Если бы напротив сидела не Жанна Д'Альбре, Екатерина решила бы, и не без оснований, что беседует с сумасшедшей. Однако она слишком хорошо знала королеву протестантов. Своим контрпредложением та изощренно намекала: «Если ты не желаешь соглашаться на мои условия, почему я должна поступать иначе?»

«Далеко же ты пойдешь, если тебя вовремя не остановить, — думала между тем Екатерина Медичи. — Но не для того я вырастила своих сыновей, чтобы отдать их трон какой-то нищенке с Пиренеев». Вслух же сказала:

— Вы предлагаете мне принять участие в заговоре против папы? Мне и всей Франции?

— Почему бы и нет, раз католицизм столь лжив и продажен? Я говорю это лишь потому, что знаю: вы — не рьяная католичка.

Екатерина усмехнулась:

— Интересный у нас с вами получается разговор: я пытаюсь завлечь вас в свой дом, вы меня — в свой. Можно было бы сказать, что каждая из нас по-своему права, если бы не одно обстоятельство: мне неплохо живется и сейчас, и я не желаю другой участи.

— То же относится и ко мне.

— Не совсем. Вам предлагают обмен, а я не получаю ничего, кроме размолвки с папой. Так чего же ради я буду наживать себе таких могущественных врагов, как Испания и Рим? Чтобы иметь дружбу с северной державой, называемой Англией? Полноте, мы и так не враги.

Теперь Жанна была спокойна: больше предложений об обмене не последует. Оставался предстоящий неприятный разговор с мужем, которого ей, по-видимому, не переубедить.

— Я знала, что вы ответите именно так, и все же хочу вернуться к своей просьбе.

Екатерина понимала, что, раз задавшись целью, Жанна не отступится.

— Ваш муж, если не ошибаюсь, является наместником короля не только в Париже, но и в Гиени? Должность пожалована ему королем за ратные заслуги перед отечеством.

— И это справедливо.

— Так чего же вам еще недостает, если Гиень в пять раз больше Фуа и почти равна по площади Гаскони?

— Все бы хорошо, мадам, если бы по смерти мужа это пожалование не возвращалось во владения французского короля и если бы между Гиенью и Беарном не лежала Гасконь.

— Вы полагаете, ваш муж должен скоро умереть?

— Я в этом уверена. Он солдат; смерть на поле боя — закономерный удел военных. Не зря кардинал бросает его с войском из одного конца страны в другой.

— Вы хотите, чтобы Гиень осталась за вами?

— Да. Но я хочу владеть ею не в качестве наместницы, а в качестве законной правительницы, передающей свои права по наследству.

— А как же Гасконь?

— Мы предоставим господину Монлюку, наместнику короля, возможность самому решить, к кому примкнуть: к католическому Северу или к протестантскому Югу.

— Вопрос весьма щепетильный, с ходу его не решить, — произнесла задумчиво Екатерина, твердо уже зная, впрочем, что единственное, на что она сможет решиться, так это лишь на обещание.

А пока ей надлежало реализовать последний пункт плана, который она наметила на сегодня еще задолго до этой беседы.

— Знаете ли вы, о чем мечтают Гизы? — начала Екатерина без обиняков. — Я вам скажу. Они хотят женить вашего мужа…

— Женить моего мужа? — у Жанны даже перехватило дыхание от негодования: уж не ослышалась ли она? — Женить Антуана?! Но с какой стати? Ведь я, его законная жена, еще жива!

— Вас они просто уберут, как убирают камень с дороги.

— Меня?! Наваррскую королеву?!

— Для них нет преград, разве вы этого еще не поняли?

— Господи Иисусе!.. Ну а дальше?

— Вы еще не узнали, на ком они хотят его женить.

— И на ком же?

— На Марии Стюарт, шотландской королеве, вдове Франциска II. Моей бывшей невестке, кстати.

— Но ведь ей всего около двадцати, а ему уже сорок четыре!

— Возраст не играет роли.

Жанна Д'Альбре опустила глаза и слегка побледнела. Вот как! Вот до чего дошел Антуан в своей ненависти к ней. Он не только перестал обращать на нее внимание как на женщину, но, кажется, свыкся с мыслью, что ее нет вовсе. Это больно ранило ее в самое сердце. Но эта женщина была сильной духом. Подняв голову и сжав кулаки, она спросила, отрешенно глядя на пламя очага:

— К чему же сей замысел?

— К чему бы он ни привел, нам с вами необходимо помешать ему. Думаю, став с помощью своей племянницы родственниками Антуана Бурбонского, Гизы мечтают прибрать к рукам и его владения, и его жену вместе с сыном и их горами.

Екатерина не лицемерила и не лгала. Сейчас ей было важно не то, как воспримет Жанна эту весть, а что посоветует предпринять для срыва плана. Сама она вот уже второй день, с тех пор как узнала новость от своих шпионов, не могла найти этому противодействия.

Теперь они вместе, объединившись и прислушиваясь друг к другу, принялись решать проблему.

— Вернемся к началу нашего разговора, — предложила мадам Екатерина, наклонившись к собеседнице, чтобы иметь возможность говорить тише.

— Вернемся, — кивнула Жанна.

Теперь они говорили вполголоса. Временные распри немедленно забылись. Сейчас это были две заговорщицы, пытавшиеся разгадать чужую игру, заглянув вначале в карты противника.

— Гиз мечтает о престоле. Но его родство с королевским домом еще не доказано, — сказала Екатерина.

— Если оно и существует, то в отдаленном весьма колене, — возразила Жанна.

— Значит, Гизы хотят обойти свою побочную линию и зайти в спину к неприятелю, то есть к Валуа.

— Верно, но что же из этого следует?

— А вот что. Этот маневр они мечтают совершить, приблизившись вплотную к дому Бурбонов и став, таким образом, вашими зятьями.

— То есть к тому дому, который стоит первым на пути к трону.

— Истинно! А как к нему приблизиться, если не путем…

— …родства!

Екатерина приложила палец к губам и склонилась еще ниже к собеседнице:

— Тс-с… Вот мы и разгадали их план. Теперь вам понятно, чего они добиваются?

— О, я, кажется, поняла! От этого брака непременно родится ребенок, и, какого бы полу он ни был, он будет родственником Гизов, их ставленником, через которого они получат французский престол.

— Вот именно, Жанна! Этот ребенок будет нести в себе кровь Бурбонов, а Мария Стюарт — родственница Гизов.

Жанна продолжила свою мысль:

— Если родится мальчик, они тут же посадят его на трон и будут править государством от его имени в качестве регентов…

— А если родится девочка, — закончила за нее Екатерина, — то они подождут рождения следующего ребенка либо подменят дитя на малыша мужского пола, таких случаев в истории немало.

— А как же мой сын, мой Анрио? — испуганно воскликнула Жанна.

— С ним произойдет несчастный случай, будьте уверены; людям, стремящимся к власти, ребенок не помеха. Примеров тому множество. Да, но что будет с моими детьми, у меня ведь их трое, три последних Валуа?

— О мадам, человек, который решится расчистить себе дорогу, срубив одно дерево, срубит еще с десяток, если они будут мешать ему проехать.

— Нам необходимо помешать их планам.

— Что, по-вашему, для этого надо делать?

Вопрос был непростой. Екатерина встала, прошлась по комнате, подошла к окну, устремив взгляд во двор, где играли на заснеженной лужайке дети. Несколько минут она, молча, наблюдала за тем, как Генрих Наваррский, девятилетняя дочь Маргарита, восьмилетний Геркулес — будущий Франциск Алансонский, и одиннадцатилетний Эдуард-Александр — будущий король Генрих III, играли в кольца.

Вдруг она резко обернулась, подошла вплотную к Жанне, взяла ее руки в свои и возбужденно заговорила:

— Вы не желаете терять мужа, я — своих сыновей. И я придумала, как нам поступить.

— Я теряю не только мужа, но и сына.

— Вашему Анри они ничего не сделают, он им не помеха. У них появится свой Бурбон, и он будет законнее вашего. Уж они постараются это доказать, будьте уверены. Путь в Ватикан им не заказан, а с их связями и богатством, которым располагает их семейство, они задобрят не только самого папу, но и весь Рим вместе с его жителями. Единственным препятствием на их пути к трону будет родословная французских королей, вот тут-то они и рассчитывают на этот брачный союз. Но мы вставим им другую шпильку. Не так-то просто будет им уничтожить последних Валуа и первого Бурбона.