Цифра с номером дома в памяти отпечаталась. Он почти не сомневался, что это был 7. А улица…

Двигателесмазочная? Шурупоотверточная? Близко — да не то! Как же она называлась-то, черт бы ее с таким названием побрал?!..

— …Во всяком случае, друг Еремеев, даже при твоей профессиональной недисциплинированности мыслей ты должен понять, что первый шаг в любом исследовании, в силу известного принципа Окама, есть попытка свести непонятное к обыденному, и только в том случае, коли этот шаг не приводит ни к каким результатам…

Хотя шторы были теперь задернуты, Еремеев, переполненный запоздалым страхом, подобрался к журнальному столику на четвереньках, и лишь после того, как сделал пару глотков коньяка, дребезжание Гониного голоса в ушах опять заглохло. "Свести к обыденному… — подумал он. — Вот интересно, когда в тебя стреляют — считать это или не считать обыденным?"

В том, что стреляли, не могло быть сомнений. Вон и дырочка в полу — наверняка там и пулю можно найти, если как следует поковыряться.

Но — улица… Какая же, растуды ее, улица?.. Шайбопрокладочная?.. Шиферозаменительная?.. Щелокосмазочная?..

Почти что так…

Он так тужился вспомнить ее название, что эти попытки даже притушили память о выстреле в его собственную башку…

Щавелекислотная?.. Шлакоблочная?.. Чугунноголовая?..

Расползавшийся от монитора по всей комнате хлорвиниловый чад не давал сосредоточиться. "Сам ты чугунноголовый! — в сердцах обругал себя Еремеев. — Тушить же надо — эдак и до пожара недалеко!"

Он устремился на кухню, набрал большой кувшин воды и когда, вернувшись, хотел уже было выплеснуть его на монитор, вдруг услышал сзади голос:

— Бог мой, осторожно, Дмитрий Вадимович, что вы делаете?! Надо же сперва от сети отключить!

Вздрогнув, он обернулся.

Позади стоял сыщик из того самого агентства "Виктория" с весьма запоминающейся фамилий Небрат.

— Да, да! — спохватился Еремеев.

Он выдернул вилку из розетки и лишь затем стал поливать водой монитор. От этого запах сделался еще более едким, но опасность пожара явно была ликвидирована. Лишь затем он снова обернулся и спросил с удивлением:

— Как вы, собственно говоря, вошли?

— Вы отчего-то забыли запереть дверь, — невозмутимо ответил Небрат, — что, смею сказать, с вашей стороны весьма, как мне кажется, опрометчиво. Боюсь, вы даже себе не представляете, какие вещи иногда творятся в нынешней Москве.

Безусловно, Небрат был прав. Да как она, дверь, и могла быть заперта, если даже самого факта расставания с Гоней он, Еремеев, не помнил начисто. Стало быть, свалился на диване, покуда тот о чем-то своем, занудливом дребезжал, а затем Гоня сам как-то уковылял, разумеется не позаботившись защелкнуть замок. Если бы нынешний стрелок об этом знал, то ему, поди, и винтовка бы не понадобилась.

Между тем Небрат спросил:

— А что собственно произошло?

Еремеев ответил почему-то смущенно:

— Да тут несколько минут назад в меня стреляли, а попали вот в монитор.

— Но у вас кровь на лице.

— Пустяки, — сказал Еремеев. — Осколки.

— Ясно, — кивнул Небрат, словно разговор шел о чем-то рутинно обыденном. Затем он отдернул штору и стал внимательно вглядываться в противоположный дом.

— Осторожно, — предупредил его Еремеев. — Вдруг он, который стрелял, все еще там? — на что Небрат чуть заметно усмехнулся:

— Ага, как же! Сидит и дожидается, покуда вы милицию вызовете… — И добавил: — Все понятно: стреляли с крыши — судя по всему, вон из-за той крайней трубы. — Он оценил направление отрезка между двумя отверстиями, в оконном стекле и в полу, после чего заключил: — Да, трасса пули вполне четко прослеживается… Однако, прошу прощения, с чего это вы взяли, что мишенью были именно вы?

Вопрос удивил Еремеева.

— А как бы вы рассудили, — спросил он, — если учесть, что, кроме меня, в комнате никого не было?

— Дело в том, — пояснил детектив, — что с такого расстояния промахнуться из винтовки с оптическим прицелом (а я не сомневаюсь, что именно такую и имел при себе злоумышленник), уверяю вас, практически невозможно. Ну-ка, попытайтесь сколь возможно в точности воспроизвести, как вы сидели в тот миг, когда пуля влетела в окно.

Еремеев уселся в кресло, долго ерзал, подбирая верную позу, наконец сказал:

— Кажется, вот так примерно… Да, именно так!

— Quod erat demonstrandum! [Что и требовалось доказать! (Лат.)]— проявил неожиданную образованность Небрат. — Вот и получается, что вы сидели почти в метре от пролетавшей пули. Даже самый неопытный стрелок при наличии оптического прицела не допустил бы столь досадного промаха, а тут действовал, я совершенно не сомневаюсь, профессионал… Впрочем, это мы сейчас проверим — подобное дело не терпит скоропалительных выводов.

Он достал из кармана мобильный телефон, зачем-то удалился с ним на кухню, с минуту вел там какие-то переговоры, потом, вернувшись, сказал:

— Пока наши ребята — они сейчас получили от меня задание — кое-что устанавливают, я бы хотел задать вам некоторые вопросы, касающиеся вашей пропавшей жены… Если вы, конечно, в данном состоянии способны на них отвечать. — Поди пойми, что он имел в виду под "данным состоянием" — то ли последствия вчерашних посиделок с Гоней, о которых свидетельствовал запах перегара, тяжело висевший в воздухе, то ли пережитый Еремеевым после этого выстрела стресс.

— Появилось что-нибудь новое? — спросил Еремеев.

— Нет, — покачал головой детектив. — Но чем больше мы будем знать… В общем, наверно, вы сами понимаете… Итак, по образованию ваша супруга, сколь я помню, инженер…

— Инженер-химик, — уточнил Еремеев.

— Да, да, это у нас записано, — кивнул Небрат. — Однако в последнее время, перед исчезновением, она, как вы, помнится, говорили, была… Как бы это поточнее выразиться…

— Гадалкой, — подсказал Еремеев. — Но это было скорее просто досужее развлечение. Хотя некоторые гаданиям ее верили. Денег она, кстати, если вас это интересует, за свое гадание никогда не брала.

Детектива, однако, почему-то сейчас интересовало совершенно другое.

— И на чем же она гадала? — спросил он. — На картах, на кофейной гуще?

— Вообще-то почти на всем, — признался Еремеев. — У нее целая библиотека по гаданию. Иногда по руке тоже гадала… Еще, бывало, по числам: называется — нумерология.

— Знаю, — кивнул Небрат.

— На свечном воске, на пепле, на чаинках… (Детектив внимательно слушал, со знанием дела кивал.) На кленовых листьях, на рыбьей чешуе, на узелках… На чем бишь еще?..

— Возможно, на черепашьих панцирях? — предположил Небрат. — Популярное в Китае гадание.

— Нет, этого не было, — покачал головой Еремеев. — Может, она и умела, да с черепахами, понимаете ли, тут, в Москве, проблема. А вот на бобах, на молочной пене, на песке… — Он примолк, пытаясь припомнить что-нибудь еще, словно это впрямь могло иметь какое-либо значение.

— На испражнениях животных, на внутренностях свежеубитых птиц… — подсказал всезнайка-детектив.

— Нет. Фи, гадость какая!

— Да обычное дело. Очень было распространено среди этрусских и древнеримских жрецов-гаруспиков. Неужели никогда не слышали?

Широта познаний детектива впечатляла.

— Да, слышал что-то такое… — смутно вспомнил Еремеев. — Нет, Ира ни за что не стала бы такой дрянью заниматься, да и я бы ей не дал. Все было, так сказать, в рамках. Ну там на книгах… Когда-то, помню, астрологией увлекалась… В последнее время изучала гадание на клубках шерсти…

Оказалось, что чем-то все-таки и этого Небрата можно удивить.

— Шерсти? — переспросил он. — Крайне любопытно, никогда прежде не слышал.

— Да, мало кто слышал, — согласился Еремеев. — Старинный способ гадания, применявшийся, кажется, в древней Греции… Однако, право, не понимаю, какое все это может иметь отношение?.. У вас что, возникла какая-то версия? Так, может, изволите поделиться?

Но делиться тот вовсе даже не стал. Спросил вместо этого: