Ведро воды, паяльная лампа и час терпения, а потом, когда с горловины стекла почти окаменевшая живица, и деревянная пробка была извлечена, на широкий противень вывалились листочки из блокнота и странная пластинка с рельефным изображением. Гости, забывшие о накрытом столе, с интересом рассматривали написанный чёткими печатными буквами текст. От Наташи оказалась весточка.
Она никуда не пропала. В том смысле, что по-прежнему живёт тут, только посёлки и железная дорога куда-то подевались, и людей в этих местах стало больше. Говорят они на другом языке, носят старинную одежду, пасут коз, овец и низкорослых северных оленей. А ещё приезжали другие люди, на мохноногих лошадках с луками и саблями. Хотели угнать женщин и детей.
Пришлось вмешаться, отчего патронов теперь у Наташи почти не осталось. А любопытную вещичку, что висела на шее у главаря, она прикладывает и просит показать одному человеку у них на факультете.
Когда гости разошлись, Алексей вновь перечитал найденные листочки, и стал рассматривать приложенный к посланию предмет. Его не оставляло ощущение, что это металл, покрытый толстой плёнкой окисла. Тем не менее, просматривалось нечто похожее на изображение птицы, и значки, напоминавшие кривулины, из которых китайцы составляют свои иероглифы.
Утром на станцию его отвёз Наташин отец, и почти силой заставил взять денег на расходы. Как-никак, до Красноярска и обратно. В посёлке живёт немного народу, утаить что-нибудь почти невозможно. Разве что собственные мысли. Хотя, что тут таить? Один сумбур.
В столице обширного Сибирского края он не был несколько лет. Сразу направился в сторону студенческого городка расположенного рядом с парком и был поражён оживлённой атмосферой царившей здесь.
Бабье лето пахнуло на город всей своей удивительной красотой, разукрасило аллеи множеством оттенков жёлтого и красного. Солнце проникало сквозь кроны деревьев, отражалось в стёклах, и блики весёлыми зайчиками прыгали по лицам студентов, высыпавших погреться.
Алексей нашёл корпус исторического факультета, и преподавателя с которым договорился накануне, Сергея Анатольевича. Тот, увидев находку, остолбенел. Поразившая его вещица выглядела очень древней, и он долго переводил взгляд с кругляшки на молодого человека.
— А не откажете ли вы в любезности, указать место, где нашли этот предмет, — наконец обрёл он дар речи.
— Извольте, — Лёха всегда легко ведётся на тон, поэтому подхватил чопорную лексику собеседника. Но пальцем в карту ткнул со всей силой «пролетарской ненависти».
— Вы чем-то огорчены? — неожиданная эмоциональность парня смутила преподавателя.
— Я хотел узнать, когда эта вещь там появилась, но если Вы даже не знаете где, то…
— Датировку могу произвести с точностью до одного года. Орды Чингисхана переправились через Енисей в 1218 году. А благодаря этой находке и место удаётся установить значительно уверенней. Там, куда Вы указали, несомненно, побывали фланговые или передовые дозоры.
— В таком случае, не затруднит ли Вас, Сергей Анатольевич, посоветовать, как следует действовать, чтобы избежать подобных встреч? Ну, пока эти орды не пройдут своей дорогой? — Поймал очки, упавшие с носа преподавателя, воспрепятствовав им удариться об пол аудитории, и показал полученную от подруги записку, пояснив, откуда она взялась.
Распрощавшись, Алексей заторопился в город, где ему предстояло сделать покупки, и ещё надо было повидать Сашку Саркисова. Он был у них санинструктором, так что на счёт медикаментов подсказал бы. Они вместе и призывались, и демобилизовались, служили в одном взводе и успели, если не сдружиться, то сделаться добрыми приятелями. Из телефонного разговора, когда предупреждал товарища о визите, по тону понял, что однополчанин его нынче в глубоком расстройстве.
Дверь квартиры открыла девушка неземной красоты. Ну, всё при ней, и всего этого при ней ровно столько, сколько нужно.
Приятель на кухне грустно чистил картошку и выглядел кисло.
— Танька замуж вышла, — ответил он на незаданный вопрос. — Нюркина младшая сестренка, — кивнул он в сторону девушки, настраивающей гитару. Несколько аккордов и:
Пропела прекрасная Нюрка озорным голосом.
— Вот, — подтвердил Лёха мудрость прозвучавших слов. — И вообще, не обещайте деве юной любови вечной на земле. Всплывай, санинструктор!
— Точно, сейчас, пожарим вот это, — Сашка указал на груду начищенной картошки, — и нальём по рюмочке за взводного, за старшину, за…
— Уймись, санинструктор, посоветуй, лучше, какого медикамента собрать, чтобы сидя безвылазно в дремучем лесу, лечить раны и хвори. И, чтобы хватило надолго.
— Первым делом возьми справочник по целебным травам, — вмешалась Нюра, отбирая у Саркисова извлечённую из холодильника поллитру.
— И спирту этилового бочонок, — встрял «обездоленный». Но тут же поправился, — Анна верно говорит — она у нас врач. А с чего это ты решил в отшельники подаваться. Если от любви неразделённой, так я с тобой.
Лёха уже понял, что темнить никакого резону нет, и спокойно расправил на столе листки Наташиного письма.
После ухода Алексея, Сергей Анатольевич стал внимательно рассматривать пластину, зажатую в руке. Нет сомнений, что это байса, или как её ещё называют пайцза, что в переводе с тюркого буквально переводится как отпечаток.
Ещё раз, внимательно осмотрев находку, историк пунктуально открыл нужный фолиант, сверил изображение и прочёл: «Пайцза — особая пластинка, выдававшаяся татаро-монгольским ханами в тринадцатом-пятнадцатом веках как верительная грамота. Это тонкие листы металла, большей частью серебряные, реже медные и золотые, с рельефным рисунком. Пайцза — верительная пластина или бирка. Серебряная пайцза — удостоверение государственного чиновника высшего ранга».
Убедившись, что это, известное ему со школьных лет утверждение до сих пор наукой не пересмотрено, отчётливо вспомнил экзамен, на котором отчитал белобрысую девчонку после её демарша в отношении господствующих в современной исторической науке методов датировки материальных памятников. Вспомнил, как рисовал похожее изображение пайцзы Чингисханова сотника, и в его голове, как в калейдоскопе, замелькали странные, может быть даже крамольные мысли.
Утро обещает солнечный день. Поселковые хозяйки выгоняют коз щипать жухлую осеннюю траву и обдирать желтые листья с окрестных кустарников. Снег синоптики обещали только через неделю, но утренние морозцы уже сковывают лужицы. Лёха стоит на крылечке и окидывает взглядом груду вещей, приготовленную к отправке в прошлое.
Вроде, ничего не забыл. Главное — инструменты. И дедов коловорот с уймой сменных пёрок, свёрл и шильев. И коробки с саморезами, гвозди и проволока. Одежда, утварь, семена, книги, ноутбук с грудой заполненных справочной информацией лазерных дисков. И питание для него. Патроны, оружие. Всего не перечесть.
Толпа мужчин и женщин, словно ожидает чего-то. Конечно, команды.
— Пошли, — это всё, что требовалось сказать. И груз разобран. Колонна потянулась к пещере.
Вот и каменная стенка в полусотне метров от их бывшего «читального зала». Лёшка без труда отыскал описанное местечко, они тут все приметы помнят наизусть. Для начала ткнул палкой. Хм. Конец провалился, но назад не пошёл. Так там и остался, словно отхваченный бритвой. Опасно, однако, тут.
Бросил тючок — тот проскочил и сгинул, как и не бывало. Народ принялся подносить остальные вещи вверх по короткому травянистому склону, а он — переправлять всё это добро туда, где оно необходимо слабой беззащитной девушке, оказавшейся в чужом неприветливом мире.