Поздно уже было выбираться – шум на улице нарастал, толпа мужчин как раз сейчас проходила под окнами. А когда они пройдут… Нам с Дженни все равно нельзя будет сразу возвращаться домой: прямо в руки разъяренному отцу и шерифу, который, конечно, начнет вытряхивать из меня душу – где, почему, зачем, как… Если же Дженни вернется одна, ее запрут в комнате, но, по крайней мере, не станут приставать с идиотскими вопросами – что взять со слабоумной? По всему получалось, что мне следовало отвести Дженнифер туда, откуда она одна могла бы дойти до дома. А самому сделать ноги – может, даже съездить в Нью-Йорк, чтобы, вернувшись, делать вид, будто я не в курсе происшедшего.

Не годилось. Меня увидят, когда я стану садиться в дилижанс. Что ж, поскольку другого выхода не было…

Я крепко ухватил Дженнифер за локоть и сказал:

– Пойдем домой, сестренка. Нас… тебя там ждут.

Легче было сдвинуть с места городскую водонапорную башню. Я и не подозревал, что в тщедушной девушке столько силы – не духовной, а самой что ни на есть физической. Все внимание сестры было приковано к призраку – должно быть, именно Норман передал Дженни что-то вроде своей призрачной энергии.

– Если тебя… нас обоих… застанут здесь, а скоро шериф с компанией станут обшаривать каждый дом, можешь не сомневаться, беды не миновать.

Дженни оттолкнула мою руку, и я от неожиданности (не ожидал толчка такой силы!) повалился на пол, крепко приложился локтем и затылком, взвыл от боли и, пока поднимался на ноги, успел увидеть, как Дженни медленно удаляется в сторону внутренних комнат, где не было окон. Шла она неуверенно, будто не видела ничего перед собой, и могла в любой момент споткнуться, как я… Слабый ореол – Норман – рядом с Дженнифер становился все менее заметен, будто угасал на глазах.

Я поднялся наконец на ноги и бросился следом.

– Джон, – сказала Дженнифер, не оборачиваясь. – Джон, пойми простую вещь. Я не могу без Нормана. Когда мы рядом, когда мы держим друг друга за руки, когда мы одно целое… ты понимаешь, что я хочу сказать, Джон, верно? Тогда мир расцветает для меня всеми красками, даже такими, какие тебе недоступны. Ты не видишь, какое сейчас над нами изумительное небо – сколько света, звезд, туманных пятен, сколько во всем этом жизни!

Господи, да она окончательно спятила со своим ужасным Норманом! Небо! Звезды! Над нашими головами был потолок комнаты, на котором, присмотревшись, можно было увидеть очень слабое туманное отражение призрачного свечения – не более.

– Ты не сможешь с ним уйти! – воскликнул я, вспоминая пересказанные сестрой слова призрака.

– Я попробую, – просто сказала Дженнифер и ушла в черноту. Призрачный свет мигнул и тоже пропал, а я не то чтобы не в силах был сделать шаг, я боялся увидеть, что могло происходить в соседней комнате, казавшейся мне входом в потусторонний мир.

Я все-таки сделал шаг. Вошел в комнату без окон. Сначала не увидел ничего. Потом вспыхнули звезды – будто действительно исчез потолок, и сверху низвергся весь свет мироздания, от которого я ослеп, как слепнешь, посмотрев на солнце. А когда я вновь получил возможность видеть и глаза привыкли к темноте, я разглядел белесую и печальную фигуру призрака, на фоне которой стоявшая на коленях Дженнифер представлялась тенью самой себя.

И в этот момент шелест и посвистывание сложились в осмысленную речь, которую я, хотя и с трудом, пропуская отдельные слова, различал, как и тихий плач сестры, осознавшей в тот ужасный для нее миг, что любовь, неожиданно ею найденная, уходит – и не потому, что милый предает ее ради другой женщины. Нет, он равно несчастен и хотел бы остаться и провести с Дженнифер жизнь, потому что… я понимал это… потому что только вдвоем они были в этом мире полноценным существом, дополняли друг друга. Норман был всего лишь бесплотным призраком, а Дженни – всего лишь недоразвитой девушкой, не способной воспринимать реальность такой, какой ее вижу я, матушка, отец, шериф и все другие, живущие полноценной жизнью.

– Норман, – молила Дженнифер, – пожалуйста, не уходи, ведь мы одно целое. Я могу считать до миллиона и больше, но сейчас я досчитала до двух и поняла, что это конец счету. Моему счету в жизни. Ты понимаешь?

Мне показалось, что она обращалась ко мне, но это было не так, и ответ Нормана я расслышал, непостижимым образом соединив в уме свистящие звуки с тихим шуршанием, постукивания со звоном в ушах – как при первой нашей встрече, когда понял, что призрак спрашивал меня о дате.

А может, я слышал, как сестра тихо повторяла за Норманом, и ее голос, искаженный страхом, звучал у меня в ушах?

– Милая, хорошая, родная моя, единственная, – говорил призрак, подняв Дженнифер с колен, прижавшись к ней всем телом, обняв ее и крепко (я видел это!) сжав ладонями ее щеки. – Мы не сможем быть вместе, понимаешь? Я вернусь в свое время, я не могу остаться и не могу объяснить почему, ты не поймешь, не потому что ты глупенькая, но у вас и слов таких нет, чтобы объяснить, я говорил твоему брату о темном веществе, ты думаешь, он что-то понял, а ведь он далеко не глуп, и разве ты сможешь жить с человеком, которого только ты и воспринимаешь, как существо из плоти и крови, а для остальных – вот стоит твой брат – я призрак, привидение, бесплотное создание ада, я люблю тебя, и так бесконечно жаль, что мы встретились здесь и сейчас, и ты оказалась единственной, кто меня ощутил, услышал…

Его речь текла, как беспрерывный нечеловеческий вопль, я совсем не уверен, что все понял правильно. Возможно, я пытался осознать, что происходило в душе сестры и в душе этого нечеловеческого создания (если у него была душа, на что я, конечно, надеялся), и слова, которые я слышал, были всего лишь отражением от стен комнаты моих собственных слов, звучавших в моей душе, потому что и я был в какой-то мере подобен Дженнифер – ведь и для меня реальность была не так уж важна, я больше жил своими мыслями и, может, поэтому единственный в семье хоть как-то понимал Дженни, сочувствовал ей и, как это ни кощунственно звучало даже в моем восприятии, молил о том, чтобы ей удалось невозможное, чтобы она смогла уйти с Норманом туда, откуда он пришел. Не в ад, конечно, теперь я не верил, но просто знал, что пришел Норман из будущего, из две тысячи семьдесят четвертого года.

Я и о себе сейчас знал, что в одном моем прошлом окончил Колумбийский колледж, но не стал работать в адвокатской конторе и вернулся в Глен Ридж, чтобы не разлучаться с Дженни, а в другом моем прошлом я упал с лошади, когда мне было четырнадцать, нога долго не заживала, и я только недавно перестал хромать, а в третьем моем прошлом я женился на Кларе, девчонке с соседней улицы, но прожили мы с ней всего три месяца и расстались, а еще в одном моем прошлом я поругался с отцом, ушел из дома и два года жил в Чикаго, думал устроить там жизнь, но не срослось, я вернулся, и уж тогда отец хорошо надо мной поизмывался. И во всех моих воспоминаниях обо всех моих прошлых было только одно стабильное – Дженнифер, моя сестра, которую я всегда понимал лучше других, потому что мы в какой-то мере одного поля ягоды: для нас обоих окружающий мир менее реален, нежели мир, созданный нашими фантазиями, или… теперь я знал, зачем же придумывать сущности сверх необходимого… мир, слабо взаимодействующий с нашей реальностью, мир темного вещества, связывающего настоящее, прошлое и будущее. Рай, Чистилище и Ад?

Значит, продолжал рассуждать я, прошлое подобно Раю, неизвестное и пугающее будущее – наш неизбежный Ад, а настоящее – Чистилище, в котором каждый ищет свое место.

И что же? Призраки – обычные люди, вроде меня? Люди из будущего, отправившиеся в прошлое в состоянии непонятного темного вещества и разделившиеся на столько частей, сколько прошлых есть у каждого? «Да, – услышал я внутри себя голос, сложенный из шуршания, ворчания и свиста, – и среди нас живут люди, слабо связанные с реальностью, люди, подобные темному веществу Вселенной. Именно они, такие как Дженнифер, да и я в какой-то, возможно, небольшой степени – самые нормальные люди, потому что они (мы!) связывают миры, позволяют прошлому, настоящему и будущему сплетаться в единое целое, и, может, без таких людей, которых презрительно называют недоумками и не от мира сего, ничто в природе не могло бы существовать в единой своей связности…