Обернувшись волком, Яно понесся туда, где начинался Волшебный лес. Раньше он не бывал в этом загадочном месте, и даже Якофий мало что мог рассказать о его чудесах. Но сейчас Яно чувствовал, что должен похоронить своего учителя только здесь. Он выбрал самую красивую поляну, поросшую дикой гвоздикой и незабудками, и вырыл там глубокую могилу. Потом, снова став человеком, он перенес сюда тело Якофия.

Не успел Яно положить последний слой дерна на могилу, как в лесу послышалось движение. Сначала на поляну вышел красавец олень с могучей короной ветвистых рогов. Скорбно опустив голову, он замер, и большая прозрачная слеза скатилась по его бархатной морде. Вслед за оленем к могиле Якофия стали выходить другие звери: ежи и косули, зайцы и горностаи. Многие из них приветливо глядели на Яно, а когда на поляне появились волки, то темно-серая волчица — вожак, подбежав к Яно, благодарно и сочувственно лизнула его в щеку. А лесные обитатели все шли и шли проститься с Якофием, и хищники забыли о голоде, а травоядные — о страхе. Над лесом воцарилась торжественная и скорбная тишина. Но вдруг кто-то из косуль тревожно прижал уши. Волки подняли морды по ветру. В одно мгновение поляна опустела, и к могиле Якофия вышел человек.

Яно не успел обернуться волком и убежать вслед за другими зверями. Он затаился в кустах, с любопытством и страхом приглядываясь к незнакомцу — явно благородному рыцарю, в черных доспехах, с великолепным мечом и охотничьим ружьем, украшенным перламутром. Сняв шлем с черными перьями с совершенно седой головы, рыцарь припал на одно колено перед зеленым холмом.

— Значит, вещий сон не обманул меня. Здесь, в Волшебном лесу, твое последнее пристанище, — произнес он безжизненным, глухим голосом. — Прости меня, учитель, Я знаю, что оказался недостоин твоих забот. А теперь и подавно… Но там, куда ты ушел, не держи на меня зла: я и так достаточно наказан за свою беспечность. Я потерял жену, а теперь и дочь оставила меня. Разум мой подчиняется чужой могущественной воле. Последняя моя просьба — прими от меня этот меч. Здесь он будет в сохранности. И даже если я окончательно лишусь рассудка, я буду уверен, что меч Асбира, сына Хранителя Грани, не послужит злому делу.

С этими словами рыцарь отстегнул ножны с мечом и положил их на могилу. Он поднялся, солнце отразилось в его глазах, и Яно показалось, что зрачки у него не обычные, а узкие, вертикальные, как у змеи.

Ночью взошла полная луна. Ее свет паутиной тянулся между стволами, навевая весеннему лесу чудесные сны. И в тихом воздухе далеко разносился одинокий волчий вой. Волк бежал через лес — куда глаза глядят, сбивая лапы, не замечая веток, хлещущих по глазам. Он вернулся к осиротевшей избушке. Ветер с жалобным плачем терзал открытую дверь. Заставить себя войти Яно не смог. Принюхавшись к знакомым запахам, он заскулил, как потерявшийся щенок, и, поджав хвост, побрел обратно. Он снова был одинок…

Грустные и добрые воспоминания постепенно покидали оборотня. Его беспокоил чей-то пристальный взгляд. Он не был враждебным, скорее, наоборот, — и все равно мешал спать. Яно вскочил на софе, метнувшись к стене. Катя с трудом удержала себя от такого же рывка в противоположную сторону: пусть не думает, что она его боится. Их глаза встретились: его серые — и ее, цвета чая, с зелеными крапинками вокруг зрачка. Каждый боялся первым нарушить тишину. Молча, взглядом они испытывали друг друга. Не причинит ли он мне вреда? Не отшатнется ли она от оборотня с ужасом и отвращением? Пауза затянулась. Кашлянув, Катя заговорила первой:

— Э… Привет. Как ты себя чувствуешь?

Молодой человек смотрел на нее чуть исподлобья.

Косая светлая челка падала на глаза.

— Ты понимаешь меня? Да скажи хоть что-нибудь, а то мне, честное слово, не по себе!

— Мне тоже, — ответил оборотень. Они снова посмотрели друг на друга и робко улыбнулись, как будто невольное признание своего страха сблизило их. Катя почему-то покраснела и, чтобы скрыть неловкость, засуетилась:

— Так, ты, наверное, голодный. Я сделаю яичницу. Ты знаешь, что такое яичница? Ой, я ведь даже не спросила, как тебя зовут.

Где-то на периферии сознания снова мелькнула мысль о нелепости, невозможности происходящего: она, как ни в чем не бывало, разговаривает с оборотнем и предлагает ему завтрак. Мысль отозвалась шальным смехом и тут же сгинула: ну и что, разве оборотни не едят? Что они, не люди, что ли? Ну, в общем-то, не люди…

— Меня зовут Яно, — сказал молодой человек. — Прости, что я воспользовался твоим гостеприимством. Прости, что доставил тебе столько хлопот. Ты, наверное, испугалась… Просто… Мне некуда было идти.

Катя быстро проглотила подступивший к горлу комок. И заговорила, деловито, бодро, как можно бодрее:

— Вот отцовские джинсы и рубашка. Они старые и, не уверена, что чистые, но выбирать не приходится. Одевайся, а я пойду, приготовлю поесть.

— Я уже брал у тебя одежду, — сообщил Яно.

— Когда это? — Катя удивленно вскинула брови, а потом поняла. Он уже ночевал в ее доме, в грозовую ночь… И значит, он уже превращался в человека — при ней, спящей… Ужас какой! Наверное, его-то, «светлянького», и видела баба Аня. Пробормотав что-то невнятное, девушка вышла на веранду. Руки нехорошо дрожали. Надо было сосредоточиться на чем-то — на плите, на шипящем масле.

Черная просторная рубашка Яно очень шла. И очередные джинсы пришлись в пору. Действительно, как хорош! Катя поймала себя на том, что не может отвести глаз от чистой незагорелой кожи в распахнутом пороге. Сама она по-прежнему оставалась в коротком сарафане с яркими подсолнухами по белому фону. Даже волосы как следует расчесать после вчерашнего купания забыла, а это значит, что сейчас они скрутились упругими кудряшками.

— Откуда ты? — спросила она.

— С той стороны, — ответил оборотень. — С той стороны Грани. Мой мир именуется Фенлан, а ваш мы называем Бекелфел.

Катя спокойно расковыряла вилкой желток глазуньи. Значит, параллельный мир. Что ж, у нас сейчас на дворе двадцать первый век, и фантастику все читали. Отчим частенько шутил по поводу Кати: «Чукча не читатель, чукча писатель». Но это теперь, а было время, когда в этом жанре она была всеядной: и Хайнлайн, и Лем, и Стругацкие… Не очень удивляло и то, что оборотень говорит по-русски — на то он и параллельный мир. Правда, в речи Яно то и дело проскальзывали устаревшие словечки и обороты. От парня в джинсах их было очень забавно слышать.

Из немногословных объяснений Яно Катя поняла, что Фенлан похож на средневековую Европу. Точнее, как могла бы выглядеть Древняя Русь, если бы вместо татар ее завоевали немцы. И если бы немцы обладали черной магией. Катя внутренне поморщилась: бр-р-р! Мрачное местечко… Тут тебе и гестапо, и инквизиция, и черная месса — в одном флаконе.

Катя смотрела, как Яно неумело управляется с вилкой, напряженно наблюдая за таким же прибором в ее руке. Что ж, для того, кто впервые видит вилку и радиоприемник, не говоря про мобильный телефон, он держится неплохо. Ему повезло, что по эту сторону Грани оказалась именно деревня: большой город свел бы его с ума. Хотя… Люди со средневековым сознанием (откуда-то из университетских времен всплыла эта формула) преспокойно все объясняли магией. «А мы, — улыбнулась Катя, — так же все объясняем словом „техника“. Можно подумать, кто-то, кроме специалистов, понимает, как оно все работает. Мы признаем это как факт. Та же магия…»

— Так вот, значит, каким ухажером меня дразнят соседки! — лукаво сказала она. Яно виновато поднял глаза от тарелки.

— Я очень старался быть незаметным. Действительно, соседи могут подумать про тебя дурное, узнав, что у тебя гостит мужчина. Но я скоро уйду. У меня есть одно дело в вашем мире, а потом мне нужно вернуться домой. То есть обратно.

— Надеюсь, твое дело может подождать сутки? — решительно заявила Катя. — На сегодня ты мой гость. Что бы ты не говорил, ты еще не совсем оправился. Видел бы ты себя со стороны вчера вечером! Кстати, как твоя рана? Давай-ка посмотрю.