Дмитрий кивает.

— Знаешь, это идея. Хорошая идея. Стоящая. Вот в такие моменты я понимаю, за что мы платим тебе такую зарплату.

Встает и добавляет:

— Сегодня ужинаем у моих. Позвоню матушке. То-то она обрадуется. У нее на тебя, — злорадно улыбается, — большие матримониальные планы!

— Ну что, мальчики, — Иван Михайлович неторопливо набивает трубку. — Неужели вы столкнулись с тем, что не по силу даже вам двоим?

Они сидят в кабинете Тихомирова-старшего. Настоящем мужском кабинете. Кабинете ученого и преуспевающего юриста. Иван Михайлович разглядывает сидящих напротив него на диване Димку и Олега. Один — сын, второй — почти как сын. Взрослые преуспевающие мужчины. Состоятельные, вошедшие в большой бизнес. Зарабатывающие, каждый по отдельности, едва ли не вдвое больше, чем он. Он ими гордился. И тем не менее. Сейчас был доволен и безмерно польщен, что, несмотря на это, его «мальчики» пришли за советом. К нему.

— Пап, — Иван Михайлович выпускает кольцо ароматного дыма, пряча улыбку. Как же это приятно, когда взрослый сын говорит тебе это короткое детское «Пап», — Олегу нужна помощь.

— Конкретизируйте.

— У тебя есть знакомые в университете N?

— Конечно. Марианну Михайловну помнишь?

— Нет.

— Она тебе банку вишневого варенья привозила. Твоего любимого.

— А! Которую я сожрал в один присест и весь покрылся сыпью? Как такое забыть?!

— Она теперь замдекана. И еще кое-кто есть. А что?

— Нужно навести кое-какие справки. Об одной знакомой Олега. Там что-то произошло. Нам интересно, что.

— Знакомой? — выделяет ключевое слово Иван Михайлович.

Олег молчит.

— Да, — отвечает за него Дима. В довершение слов закатывает глаза и картинно прижимает руки к сердцу.

Олег недовольно косится на его пантомиму. А Иван Михайлович все понимает правильно.

— Давай вводную, — смотрит на Олега. — Имя, фамилия. Где, когда. В общем, все, что знаешь. И, ты же понимаешь… Это непросто. Поэтому быстро не обещаю.

За всю свою жизнь Олегу ни разу не было так трудно. Его просто разрывало от противоречивости того, что он делал. От несоответствия того, что знал и что видел.

Ему было неловко, да что там — практически стыдно за то, что он лез в Женькину жизнь. Собирал информацию у нее за спиной. Информацию, которую, он был совершенно уверен, она бы предпочла скрыть. Сколько раз он думал о том, чтобы спросить у нее напрямую: Женя, что случилось? Тогда, почти три года назад. Из-за чего профессорская дочка, подающая надежды аспирантка бросает все и уезжает в другой город. И устраивается на работу таксистом.

И сколько бы раз он мысленно ни прокручивал этот разговор, результат был один. Она ему не скажет ничего. И видеть его после этого не захочет. А вот этого он не мог допустить. Потому что уже не мог… Скучал ужасно. И…

Длинные гудки. Долгие. Тягучие. Он уже намеревается нажать отбой, когда…

— Да?!

Хрипловатый, чувственный… Олег даже сначала сразу не узнал ее голос. А потом… По спине прокатилась волна. Сладкая. Возбуждение. Реакция на ТАКОЙ ее голос. И вторая. Ужас. От мысли о том, с кем она сейчас. Если у нее ТАКОЙ голос… Горло стискивает, и он молчит.

— Олег? — Женя прокашливается. Переспрашивает: — Олег?

Он делает усилие. И говорит чужим ломким голосом:

— Извини, кажется, я не вовремя.

— Да нет, нормально. Все равно — пора вставать.

— Ты спала?! Шесть вечера же? — она еще не успела ответить, но все равно… Тошнотворный узел внутри развязывается.

— Я со смены, — вздыхает Женя. Мычит что-то, постанывает. Олег представляет, как она потягивается в это время. Вытягивает руки, закидывает голову, выгибает спину. Женьке приходится пару раз повторить его имя, прежде чем, он спохватывается. Черт!

— Олег? Олег? Что-то случилось? Почему молчишь?

— Извини. Я тут подумал…

— Что?

— Митци по тебе страшно соскучилась! — он дурак, болван, клинический идиот!

— Митци соскучилась? — Женька улыбается. Какая прелесть… Ну, давай, Олег, давай, сознайся, что и ты тоже.

Но он крепкий орешек. Просто так не сдается.

— Погуляешь с нами сегодня?

— Хорошо. Через часок подъеду.

Стоя в ожидании Жени у подъезда и пытаясь не дать Митци опутать его поводком, Олег размышлял. Пытался ответить на вопрос. Рад ли он тому, что Женя оказалась… Тем, кем оказалась. И, по всему выходило, что однозначного ответа у него нет.

Теперь, задним числом, было очевидно, что на рядового таксиста Женька похожа так же, как он — на пэтэушника. Правильная речь, живой ум, эрудированность — все это было заметно невооруженным взглядом, хоть и маскировалось нецензурной лексикой и манерами уличной девчонки. И как общаться с эрудированным и интеллигентными барышнями — Олег знал. А вот опыта в общении с ершистыми таксистками у него не было. Впрочем, Женя была… Ни то, и ни другое.

С другой стороны, то, что сделало Женю такой… Интуитивно Олег понимал — не от хорошей жизни это. Что-то там такое… Что он, возможно, пожалеет, о том, что узнает. Но поздно уже. Ему нужно. Он должен.

Когда Женька вылезла из чуда технической мысли советских инженеров от автопрома, а именно — ГАЗ-3102, оно же — «Волга», Олег едва ли не согнулся пополам от смеха.

— Откуда эта рухлядь?

— Не рухлядь, а раритет, — огрызается Женька. — Автомобильный антиквариат, — и, затем без перерыва, — иди ко мне, моя прелесть.

Это, увы, не ему.

— Так откуда этот… антиквариат? — переспрашивает Олег, пока Жена тискает повизгивающую от восторга Митци.

— Виталя дал. Это бати его. Она ему зимой не нужна. Он на ней только летом на огород ездит.

— Как ты с ней управляешься? — изумляется Олег. — Там же гидроусилителей нет. Руль, тормоза — все дубовое.

— Сам ты — дубовый, — не зло отшучивается Женька, отбирая у него поводок. — Я крепче, чем кажусь.

Они разговаривали. И Олег понимал, что он говорит с человеком, безусловно, образованным. Начитанным. И при этом — совершенно точно знавшим, на каком именно диалекте «великого и могучего» говорит большая часть этой страны. И как именно живет эта самая большая часть страны. Как в ней это уживалось и сочеталось — уму непостижимо. Это была Женька. И общаться с ней было непередаваемо увлекательно. И сложно.

Пекинес так резко принял в сторону, что у Женьки чуть рука не выдернулась из плеча.

— Митци, ты куда?!

— Она увидела киоск с мороженым, — меланхолично ответил Олег.

— И?

— Придется покупать. Она по мороженому с ума сходит. Ты будешь?

— Мороженое?

— Да.

— Холодно же на улице.

— Как скажешь.

— Пива лучше купи.

— А для пива на улице не холодно?

— Нет, — вызывающе отвечает Женька.

— Как скажешь, — повторяет Олег. И покупает мороженое. Два. На всякий случай. И в соседнем киоске — бутылку пива.

Они доходят до скамейки и садятся. Митци получает вожделенное мороженое и на какое-то время забывает обо всем. Даже о Женьке. Которая сидит с абсолютно ненужной ей бутылкой пива в руке и смотрит, как Олег разворачивает второе мороженое.

— Точно не будешь?

И поскольку Женька молчит, он осторожно откусывает кусочек мороженого. И сразу же после этого она забирает у него мороженое, втискивая ему в руку бутылку с пивом.

— Я передумала. Держи. Мне все равно нельзя, я за рулем.

— Я не люблю пиво.

— Выкини, — пожала плечами Женька, слизывая нежный пломбир. И пиво отправилось в урну, на радость потрепанного вида джентльмену, караулившего неподалеку.

А Олегу осталось только сидеть и смотреть, как Женька ест мороженое. То еще мучение. И отнюдь не потому, что ему так уж хотелось. То есть хотелось, конечно. Но не мороженого. Отнюдь.