Катя на ходу вспоминала мелодию, старясь представить, что снова слушает заезженную кассету на стареньком магнитофончике. Это было так давно — в те времена, когда она сама еще верила в прекрасную любовь… Верила, что ради такой любви и умирать не страшно…

Яно не прислушивался к словам незнакомой песни. Он просто слушал, потому что это пела егоженщина — так он почему-то решил.

Нет, трудная судьба не сделала Яно фантазером; он не строил иллюзий, не загадывал на будущее, он понимал, что Кате не место в бесприютном Фенлане: она родилась в чудесном мире, где люди не знают страха. Да Яно и не любил заглядывать в завтрашний день: волку это не нужно, а для человека — слишком болезненно. Но он знал всем своим существом, что сейчас, сегодня, пока он жив, пока она рядом — он будет защищать эту женщину. Потому что она красива. Потому что она — первая за многие годы — была к нему добра. Потому что… Наверное, это называлось любовью, Яно просто не догадывался об этом.

Катя замолчала и поклонилась. Селяне молчали.

«Не понравилось, наверное», — подумала девушка. Но она ошиблась: простые и яркие чувства, звучавшие в песне, произвели на селян сильное впечатление. Придя в себя, они бурно захлопали в ладоши. Вздохнув с облегчением, Катя раскланялась и, подобрав юбки, запрыгнула в кибитку.

— Пора ее забирать и делать ноги, — обернулся к оборотню Василий.

— Подождите, не стоит привлекать к себе внимание, — ответил вместо Яно все еще бледный и какой-то взъерошенный Иван. Яно подумал, что Василий бы на его месте обязательно поинтересовался, чем так привлекла внимание убежденного женоненавистника рыжеволосая акробатка. Сам оборотень, конечно, вопросов задавать не стал. Он с трудом дождался, пока дородная женщина в пестром платье вместе с пуделем закончит обходить зрителей, собирая плату. Иван бросил за троих несколько монет — сдачу, полученную после приобретения одежды. Когда толпа, бурно обсуждая представление, разошлась, друзья наперегонки помчались к кибитке.

— Залезайте, — скомандовала очень кстати высунувшаяся наружу Катя. Представив циркачам «паломников» и оборотня, она сказала:

— Мэхо, Грэм, Додина, я вам очень благодарна. Но мы не можем злоупотреблять вашей добротой. Вывезите нас из села, а дальше мы пойдем сами. Теперь я не пропаду!

И Катя с гордостью посмотрела на друзей. Теперь она с полным правом могла их так называть: ведь они не бросили ее в чужом мире.

— А я? — возмущенно спросил Эйфи.

— А ты… — Катя смущенно посмотрела на Грэм. — Вообще-то я надеялась оставить мальчика у вас.

Эйфи снова хотел возмутиться: что это им распоряжаются, как маленьким? Но у циркачей ему нравилось, все представление он просидел, прильнув носом к окошечку в шатре. Может, со временем он сможет выступать вместе с Фозом…

— Грэм, мы идем в опасное место, — взволнованно добавила Катя, — я не хочу тащить туда Эйфи.

— Не надо нас уговаривать, — улыбнулась Грэм. — Конечно, Эйфи, если хочет, останется с нами. Но это не значит, что вас мы просто так выкинем на дороге. Правда, Мэхо?

Шпагоглотатель закуривая трубку, кивнул.

— Мы обещали довезти тебя до границы Венсида, и так и сделаем. Шутка ли: у нас никогда не было таких сборов, как сегодня. А все благодаря твоему таланту. И друзей твоих не бросим, хотя один из них все время пялится на мою дочь, как баран на новые ворота.

Все обернулись к Ивану; тот побледнел и вытер рукавом зипуна вспотевший лоб. Катя уже хотела пошутить насчет обета безбрачия, к мысли о котором следовало привыкать будущему монаху, но, вспомнив грустную историю Ивана, воздержалась. К тому же ее тревожили более насущные проблемы.

— У тебя все в порядке? — многозначительно спросил Василий.

Катя кивнула, погладив на груди Ключ.

Говорить о другом мире, о Грани в присутствии посторонних не стоило, и друзья молча наслаждались присутствием друг друга и небывалой удачей, которая помешала им разминуться. Яно старательно отводил глаза от Кати. Он даже подумал, что если над ним станут подшучивать, как над Иваном, он умрет от стыда.

Тем временем под руководством Мэхо мужчины начали сборы. Убрали балаган, оставили часть выручки у сельского старосты, а еще часть — у торговцев, наконец вспомнивших о своих обязанностях и раскинувших лотки с бубликами, пирожками, овощами, сушеными и солеными грибами. Додина, придирчиво перебирая утиные тушки, выбрала одну пожирнее — она собиралась устроить праздничный обед. Иван настойчиво предлагал циркачам взять у него оставшиеся ложки в уплату за стол и кров, но Мэхо категорически отказался.

Наконец бродячий цирк покинул Перещепино. Мул тянул потяжелевшую кибитку, смешно прядая ушами. Небо затянулось дымкой облаков, из которых сыпался мелкий мокрый снег. Уже потянулись вокруг поля, возделанные под озимые или оставленные под паром. А за полями начались по-осеннему прозрачные перелески. На березовых ветках одиноко трепетали последние желтые листья, сухие осинки торопливо шептали невнятные слова. Несмотря на холодную погоду, кибитку человеческое дыхание нагрело до духоты. Путников одолевала дрема, поэтому сначала никто не понял, что произошло. Кибитка резко остановилась, накренившись вперед так, что все пассажиры едва не вылетели через козлы.

— Мэхо! — страшно закричала Додина.

Ни мула, ни возницы не было. Под пустой обугленной оглоблей лежала кучка серого, дымящегося пепла.

Эйфи громко заплакал. Катя прижала ребенка к себе.

— Демоны, — мрачно сообщил Яно, выглянув наружу. Теперь Катя тоже видела кружащих над кибиткой крылатых тварей. Они были похожи на огромных мух г жирными волосатыми лапами; а из толстого хоботка каждая извергала испепеляющий огонь.

— Значит, Морэф уже нашла нас, — с досадой сказал Яно. — А я надеялся, она не знает, что мы вернулись в Фенлан.

— Они нас сожгут, сожгут, — бормотал Эйфи, пряча лицо в складках Катиной юбки.

Додина рыдала, Грэм с трудом удерживала ее порыв броситься наружу — к тому, что осталось от Мэхо. Василий с Иваном спросонья растерянно вращали головами.

— Так, успокоились, немедленно, — звенящим голосом крикнула Катя. — Иначе сгорим все к чертовой матери. Никто попусту не высовывается, этому огню достаточно коснуться, и все обращается в прах.

— А кибитка? — охрипшим голосом спросил Василий.

Катя пожала плечами. Естественно, и кибитка тоже. Но это не повод впадать в истерику.

— Эйфи, — потрясла она мальчика за плечи, — ну, будь мужчиной, перестань реветь. Скажи еще раз, как ты спасся.

— Залез в коло… в колодец…

— Что это значит? Вода? Или просто глубина? — Василий тоже начал соображать.

— Колодцев здесь нет, — покачала головой бледная Грэм.

— Придорожная канава? Овраг в лесу? Давайте, надо решаться, — Катя схватила Эйфи за руку и первой выпрыгнула из кибитки.

— Осторожно, воздух! «Мэссеры» справа! — кричал Василий.

Оглушительное жужжание приближалось. Гигантские мухи кружили над головами; пикируя, они сплевывали огненные сгустки. Катя, не выпуская потной руки Эйфи, оглянулась на бегу и увидела, как один из таких плевков угодил прямиком в кибитку. Но все пассажиры успели ее покинуть: Иван помогал Грэм вести обезумевшую от горя Додину, Фоз, яростно тявкая, догонял их с Эйфи. А враги посылали им вслед испепеляющий огонь.