Ведь прав этот парнишка. Как ни крути, прав. Чего стоит мир, где даже дети не верят в сказки? Да еще в Новый год?

И никому не нужно знать, что «папа» – это несостоявшийся самоубийца. Или, правильнее сказать: состоявшийся, но, гм… немного не долетевший до земли. А «мама» – душевнобольная, навсегда заблудившаяся в глубинах сознания. Незнакомец вздохнул. Он, конечно, на минуточку, «волшебник». Но не бог. Новых людей делать не умеет. Разве что естественным путем… Зато умеет переделывать старых. Но этого никому знать не нужно. И никто об этом не узнает.

Стоит понаблюдать новую семью какое-то время. Ведь можно насадить память, кратковременную, долговременную, моторные реакции, привычки, но изменить индивидуальность до конца не под силу никому. И если плохо сконструированы внешние условия, все полезет по швам.

Незнакомец снова отхлебнул из горлышка и посмотрел бутылку на просвет. Ему отчего-то казалось, что все здесь будет хорошо. Нет, не казалось. Он был в этом уверен. Ведь Новый год же все-таки, елки-палки…

Ядерный подводный ракетоносец «Делавер» шел в сумраке полутораста метров под спокойной поверхностью Тихого океана. Скользил неспешно и бесшумно, едва вращая своими огромными саблевидными лопастями в безмолвной глубине и лишь изредка перекладывая слегка рули для коррекции курса-дифферента.

Субмарина вела себя сама, без участия экипажа – который не вмешивался в управление, хотя и наличествовал внутри в полном составе: начиная с Капитана, лежащего в своей каюте головой на столе поверх пистолета, пуля из которого застряла в переборке, слева от расколотого черепа, и заканчивая младшим коком, который некогда не смог в панике пробиться к камбузу через раздутое тело Лейтенанта, застрявшее в гермодвери. Нынче его останки, в почти неистлевшей синтетической форме, скрючились на заляпанной органикой палубе. Придавленные массивной грудой того самого Лейтенанта, впоследствии подразложив-шегося и оплывшего поверх.

Пусковые ракетные шахты, в которых ждали – и дождались однажды – своего часа ядерные полуторамегатонные «Трайденты», давно опустели. За исключением последних двух «Актов возмездия», разумеется. Реактор же много лет назад, перед самым пуском ракет, был переведен экипажем в экономический режим, да так в нем и оставался, и этого вполне хватало для дремлющей подлодки, неторопливо продолжающей свой путь во мраке.

Спешить некуда.

Первым после боевого пуска умер Капитан.

Он был настоящий и честный военный моряк с большой выслугой лет, огромным опытом и стальным характером. Когда поступил подтвержденный приказ на боевое применение ракет, Капитан отдал все необходимые в таком случае команды, твердой рукой повернул один из блокирующих ключей на пару с другим старшим офицером и принял потом доклады о выходе ракет из пусковых устройств от экипажа, который сработал, как и предполагалось, – точно и безупречно.

Минуту спустя он передал командование первому помощнику и спустился из центрального поста к себе в каюту. Где заперся, а после выставил на стол запечатанную фляжку коллекционного «Johnnie Walker Blue Label» за три с половиной тысячи долларов и чистый стакан, а рядом положил пистолет и свою форменную кепку.

Капитан много лет командовал «Делавером». Он прекрасно сознавал, какую фатальную мощь несет его корабль сквозь океан, и нисколько не сомневался в том, что по приказу всю эту мощь применит безо всяких рефлексий. В конце концов, это были цель и смысл его службы, а службу он выбирал себе сам.

Но не менее четко он понимал и другое.

Что По-Ту-Сторону, сквозь эти же глубины, идут похожие, только чужие, тяжелые атомные ракетоносцы, не меньшие по размерам и мощности арсенала. И на каждом, конечно, есть не менее опытный, решительный и верный долгу Капитан, который так же не дрогнет, поворачивая по приказу ключ на старт…

…А значит – уютный, обжитой домик в пригороде Вашингтона, скорее всего, уже разлетелся пеплом вместе с айвовыми деревьями в саду. Вместе с любимой женой, двумя маленькими дочерьми и стаффордом Макси, которые не смогут укрыться: от ТАКОЙ войны укрыться негде. Да уже и незачем.

Видит Бог: то, что Капитан ушел со своего судна не последним, стало единственным нарушением долга с его стороны.

Корабельный врач делал все, что мог, пока мог: складывал тела (самоубийство; последствие вооруженной драки; отравление технической спиртосодержащей жидкостью; травма, не совместимая с жизнью; ожоги четвертой степени; снова самоубийство…) в рефрижератор, педантично пополняя базу данных учетными записями. Потом начал помещать тела в продуктовый холодильник, по мере освобождения объемов. О похоронах по морской традиции речи не шло: для этого надо подняться на поверхность, а там, сами понимаете, хоронить пришлось бы всех подряд и сразу. Нет-нет, только через год-полтора-два, когда чуть спадет радиационный фон… Да и всегда остается надежда на земное погребение, чем черт не шутит?..

Врач сделал себе укол в приступе жестокой депрессии, когда единственный оставшийся в живых кок снова урезал на пятую часть паек, и без того мизерный, и теперь оставалось только ждать голодной смерти остатков экипажа.

Урезание вызвало очередной кровавый бунт – последний, но самый разнузданный. Жертвами которого стали многие, а среди них и исполняющий обязанности капитана, лейтенант-коммандер, ранее управлявший силовыми установками и сохранивший твердость духа во всеобщем отчаянии, даже когда совсем замолчал эфир, спутники перестали передавать GPS координаты, а от командования не дождались более ни одного приказа.

Потом среди полуживых подводников не осталось ни одного, кто знал бы, как вообще произвести всплытие.

Последним скончался маленький гидроакустик-энсин, тихо и в блаженном состоянии, поскольку сошел с ума задолго до этого. Ко дню своей смерти он несколько суток кряду сидел в кают-компании и играл в традиционный криббедж с друзьями. Друзья по мере разложения оседали и сползали со стульев, но энсин упорно и заботливо собирал их и водружал обратно со словами увещевания. При этом он не ел, не пил, и ходил под себя, пока смерть не пришла к нему. Тогда он вдруг почувствовал, что колышек для криббеджа становится необыкновенно тяжел. Энсин решил немного поспать, извинился перед друзьями и закрыл глаза – в последний раз.

С кончиной этого офицера в отсеках все стихло и замерло. Не получая установленное время команд с пультов и не фиксируя движения в отсеках, бортовой компьютер погасил все мониторы, сигнальные паннели и дежурное освещение. Потом запустил авторулевой на движение по курсу «после часа X», заложенному в память. Самый малый ход, шумоподавление. Раз в месяц – всплытие под буй для получения координат и автоматической коррекции курса. При отсутствии сигнала GPS – обратное погружение и движение по счислению на основе последней коррекции данных.

…При первых признаках атаки, повреждении, при посадке на грунт или иной нештатной ситуации – неплановый подводный слепой пуск «Актов возмездия» по территории стратегического противника, полное всплытие и самоликвидация с подрывом реактора.

…При благополучном достижении «часа Х-дубль», заложенного в память и отсчитываемого от зафиксированного боевого старта ракет, – всплытие, плановый поочередный слепой пуск «Актов возмездия» по территории стратегического противника и самоликвидация с подрывом реактора.

Черный смертоносный Левиафан, дремлющий на ходу, в глубоком сумраке, в равнодушном ожидании назначенного ему часа.