– Буду работать в ателье, потом отправлюсь домой. Вечером поеду в клуб. Присоединяйся, в это уютное местечко заглядывают весьма интересные люди. Молодые, веселые! Отдохнешь, потанцуешь, развеешь печальные мысли. Позвони своему Бенджамину, и приходите вместе.

– Маргарет, о чем ты?! Что я ему скажу? Не забывай, мы не виделись десять лет. Десять!

– Да скажешь все, что угодно. Ужас, какая ты нерешительная! Что говорят в таких случаях? Привет, я по тебе соскучилась, не желаешь ли развлечься? Есть милое гнездышко, где можно провести вечер… Не строй из себя старую деву, Миллисент, звони доктору, и приезжайте, буду вас ждать. Все, сестричка, целую, мне пора!

Чмокнув Миллисент в щеку, Маргарет умчалась, оставив после себя ощущение бесполезно проведенного времени, пару окурков в пепельнице и пустую банку из-под пепси, сиротливо стоящую на столе.

Большой аккуратностью Маргарет никогда не отличалась, но не это было причиной частых размолвок между сестрами. Миллисент также не возражала, когда сестра устраивала съемки для своего журнала прямо в кухне, и ей потом приходилось в течение целых суток наводить порядок.

Ничего страшного не было и в том, что Маргарет без спроса заимствовала на день-два автомобиль сестры, а потом возвращала и так уже изрядно потрепанный «плимут» с искореженным бампером или разбитым подфарником. Что такое вещи? Они созданы для того, чтобы ими пользовались, какой разговор! Главное – душа, и все, что связано с душевными переживаниями.

Но Миллисент расстроилась из-за того, что не получился разговор о счастливом времени, проведенном в художественной школе, а поговорить ей очень хотелось. Что может быть лучше весело проведенной молодости? Так приятны воспоминания о школьных буднях, времени, проведенном в клубах, под парусами спортивных яхт… Более того, девушке не терпелось поделиться нахлынувшими чувствами.

Да, она помнила свою встречу с Бенджамином так сильно лишь потому, что сразу влюбилась в него. Такое вот было счастливое время – она влюблялась! Кому об этом можно теперь рассказать? Только лишь сестре.

Маргарет задаст резонный вопрос и будет как всегда права. Почему ты не рассказывала мне об этом раньше, спросит она, как умудрялась хранить столь горячие чувства в секрете на протяжении десяти лет?

Чем Милли сможет оправдаться? Да и надо ли? Молчала, потому что любила. Считала, пропадет очарование тайны, если она, Миллисент, доверит все свои девичьи переживания другому человеку, даже если этот человек – родная сестра. Родная, а в то же время такая бестолковая!

Девушка взяла жестяную банку, смяла и хотела было запустить ею в календарь с изображением кровожадного тигра, висящий на стене кухни. Одумавшись, просто бросила ее в пакет с мусором. Хватит переживаний! Немедленно в душ, а потом спать. Лучшее лекарство от всех неприятностей – сон, средство, проверенное временем.

Боже мой, откуда у крошечного ребенка, всего ничего прожившего на белом свете, столько сил и бешеной энергии! Пароходная сирена и та бы не выдержала такой нагрузки, удивлялся Бенджамин Лонгсдейл.

Малышка Аннабель рыдала, ревела, орала как оглашенная. Ничего не помогало, – ни укачивание, ни пение песен, от которых голос у Бенджамина даже осип.

Тщетными оказались попытки успокоить ребенка звуками музыки. Произведения Шумана, Гайдна, не говоря уж о современной музыке в стиле «кантри» не произвели должного впечатления на плачущую племянницу. Напротив, под музыку малышка рыдала с большим удовольствием.

Явно не хватало скунса. Бенджамин дважды бегал в гараж, чуть ли не вывернул наизнанку машину в тщетных поисках спасительного лохматого чучела. Зверек словно сквозь землю провалился.

Малышка замолкала лишь дважды, ровно столько, сколько сделала телефонных звонков обеспокоенная Флоренс. Аннабель как будто не хотела тревожить криком свою мать.

При разговоре с сестрой в доме стояла мертвая тишина, и Бенджамин дважды соврал, что малышка Аннабель спит крепким сном, предварительно до отвала накормленная и всласть напоенная.

Под конец последнего разговора Флоренс поинтересовалась, успешно ли прошла фотосъемка дочери для семейного альбома? Действительно ли настолько замечательно фотоателье на Бриджес-стрит, как его ей расписывали подруги и соседи?

В этом случае врать ему не пришлось, два часа тому назад племянница прекрасно вела себя перед объективом фотоаппарата. Бенджамин с удовольствием рассказал Флоренс, как девочка кувыркалась среди лилий, смеялась, показывала пятки и улыбалась.

– Слава Богу, Бенджамин! – кричала на том конце провода сестра. – Похоже, в тебе просыпаются отцовские чувства! Ты мне не рассказываешь, а словно поэму читаешь! Я поняла, ты без ума от детей. Так женись немедленно, идиот несчастный!

Эх, сестрица, подумал доктор Лонгсдейл, конечно, я без ума. Но малышке, которая взволновала мое сердце, уже давным-давно за двадцать.

Сгущались сумерки. Расстроенный Бенджамин с ужасом ожидал визита разъяренных соседей, а то и сразу полиции. Ему казалось – весь квартал не спит и возмущается действиями бестолковой няньки. Ареста, вот чего ожидал Бенджамин, проклиная минуту, когда согласился посидеть с любимой и единственной племянницей.

Малышка Аннабель категорически отказывалась лежать в кроватке, вытребовала себе право сидеть в диванных подушках, и при этом постоянно безутешно плакала, трогательно кривя пухлые губы и открывая беззубый рот.

Что он только не делал, чтобы понять причину плача: измерил у малышки пульс и температуру, заглянул в уши и горло, внимательно – как-никак, специалист-кардиолог, – вслушался в сердечные тона.

Исчерпывающий ответ на все вопросы дал домашний врач, телефон которого никак вначале не хотел отвечать. Но позже, где то за полночь, тот снял наконец трубку.

– Температуры, говорите, нет? Возможно, она еще поднимется, но особенно не беспокойтесь. У вашего ребенка режутся зубы, это и вызывает боль и беспокойство, – сказал сонным голосом врач. – Постарайтесь успокоиться, а малышку отдайте на руки кому-нибудь более опытному, лучше бабушке, или, на худой конец, деду.

Бенджамин положил трубку. Глаза его выражали смертельное отчаяние. Деду! Смешно сказать, мистер Лонгсдейл прежде всего подумал о Санта-Клаусе. Увы, никаких более опытных нянек, чем его собственная персона, в доме рядом не было.

Мать Бенджамина недавно вышла замуж в четвертый раз, да и у отца были хлопоты похожего характера. В итоге у Бенджамина прибавилось родственников, но какой от этого был прок?

Родители после развода пропадали в туристических поездках по всему миру со своими новыми возлюбленными.

Из Таиланда, Непала, Новой Зеландии приходили открытки, письма и телеграммы с восторженными словами, посвященными природе экзотических стран.

Возня с внучкой не входила в сферу интересов любвеобильных родителей Бенджамина.

Несчастный бэби-ситтер обзвонил всех своих приятелей и приятельниц. Никто не мог дать толкового совета, оставалось терпеливо слушать рыдания бедняжки Аннабель и ожидать, когда в дом войдет спасительница Салли.

Судя по договоренности с Флоренс, младшая сестра должна была появиться с минуты на минуту, и Бенджамин прислушивался к шуму каждой проезжающей мимо дома автомашины. Увы, из-за громкого плача ничего не было слышно.

Часы на каминной полке зашипели и пробили час ночи, на мгновение успокоив внезапным боем плачущего ребенка. Потом Аннабель возопила с новой силой, и слезы потекли ручьем.

Через полчаса раздался еще один телефонный звонок, и дядя, вставший перед племянницей на голову с целью поразить ребенка своим занятным видом и прекратить ужасный рев, плюхнулся на пол.

Долгожданный голос в телефонной трубке! Конечно, он принадлежал Салли. Но почему он доносился черт знает откуда? До сестры определенно было несколько тысяч миль.

– Привет, Бен, мы совершили аварийную посадку из-за грозы и пьем кофе в Новом Орлеане. Как твои дела, как Аннабель? Почему ты так тяжело дышишь? Что случилось, братик?