г-н Махарадж своей американской невесте, направляясь в своем роскошном лимузине во дворец. В лесу обитал тигр редкой породы — белый, как соль, небольшой, поджарый, весь сплетенный из мышц. А птицы певчие! Их было без числа различных видов и пород, и сами гнезда были свиты из музыкальных нот. Тому уже полвека, как отец въезжал в тот лес, который сотрясало разноголосье птиц, и даже было слышно, как в этот хор вступало рычанье тигров. Отца уже нет, и тигры вымерли, исчезли птицы, и только лишь одна, которая ни разу не запела, вьет свое гнездо — не среди исчезнувших деревьев, а в сокровенном месте, неизвестном людям. «Это жар-птица», — шепнул он, и его невеста — дитя большого города, чужестранка, уже не дева — рассмеялась столь вычурному слову, откинув длинную прядь светлых волос, отливавших желтым пламенем.

И принцев нынче нет — перевелись. Упразднены правительством за ненадобностью уж сколько лет тому назад. И само слово «принц» у нас, в современной стране, превратилось в выдумку феодальных времен и стало сказкой. Их лишили званий и титулов, особых прав и привилегий. И более не властны они над нами. И здесь принц превратился в простого господина Махараджа. Но человек он не простой. Его городской дворец превратился в казино, а сам он стал главой комиссии, цель которой — искоренить продажность, отравившую страну. В своей юности он был игрок, спортсмен, охотник, но после выхода в отставку все забавы были тоже отставлены за недостатком времени. Он возглавляет также Институт экологических исследований, который ищет средства против засухи; а в его поместье — в громадной крепости-дворце, куда его сейчас мчит лимузин, — непрестанно бьют фонтаном каскады драгоценной влаги с единственной лишь целью — показать себя, не глядя на других. Собрание древних текстов в его библиотеке слывет в округе чудом, но это не мешает ему владеть лицензией на спутниковую связь, и с каждой установленной тарелки он получает прибыль. Подробности его финансовых дел, равно как и любовных приключений, о которых ходит столько слухов, покрыты мраком.

Вот и карьер. Лимузин остановился. Мужчины работают кирками и мотыгами, а женщины носят землю в тазах на голове. Завидя господина Махараджа, они в почтенье складывают руки, приветствуют его коленопреклоненно. Американская невеста смотрит на все это и понимает внутренним чутьем: она приехала туда, где правды нет, а власть, правительство — там, далеко отсюда, в столице — не более чем выдумка, в которую никто не верит. Здесь господин Махарадж остается по-прежнему принцем, а она — его принцесса. Она словно бы вошла в старинное преданье и легенду и чувствует себя лишь словом, ползущим по засушенной странице, и становится самой этой страницей с историей ее жизни, над которой дует безжалостный и знойный ветер и превращает ее тело в папирус, ее кожу в пергамент, а ее душу в бумагу.

Какая жара и зной! Ее знобит и лихорадит.

Карьера больше нет. Есть котлован под водоем. Крестьяне, согнанные засухой с земли, копают эту яму для господина Махараджа на тот случай, когда дожди вернутся. Тем самым он дает им работу, объясняет он невесте, и даже более того: дает надежду. Она качает головой и видит, что громада этой ямы уже полна, — ее переполняет горькая насмешка. Соленая, противная на вкус, она не может напоить ни человека, ни скотину.

Одежда женщин в этом котловане — судьбы насмешка! — огненных цветов. Одни глупцы, рабы условностей и языка, считают, что огонь может быть только красным или золотым. Огонь — он синий по краям своей печали, зеленый он в завидной глубине. Он может белым цветом пламенеть и даже, в припадках ярости и гнева, быть черным.

Вчера крестьяне-землекопы сказали господину Махараджу, что женщина в золотисто-красном сари, как факел, загорелась в сухом амфитеатре котлована. Мужчины стояли по высокому краю ямы и смотрели, как она горит, обхватив себя руками и словно приветствуя кого-то, и здравый мужской смысл говорил им о неизбежности женского жребия. А женщины — их женщины — пронзительно кричали.

На месте сгоревшей женщины не осталось ничего, даже щепотки плоти или костей. Она сгорела, как сгорает бумага, поднявшись к небесам и развеявшись по ветру без следа.

Способность женщины воспламеняться удивляет безропотных мужчин округи. Уж слишком просто и легко все это происходит, и что же с этим делать? Лишь только отвернешься — они уже в огне. Возможно, в этом разница между полами, говорит мужчина. Мужчины почвенны, живучи, цельны, а женщины капризны и непостоянны, приходят ненадолго в этот мир и покидают его облачком дымка, не оставляя даже примечаний к своей странице жизни. Так долго быть в жаре на солнцепеке! Мы велим им оставаться дома и не играть с огнем, но — нужно женщин знать — уж такова природа их и рок.

Даже у самых сдержанных и скромных горячие сердца, и, пожалуй, у этих скромниц более всего, прошептал он на ухо жене в автомобиле. Она — женщина современных взглядов, говорит она, и ей не нравится, когда он так рассуждает, все мешая в кучу и обобщая так легко, пусть даже и шутя. Ему забавно это слышать, и он склоняет голову, прося прощения. Смутьян и подстрекатель, он говорит: я виноват — исправлюсь.

Смотри же, будь внимательней, говорит она и устраивается поудобнее, прижимаясь к нему. Седая борода щекочет ее брови.

Слухи и сплетни загораются, как пожар, и бегут, опережая ее. Она богата, как этот старый курдюк Низам из______________________, вес которого определяли в дни его рождения не гирями, а драгоценными камнями, и он мог платить больше налогов, просто прибавив в весе. Его пиршества и обеды с горами яств и сластей заставляли дрожать людей, ему подвластных, ведь они знали, что нескончаемый поток изысканных блюд, плавно проезжавший по его желудочно-кишечному тракту, означал лишь то, что на их столе еда будет еще скудней, чем прежде. Когда же взмокнет он от пресыщенья, их дети взмокнут от голодных слез, и его обжорство продлит их голод. Да, денег у нее что грязи, шипели за ее спиной, а ее американский папа притязал на родственные связи с низложенным монархом из Восточной Европы, и каждый год на личном самолете он отправлял сливки своей финансовой империи в утраченное ныне королевство и там на берегах Реки Времен устраивал четырехдневный турнир в гольф, а затем он — веселый и высокомерный полубог — увольнял победителя и рушил ему жизнь за его непомерную гордыню и стремленье к славе, бросал его на берегу Реки Времен, и тот навеки исчезал в ее мутных, смерть несущих водах, как исчезает надежда и мячик для гольфа.

Она богата, при ней земля родит, с ней будет дождь, и сынов она произведет на свет.

Нет, она бедна, мелькает сплетня, ее отец повесился, когда она родилась, мать была шлюхой, а она сама — дичок на каменистой почве. Засуха проклятьем сидит в ее нутре, она бесплодна и появилась здесь в надежде умыкнуть младенцев темнокожих, а затем кормить их из бутылок, поскольку у самой — сухая грудь, и молока в ней нет.

Господин Махарадж исколесил весь мир в поисках сокровищ и привез ее — волшебный камень, чей отсвет изменит их жизни. Он погряз в пороках и грехах и заселил страданьем безысходным свой дворец, поддавшись чарам желтых волос и гибельного рока. И вот она — уже предмет досужих сплетен и пересудов. И по пути во дворец она уже прекрасно понимает, что вдоволь почешут языки о ней и ей подобных белых и желтоволосых женщинах, а также о темнокожих мужчинах, которых они любят. Об этом ее друзья предупреждали дома, в громадном городе. Не имей с ним дела, предупреждали ее. Ты переспишь с ним и лишишься уваженья. На таких, как ты, он и не подумает жениться. Его волнуют твоя свобода и непохожесть на других. Он разобьет твое сердце.

И пусть он называет ее невестой, она ему не жена. В ней страха нет пока.

Стоят в пустыне развалившиеся ворота, ведущие в никуда. Рядом превращается в труху упавшее дерево, последнее из тех, что здесь росли, и вылезшие из земли корни хватают воздух, как рука гиганта. Дорогу пересекает свадебный кортеж, и лимузин замедляет ход. Она видит жениха в тюрбане на пути к невесте, и он не молод и не горяч в своих желаньях, но стар, плешив и изможден; ей видится история любви бессмертной, преодолевшей все преграды и невзгоды в жизни. И где-нибудь его возлюбленная, уже в преклонных летах, ждет свою мумию-любовь. Они всегда любили друг друга, думает она, и сейчас история их любви счастливо завершится. Свои мысли она невольно произносит вслух, и господин Махарадж улыбается и качает головой. Нет, невеста — юная девица из дальней деревни.