Захожу. Холодрыга там знатная и мороженая рыба в ящиках. Я – отковыривать, а она ни в какую. Уже зуб на зуб не попадает. Схватил я ящик и бегом на улицу, чтобы там отломать себе тушку. А бабка мне:

"Не ленись, ещё два доставай, да вот в эту тележку ставь", – а сама мне подкатывает ящичек на колёсах с толстыми стенками. Ну я по-быстрому загрузил туда три ящичка и крышкой закрыл. Сам-то думаю, она сейчас меня запряжет куда-то этот груз доставить, а в уплату рыбку даст – как раз всё по-честному у нас и выйдет. А старая глянула на меня кривенько так, да и говорит: "Тележку вернуть не забудь, только перекуси на дорожку, кулеш у меня поспел"

Спрашиваю у неё, сколько должен, а она мне ещё поварёшку своего варева в миску кладёт и смотрит, как на малохольного. В общем, оттащил я тележку домой, набил холодильник и сперва своим предкам оттаранил немного, потом Шуркиным, потом Генке, а он глянул на это дело, да и мопед свой мне отдал, а то говорит, ты уже на ногах не держишься. А с ящиком рыбы или с тележкой в городе появляться не будешь – боязно. Приходилось понемногу носит в сумке, а то ведь отнять могут

А вечером я прицепил тележку к скутеру и оттарабанил её обратно в рыбачий посёлок. Там мужики улов с лодки сгружали и меня не прогнали, приняли помощь. Они в годах все, да и самих только трое осталось. С устатку, не скрою, приняли мы по глоточку и дядька Климентий серьёзно так спросил, сколько рыбки я смогу у них забирать и в город отвозить. А то им, понимаешь, скучно без дела, а в город везти – так отбирают всё власти и гонят взашей.

Я ведь сперва от бабкиных заездов прифигел конкретно, а потом от этих стариканов совсем головой вбок побежал, когда понял, что деньги им даром не нужны, а вот если рыбка ихняя к едокам попадет, так это одно сплошное вознаграждение за труды.

Вот так и сделались мы с Шуркой главными контрабандистами. Надёжных ребят нашлось немного, да и люди, которые в провизии нуждаются и нигде языками не треплют, что им тут приносят иногда, то рыбки, то мучицы, то крупы. А ещё семьи многодетные вывозим через тот же посёлок рыбаков. Аборигены туда подгоняют каботажное корытце с сыром или с картофелем, а обратно людей забирают.

Они сумасшедшие, да? – Санька не пьян, он из своего бокала и не пригубил.

– Делл, мы сумасшедшие, да? – Стёпка уже пригубил изрядно и немного куражится.

– Хочешь сказать, что ты абориген? – Шурочка смотрит на гостя недоверчиво.

– Стараюсь. Кстати, вы с твоим благоверным тоже. Чай зарплаты за труды-то никакой не берёте?

– Какая зарплата, Стив, – хозяйка невольно использовала школьную кличку, – тут ведь речь идёт о выживании людей!

– Тут у нас на Прерии так оно и есть. И пока вы нуждающимся жратву таскаете, а самим им помогаете выйти из-под удара, ничем вы ребята от того же Климентия не отличаетесь.

– Из-под какого удара? – Санька в недоумении.

– Ты мне только что рассказал об успешной попытке создания в городе дефицита продовольствия. Такие случая были зафиксированы на Земле не менее двух раз в 1917 и в 1991 годах, как раз в той самой стране, откуда направлен сюда Представитель Президента, – Стёпа ведь читает время от времени файлы, присланные ему из Академии Управления, и немало разных аналогий возникает у него, когда он всматривается в события с тех точек зрения, которые рекомендованы методическими материалами учебного курса.

– Против кого-то кто-то применил один из достаточно расхожих приёмов, не редких в борьбе за власть. Мы с тобой просто не знаем деталей, но обеспечить голод там, где еды сколько угодно – это верный признак начала серьёзной комбинации с далеко идущими последствиями.

– А что, аборигены не могут этому ничего противопоставить?

– Сань, они боролись с объективными проблемами. У них нет ни металлургии, ни большой химии, даже целлюлозно-бумажного производства нет, – вступила Делла. – Пять сортов мыла – вот, пожалуй, единственное серьёзное их технологическое достижение, хотя вру. Ещё два сорта зубной пасты и полдюжины типоразмеров зубных щёток. Это то, чем Прерия может себя надёжно обеспечить в отрыве от метрополии.

Потом, с восстановлением связей с материнской планетой местные жители, конечно, смогли подтянуть многие направления первой степени срочности, но поверь мне, никаких возможностей ни предугадать, ни предотвратить такое развитие событий мы просто не могли. Не скрою, предчувствие неладного возникало у многих, но ничего кроме того, чтобы вывести как можно больше людей из-под удара мы просто не придумали. Стёпка вообще первый из нас, кого мы пытаемся выучить на политика. Вот видишь, доставили его к месту событий, а даже задачу ему поставить никто не может.

Ночь. Делла лежит тихо, но не спит. И как-то она необычно напряжена.

– Что с тобой, маленькая.

– Боюсь.

– Не трусь, я с тобой.

– Я не трушу, я боюсь, что ты подумаешь, будто я тебя специально завербовала.

Стёпка чуток полежал, размышляя над чудесными завихрениями, иногда проносящимися через женский мозг. Погладил тёплую макушку любимой, вздохнул и взял с тумбочки визоры. Фиг с ним, со сном, всё равно он куда-то девался. А вот выяснить всё, что только можно о том, что представляет собой город, который он давно считает своим, надо. Ему требуются не впечатления путешественников или восторженные вопли журналистов. Управленец оперирует данными, которые могут быть выражены сухими цифрами. Пусть и считается, что статистика способна ввести в заблуждение, но ознакомиться с ней необходимо. А то уж как-то слишком шокирующее выглядит нарисованная Санькой картина событий.

Был у них тихий чистый городок, населённый доброжелательными людьми, и за несколько месяцев он вдруг превратился в сущий... нет, ещё не кошмар, но дело явно идёт к чему-то безрадостному.

Жена расслабилась, видимо поняв, что испуг её оказался безосновательным. Она умничка, и всегда чувствует его настроение. Впрочем, он тоже хорошо к ней относится.

Итак – состав населения и динамика его прироста – вот с чего он должен начать.

Игорю уже исполнилось пятнадцать. Голос у него изменился и на верхней губе закурчавился мягкий пушок. Но не эти внешние признаки взросления отметил он для себя, заключив, что окружающие полагают его человеком состоявшимся и ответственным. Дело в том что, когда стала очевидна необходимость разъехаться по разным местам – необжитым, необустроенным – дед направил его не то что не вместе с родителями, а вообще одного, без кого бы то ни было, способного за ним присмотреть. Недалеко, правда – в верховья Чёрной уходила комплексная группа "освоенцев", в которую его и включили.

Остальные семьи с детьми из их большого и дружного рода, рода арбузоводов, собирались в бассейн реки Жёлтой, а в старом обжитом доме оставалось всего пятеро – четверо старших, да сестрица Аннушка, чтобы уж не одни старики тут ковырялись. Как они будут вести прополку? – эта мысль тревожила отъезжающих. Но, с другой стороны, если сконцентрироваться только на опытных делянках, да на семенных плантациях, то не так уж много тут работы.

Игорь покидал "фазенду" одним из последних отъезжающих, и видел, начало трудовой деятельности приехавшего из Ново-Плесецка Митьки, гордившегося тем, что он – не меченый. И ещё прибыла троица прыщеватых хлюпиков-землян, нескладных и инфантильных, обожравшихся арбузов и дынь так, что сутки маялись животами.

Дед щедро раздавал подзатыльники, выдергивая юнцов из "отключки", в которую те впадали, занырнув в свои визоры. Один из них умудрился даже тяпнуть себя по ноге сапой, когда "завис" в сетке во время работы. Тревожно было уезжать из недавно населённого такими родными людьми удобного дома, в котором поселилась бестолковщина и... эти засранцы отлынивали от работы, отчего Митька, а он нормальный оказался парень, хотя и мелкий, но кулакастый, так он этих ребят потихоньку в чём-то "убедил". Но всё равно, непонятно было, как тут станет без него, Игоря. Опять же опытные образцы арбузов не успели созреть.